Оказалось, что за ней ничего не было. Просто еще одна темная комната – комната, в которой царила такая кромешная тьма, что сначала Джонатан задумался, не вернуться ли ему за одной из свечей. Но мысль о том, чтобы вновь войти в комнату с козьими головами, была сама по себе настолько ему отвратительна, что он понял – он не сможет этого сделать. Джонатан взялся за ошейник Ахава и последовал за псом, ощупывая все вокруг, пока они не уткнулись в дальнюю стену и в нечто очень похожее на деревянные панели еще одной двери.
Ему показалось, что они с Ахавом не одни во мраке этой комнаты – что кто-то еще ждет в ней, наблюдая за ним; кто может ясно его видеть, кто может дотянуться до него и вцепиться в его руку длинными негнущимися пальцами, уставиться ему в лицо маленькими красными глазками – какая-то мерзость, которая может жить только в полной темноте. Он почувствовал, что по его затылку пробежал холодок – липкая холодная струйка, похожая на дыхание вампира, – и услышал в углу какой-то шорох, мягкое «шур-шур-шур» чего-то, что шевелилось и, возможно, волочило свое тело по гладкому каменному полу.
Джонатан уронил дубинку и схватил левой рукой ошейник Ахава. Правой он пытался нащупать дверную ручку, водя пальцами вверх-вниз по двери, толкая ее, испытывая настойчивое желание забарабанить по ней кулаками, но в то же время зная – что бы ни находилось по другую ее сторону, это что-то вряд ли окажется настолько гостеприимным, что позволит ему войти. Он осознал, что Ахав рычит, вырывается, оглядывается назад; а потом услышал нечто похожее на скрежет стали по камню или, возможно, царапанье длинных изогнутых когтей. Он повернулся в ту сторону, откуда слышался шум, к «шур-скрип», доносящемуся из дальнего угла, и увидел два проблеска света – два наблюдавших за ним сверкающих глаза. Они закрылись и открылись вновь – маленькие и близко расположенные друг к другу, как глаза свиньи, – скрежет сменился мягким хлюпающим и чавкающим звуком.
Джонатан схватил свою дубинку и забарабанил по двери. Он лучше будет беседовать на всякие приятные темы с самим Шелзнаком, чем встретится лицом к лицу с той тварью, что шуршала и чавкала, притаившись в углу. Он колотил по двери дубинкой, бился о нее всем телом, и каждый удар эхом отдавался по комнате: «бум-бум-бум», словно барабаны гоблинов в лесной глуши.
Внезапно дверь распахнулась. За ней, сгорбленная и пыльная в сумрачном свете, отсутствующе улыбаясь ему незрячими глазами, стояла старая ведьма, облаченная в свои серые кружева и древние черные одежды. Она поманила его согнутым пальцем, приглашая в комнату, точно так же как приглашала его на крыльцо своей хижины на болотах несколькими неделями раньше. А у него за спиной, теперь уже ближе, по-прежнему слышались шорох и хлюпанье – что-то тащилось к нему, мучительно медленно, но со зловещей и ненасытной решимостью. Ему необходимо было время, чтобы подумать, но в мыслях царила сумятица, порожденная ужасом, и нерешительность.
К Ахаву, однако, это не относилось. Он оскалил зубы и с рычанием бросился на старуху – это был пес, доведенный до крайности, не желающий больше выносить всю эту чушь. И тут же, в мгновение ока, старуха исчезла. Ахав промчался прямо сквозь то место в пространстве, где она только что находилась, и, проехав по полу, остановился. Комнату за спиной Джонатана наполнил кудахтающий смех, и он, подняв дубинку, стремительно обернулся, готовый расколошматить невидимую нечисть в лепешку. На камнях в центре комнаты, едва видимые в тусклом свете, падающем сквозь дверь, лежали неприглядные, гниющие останки человеческого существа, частично прикрытые лохмотьями черной ткани и кружева. Из-под них высунулась костлявая рука и заскребла по полу; длинные сломанные ногти издавали тот самый скрипящий звук, который Джонатан слышал в темноте. На него уставилось снизу вверх лицо более похожее на череп, и его рот зашевелился, пуская слюни, словно пытался заговорить, попросить его о помощи, прошептать какой-то секрет.
Джонатан не мог оторвать глаз от этого омерзительного зрелища. Существо заколыхалось и замерцало, как это бывало с драгоценностями гоблинов в сундуках с сокровищами. Он продолжал смотреть, а оно тем временем превратилось в девушку из домика в лесу; она лежала на полу свернувшись клубочком, словно во сне. Потом, через каких-нибудь полминуты, она тоже замерцала, поблекла и окончательно растаяла. Не осталось ничего, кроме отдающего эхом, звенящего, сухого смеха, повисшего в воздухе, точно пыль.
Ахав взглянул на Джонатана так, будто ожидал объяснений. Но у Джонатана их не было. Еще раз он вышел на охоту и обнаружил, что сам выступает в роли дичи. Мысль о том, чтобы гоняться за Шелзнаком, внезапно показалась ему смехотворной, и он принял решение вернуться обратно к Профессору и всем остальным. Потом они найдут Эскаргота, если его еще не освободили, вместе отыщут гнома и разберутся с ним. Эта мысль показалась ему привлекательной. Он ворвется обратно в комнату с пентаграммой и превратит козьи головы в порошок. Его переполняла решимость. Он вскинул дубинку на плечо, шагнул к двери и обнаружил, что она заперта. Джонатан дергал и пинал ее, но все было напрасно. В конце концов у него не осталось другого выхода, кроме как идти дальше.
В той комнате, где стояла ведьма, был ряд длинных окон, за которыми открывался вид на темный лес. Расставленная здесь пыльная, затянутая паутиной мебель словно ждала сотню или около того лет, пока кто-нибудь придет и заставит ее служить себе. Одна стена была затейливо украшена панелями из старого, изъеденного червями, потемневшего дерева. В дальнем конце стояло огромное кресло с набитыми спинкой и сиденьем, а рядом с ним – книжный шкаф с темными, древними книгами. Одна из этих книг лежала открытой на низеньком столике рядом с газовой лампой. Джонатан пощупал основание лампы и с удивлением отдернул руку назад – таким оно было горячим. Должно быть, лампа горела в то самое время, когда они с Ахавом искали дверь в темной комнате.
Похоже, у них не было времени для колебаний. Гном вполне мог в этот момент убегать прочь, возможно отыскав какой-то мрачный секрет черной магии. Джонатан отворил дверь и обнаружил еще один проход – короткий коридор, примерно через двадцать футов заканчивающийся у окна. Слева в него выходили две обитые железными гвоздями двери. Гном, должно быть, убежал через одну из них. Защелка на первой двери легко повернулась, и Джонатан, толкнув дверь, оказался в комнате, которая с первого взгляда показалась ему абсолютно пустой. Но когда в нее просочился свет из коридора, слегка разогнавший мрак, Джонатан увидел, что хотя в комнате действительно нет мебели, в любом другом смысле она не пуста. Каменные стены, ни в одной из которых не было окон, покрывала замысловатая резьба. Их покрывали странные руны и символы: необычные искаженные лица, раскидистые дубы, из которых вылетали огромные стаи летучих мышей и которые частично скрывали тысячу ухмыляющихся гоблинов, бесчисленные неразличимые изображения, смазанные тенями.
