Я отшатнулась. Кинулась доставать нож, но пальцы зачерпнули пустоту. На мне красовалось мое старое коричневое платье с заляпанным белым передником.
Я от ужаса сглотнула. Не знаю, что эта за тварь, но она попала в точку.
Рядом вспыхну синий огонек. Он стремительно разрастался, приобретая человеческие черты. На моих глазах огонь отрастил руки и ноги, черты его лица становились все четче и четче, и он обрастал плотью.
Через половину минуты передо мной предстал живой Фальрик.
Он оскалился. Четко разделяя каждый шаг, он медленно подходил ко мне. Та же одежда, тот же взгляд, и я — та же.
Я отшатнулась.
Его холодные цепкие пальцы стиснули мое предплечье. Вскрикнув, я попыталась вырваться. На меня вдруг накатил удушающих страх. Я не могла ничего с собой сделать. Я снова вернулась в тот кошмарный день…
— Рыжая, — сквозь слезы я едва могла слышать его глухой утробный голос. — Люблю рыжих.
* * *
— Ах ты ж ядрена вошь!
Из мрака вынырнул темный сгорбленный силуэт. Я лежала на земле, размазывая по лицу соленые слезы, и едва различала его лицо, но ясно видела, как под капюшоном горят голодные желтые глаза.
Фальрик дернулся. Он перевел взгляд на фигуру, замешкался.
— Ладно тебе, красавица, — вдруг раздался знакомый голос. Это он Фальрику? Что за черт? — Зачем ты это делаешь? Прикидываешься другими, людей запугиваешь. Нельзя же так. Я тебя вижу, ты ничуть не изменилась.
Я поднялась на локтях, пытаясь понять, что за фигня здесь происходит.
— Твои волосы, — он осторожно провел тыльной стороной ладони по начавшему мерцать лицу Фальрика, — они все так же прекрасны, Миранда. Как лоскутки ночи… А кожа. Она такая мягкая, нежная. Мне кажется, я схожу с ума от твоей красоты!
Внезапно на месте Фальрика оказалась какая-то старуха, одетая в белый балахон, который развивался на ее тощем костлявом теле как настоящий парус.
Ее выпадающие седые волосы скрутились в настоящую веревку за спиной. Полуслепые белые глаза вглядывались в лицо незнакомца, словно пытаясь поглотить его взглядом, а длинные безобразные пальцы с кривыми длинными ногтями жадно тянулись к нему.
— Честно?
Мужчина хохотнул.
— Конечно нет, тупая ты дура!
Он стянул с правой руки перчатку. Вместо обычной человеческой кисти я увидела страшную полузвериную лапу, покрытую серой шерстью.
Когти разрезали воздух. Они играючи пронзили грудь старухи и глубоко погрузились внутрь, а когда мужчина вытянул руку обратно, то его пальцы сжимали еще живое бьющееся сердце.
Старуха покачнулась. Когти глубже впились в сердце. Брызнула кровь.
Демон завизжал. Он ринулся на него, разевая непропорционально огромную клыкастую пасть. На секунду мне показалось, что еще чуть-чуть, и мой «спаситель» погибнет, но старуха в последний миг развеялась по ветру, обратившись в прах.
Брезгливо стряхнув с ладони кровь, мужчина натянул перчатку обратно.
Он обернулся ко мне.
— Ну что, девчонка, сейчас тебя убивать будем или подождем, когда очухаешься?
Последнее, что возникло в моей памяти перед тем, как я отрубилась, — горящие желтые глаза Йена, стремительно приближающиеся ко мне.
* * *
Я разлепила глаза и тут же с ужасом отшатнулась назад. Живот пронзила ужасная острая боль. Вскрикнув, я не удержалась и снова свалилась в постель.
Йен прищурился, нависая надо мной так, что наши носы почти соприкасались.
— Не дергайся, девчонка, я не собираюсь снова тратить на тебя дорогие нитки.
— Ч-чего? — сглотнула я.
Он на секунду закрыл глаза. Принюхался, шумно втягивая воздух, а потом резко отстранился, задумчиво хмурясь.
— Пахнешь ты странно…
— Что есть. Твоя сестрица даже не дала принять мне ванну.
Я натянула тяжелое теплое одеяло до подбородка и стала наблюдать, как он садится на стул и начинает медленно массировать правую руку в перчатке.
— Ну, теперь свои претензии тебе представлять некому.
— Черт, и что это значит? — мой голос заметно охрип. Знаете, когда вот так вот лежишь рядом с тем, кто хочет тебя убить, подавленный страх проявляется с удвоенной силой. Сколько не говори, а он никогда никуда не девается.
Йен постучал пальцем по подоконнику, откинулся на спинку стула.
— У меня, можно сказать, набор, — пробормотал он и показал мне свой окровавленный костяной нож.
Оружие я заметила только спустя пять минут, все это время жадно всматриваясь в его лицо. Йен ничуть не изменился, только шрамы с его лица куда-то пропали, а глаза приобрели жуткий безумный блеск, изредка горя желтизной в тени, что выдавало в нем Волка.
Честно, я хотела его ненавидеть, но теперь у меня этого не получалось. Не знаю, почему…
— Ты ее убил?
— Да.
— Почему?
В его руках оказалась моя — вернее, его — железная флага. Откупорив ее, Йен пару раз глотнул пахучей жидкости и поморщился.
— М-да, девчонка, ну у тебя и вкус, — он вздохнул. — А Ева… Ее, к сожалению, уже спасти не удалось. Она полностью попала под влияние той твари, что обитала в знакомом нам склепе, и уже не была собой. Сама виновата, дура. Говори же, разнеси ты к чертям эту долбаную махину!
— Погоди, я не понимаю. Это был демон, так? Но какой?
Йен оскалился.
— Нихрена ты ничему не научилась, девчонка!
— Спасибо. Ты будешь рад узнать, что эта сволочь в черном меня крупно подставила. Твое завещание, черт возьми, вдруг оказалось недействительным, а учителя, которого он обещал мне подобрать, так и не наплыло!
— О, я наслышан о твоих веселеньких приключениях, девчонка. Насчет завещания можешь не беспокоиться, в конце концов, я вполне себе живехонек. А Ургротные Клети — просто услада для моих ушей.
— Откуда? — выдохнула я.
— А, Морис проболтался. Он, знаешь ли, любит болтать попусту, а перед смертью пел как соловей. Такую речь задвинул, ух!
— Перед смертью?
Нет, вы не подумайте. Одна новость о том, что этот дебил и урод мертв, заставляла меня верить в богов, так что я была несказанно рада. К сожалению, вот и моя песенка спета, раз Йен сидит рядом. Только на кой черт он меня штопал, если все равно собирается убить?
— Застрели сам себя, — отмахнулся Йен. — Он всегда был той еще сволочью, а сдох как полный трус, не зацикливайся на этом. А это, — проводник тряхнул флягой, — я возвращаю себе. Надеюсь, ты не против? Хотя кто тебя спрашивает!
Я прикусила язык.
— Мне жаль. Ну, твою сестру.
— Фигня вопрос. Мне же не жаль.
Я покачала головой. Даже после смерти кое-кто все равно не меняется. Но я же вижу: его глаза сейчас мне откровенно врут.
