Казалось, до утра еще долго, когда вновь лязгнул замок. Свет коридорных ламп рассеял темноту камеры. Но тот, кто стоял в дверях, не был стражником, пришедшим забрать осужденного на казнь. Кар поднялся, вышел навстречу — глаза в глаза.
— Надень, — сказал Эриан, протягивая тяжелый парчовый плащ.
— Эриан, я…
— Потом, — перебил император. — Надевай и пошли.
Кар подчинился. Капюшон упал на лицо.
— Идем, — сказал Эриан.
Стражники у дверей смотрели в сторону. Их чувства были просты — перед мысленным взором Кара засияли стопки золотых монет. «Император подкупает собственную стражу?» Увы, понять чувства Эриана Кар не мог. Лишь одно видел ясно: ненависть, что испытывал император на площади, предназначалась другому.
В пустых коридорах дворца неярко светили лампы. Тени метались по стенам, движением оживляя полустертые фрески. Император избегал широких коридоров, отчего путь к заветной двери на крышу стал вдвое длинней. За все время Эриан не произнес ни слова, лишь у двери прошептал:
— Поднимайся, я закрою.
Император не захватил лампы. Когда он закрыл дверь, лестница погрузилась во тьму. Кар не решился призвать магический свет. Эти ступени он мог пройти и в темноте.
Створки поддались с трудом, неприятный скрип петлей резанул слух. Кар выбрался на крышу. Мгновение — и следом поднялся император.
Лунный свет заиграл на его золотых волосах. У Кара перехватило сердце. Эриан огляделся. В глазах мелькнула грусть — он тоже видел призраков. Кар открыл рот, но император заговорил первым:
— Помнишь?..
— Помню, — Кар не хотел шептать, но голос не слушался его. — Эриан, я не убивал твоего отца.
— Знаю.
— Знаешь?!
— Конечно, — кивнул император. — Твоя мать рассказала мне правду.
— И ты поверил? Ей, не жрецу?!
— Конечно.
Клубок тьмы возле сердца взвыл, будто его огрели хлыстом.
— Десять лет, Эри, — прошептал Кар. Стыд и облегчение почти ослепили его. Лицо императора расплывчато белело за дымкой подступивших слез. — Десять лет… И все это время ты знал, что я невиновен?
— Да. Кар, я каждый день ждал тебя, ждал, что ты придешь. Но ты пришел, чтобы меня убить. И это не клевета.
Что значит казнь в сравнении с этой болью — смотреть на него и знать, что предатель здесь всего один? Кар молчал.
— Держи, — Эриан распахнул плащ, и стало ясно, отчего поступь императора казалась тяжелой. Под его плащом скрывались два меча. Обнажив один, Эриан протянул его Кару. — Если все еще хочешь меня убить, сделай это. Я не стану противиться. Или, если не можешь ударить безоружного, сразимся на мечах. Что скажешь?
Лунный свет проложил серебряную дорожку на лезвии, искорками вспыхнул на мокрых ресницах. Смахнув капли с глаз, Кар принял оружие.
«Все кончено, — сказал он тьме. — Это больше, чем просто Сила. Высшая магия — магия Воли. Эриан только что возвратил мне мою».
Брошенный меч еще звенел на черепице, когда Кар опустился на колени перед своим братом и повелителем. Замер со склоненной головой.
— Кар, — Эриан протянул ему руки.
Приняв их, Кар поднялся, и Эриан первым обнял его.
«Убирайся», — приказал Кар, сжимая императора в объятиях.
Далеко от столицы, в струящемся сиянии Зала Совета, Амон Сильнейший в ярости опрокинул серебряную чашу. Черный клубок встрепенулся, разматываясь. В последний раз потянулся к сердцу, но Воля, что гнала его, была тверже стали.
Кар не слушал угроз и обещаний уходящей тьмы. Живое дыхание императора Эриана было важней всех заклятий, свершавшихся от сотворения мира.
— Простишь ли ты мне?..
Эриан хрипло рассмеялся в ответ.
— Ты снова со мной. Чего еще желать?
— А как же Верховный жрец? И казнь?
Ненависть, ожегшая императора, была сродни чувствам Кара.
— Он сам прыгнул в мою ловушку, со своей небесной властью. Я думал, как его заставить приписать твое пленение своим заслугам, а он сделал все за меня. Завтра, когда выяснится, что колдун ушел из запертой тюрьмы, жрецу придется выбирать из двух объяснений, и, клянусь жизнью, я не знаю, какое для него хуже. Или Бог потерял свою силу — или он вовсе не благоволит Верховному жрецу.
— Бог не потерял Силу, — сказал Кар, вспоминая борьбу в императорской спальне и чудо, когда Сильнейший отступил в бессилии.
— Да, — откликнулся император. — Теперь, когда он вернул мне тебя, я верю.
— Вернул? Я чуть не убил тебя, Эри, я… я был безумен. По совести, ты должен меня казнить.
— Не говори так, прошу. Даже безумный, ты — это ты. Ты обещал никогда не оставлять меня, помнишь?
— Я не хотел, чтобы так вышло.
— Знаю, — опять сказал император. — Не будем об этом больше.
— Стражники не раскроют твоей тайны?
— Они получили столько золота, что скорей отрежут себе языки. Жрец неглуп, он может догадаться, но прямо обвинить меня не посмеет. К тому же я обвиню его первым. Больше ни один жрец не раскроет рта в присутствии своего императора!
Отступив на шаг, Кар с восхищением оглядел брата.
— Я собирался отомстить проще.
— Зарезать? Я тоже мечтал об этом. Поначалу. Но потом понял — на смену ему придет другой, такой же. Мой враг не один Верховный жрец, а все они, мнящие себя устами Божьими, смеющие решать, что хорошо и плохо для Империи!
Кар опустил голову. Если бы врагами императора были одни только жрецы!
— Эри, я должен многое тебе рассказать. Империи грозит беда. Но сначала…
Он посмотрел вверх, и грифон обрушился с неба, чуть не проломив крышу.
Эриан отступил, хватаясь за меч.
— Не бойся, — только и успел сказать Кар, прежде чем вихрь грифоньих ласк смял его, скрыв от глаз императора. Словно гигантский кот, вздумавший обнимать мышь, Ветер кружился и падал на спину, вскакивал, отпуская и снова хватая Кара. Наконец, полузадушенный, тот вырвался из цепких объятий зверя.
— Хватит, Ветер! Так ты сам меня убьешь!
«Никогда, — возразил грифон. — Я не могу тебя убить, ты — мой».
Кар засмеялся, подбирая разорванный когтями плащ.
— Ветер, поприветствуй императора Эриана, моего брата и господина.
«Он тебе помог. Ты больше не боишься».
— Верно, мой мудрый грифон.
Кар почувствовал, как замерло сердце Эриана, когда оживший кошмар из легенд вежливо коснулся клювом его волос. Но император не дрогнул.
— Если ты друг моего брата, — сказал он, глядя в черный с искрами глаз, — я счастлив предложить тебе свою дружбу и покровительство.
Огромный грифон возвышался над человеком, способный убить одним ударом клюва. Но слова императора звучали серьезно.
«Он тебя любит, — сказал грифон Кару. — Он мне нравится».
