— Так что насчет нежити из подземелья?
Йен пожал плечами.
— Лярва, девчонка, лярва.
Для справки: лярва — оживший трупак мертвой женщины, которая, как я уже говорила, при жизни была той еще стервой и умерла ничуть не лучше. Она вселяется в других девушек и сводит их с ума. Некоторых убивает сразу — с помощью страха, как чуть не случилось со мной, — а других берет под контроль и управляет ими долгие годы, пока не наиграется.
Эта лярва появилась, как я думаю, из той черноволосой женщины (кажется, Йен назвал ее Мирандой), что была изображена на картине.
— Эта Миранда — прошлая герцогиня этого замка, так ведь?
Йен ухмыльнулся.
— Да ты растешь в моих глаза, девчонка! Правда, до уровня «выше плинтуса» тебе еще как верблюду до луны, но ты права. Миранда Хансен — мать покойного графа, погибшего муженька Евы, который тоже скопытился не своей смертью.
— Упырь? — тот, который цапнул меня в шею выглядел вполне себе живехоньким.
— Верно, Холхост тебя побери, — он утвердительно кивнул. — Та еще зараза. Впрочем, это подтверждает то, кем он стал после своей счастливой кончины. Счастливой, конечно же, для мира в целом, а не для него самого. Думаю, перед смертью он даже всплакнул.
Теперь все ясно. Миранда хотела и после гибели управлять замком, поэтому наложила чары на Еву. А от меня хотела избавиться как от надоедливой мошкары. Чудо, были-и-ин!
Йен снова принюхался и как-то уж слишком обеспокоенно глянул в мою сторону.
— Как ты ее убил?
— О, это не сложно. Надо просто не быть бабой — что в твоем случае просто невозможно, — и уметь чесать языком. У них на старости лет мозги вообще заплывают, и парой комплиментов их «красоте» легко можно разоружить любую лярву, если ей больше хотя бы пяти лет. А дальше как хочешь: можешь сердце вырвать, а можешь серебром и солью добить, только это сложнее.
— Короче, мне от нее избавиться не светило…
— Правильно. Поэтому-то тебя и послали. Вроде как погибла на производстве, никаких вопросов!
Осмелев, я села на кровати и протянула к нему руку.
— Эй, ты чего? — Йен испуганно отсел дальше, скрывшись в тени.
— Руку покажи.
— На.
— Правую!
— Хм, — он замялся. — Тебе зачем? Рука как рука, ничего особенного. Пальцы только кривые — одна беда, да и ногти шелушатся. Мне-то плевать, но неприятно как-то…
— Йен!
Он вздрогнул. Не знаю, почему, но он поддался. Я и сама удивилась.
Увидев вместо обычной человеческой кисти ужасную волчью лапу оборотня, я сглотнула и вжалась плечами в спинку кровати. Перед глазами все еще стояла та старая битва в Суцито, когда улицы были полны крови и серых волчьих тел.
— Ты хочешь меня убить? — решила я сразу перейти к делу.
Йен натянул перчатку. Помолчал пару минут, заставляя меня нервничать, а потом отрицательно мотнул головой.
— Была мысль. Скажу честно, я сначала сюда топал лишь потому, чтобы разорвать твою прелестную шкурку на тысячи мелких частей и скормить их крысам, и только потом, когда учуял Еву, решил заодно разобраться и с лярвой. А сейчас… не знаю. Нет, наверное.
— Ого. С чего такое великодушие?
Он усмехнулся, подняв палец вверх.
— Я сказал «наверное»! Еще не вечер, девчонка, а настроение у меня скверное. Я хочу только знать, — он пристально посмотрел мне в глаза, — почему?
— Что почему?
— Почему убила? Почему спустила курок, предала, заставила страдать?! — правый подлокотник жалобно хрустнул. — Холхост бы тебя побрал, — Йен откинул деревяшку в сторону.
— Потому что ты Волк! — выплюнула я.
— И что? Такие, как я, убили твою мамашу? Не отворачивайся, Ольха, я все знаю! Но я же ее не убивал, разве нет? Почему тогда ты решила мстить им через меня? Я в чем виноват? Я же не убил тебя только потому, что кто-то из вас, людей, придушил моего песика лет двадцать назад!
— У тебя был пес?
— Конечно нет, дура! Это я так, к слову.
— А может, это был ты? — уверенности как-то поубавилось. — Может, ты ее убил, откуда я могу знать? Ты вполне мог это сделать…
— Нет! Это тому доказательство, — он показал мне правую руку.
— Я не понимаю.
— Когда это произошло? Десять, одиннадцать лет назад? Так вот обращаться я начал только месяц назад, тупая ты деваха! Когда Волки благополучно разрушали твой любимый городок, я торчал в лесу и пытался выжить, когда одна из этих… тварей, назвавшаяся моей матерью, едва не размозжила мне череп и вскрыла грудину!
— Но сейчас ты Волк, почему ты не мог обращаться раньше?
Он стиснул зубы. Фыркнул, отвернулся, и я вдруг почувствовала себя полной дурой.
— Неужели после всего тобой пройденного, ты относишься к монстрам как к монстрам? Неужели не думаешь, что все они различны, что могут иметь свою жизнь, лучшую, чем раньше? Некоторые из них спасают людей, другие помогают беднякам. Неужели я, даже если мои родители были Волками, в твоих глазах не… другой? Это предрассудки, девчонка, вы все ими страдаете.
Я вздохнула.
— Ты не ответил на вопрос. Почему?
Столько времени… Столько прошло с его смерти, и я ни разу не сомневалась в содеянном. А теперь вот он — сидит прямо передо мной, даже не пытаясь следить за моей рукой, которая уже дотянулась до пояса, в котором был спрятан еще один серебряный клинок, — и я не могу этого сделать. В его словах была правда, такое отрицать бесполезно. М-да, что я за человек…
Может быть, он поможет мне разобраться и с тем, чей гнев я по глупости на себя навлекла. Да, никогда нельзя упускать своей выгоды. За минувший год я поняла, что своя шкура важнее всего остального.
— Мстить надо только тем, кто виновен. Могу только тебя обрадовать: из всех тех, кто присутствовал в нападении Волков в Суцито жива была только одна, но сегодня она скончалась от клинка своего заботливого братца. Все твои враги мертвы. Я тебе не враг.
— Что-то не верится, что ты так легко простишь меня за свою смерть.
— Я и не простил. Просто глупо дуться и тратить на это столько времени. Тем более я тут на днях подумал, что ближайшие года четыре мне заняться совсем нечем.
Я чуть не поперхнулась от удивления.
— То есть ты предлагаешь мне… вернуться?
— А ты согласна? Учти: предложение одноразовое и обжалованию не подлежит!
Нихрена себе, как все обернулось! Ты серьезно Йен или тебя подменили, когда ты возвращался из царства мертвых? Признаться, я хотела еще немного подумать и поломаться, но если я и дальше хочу работать проводником, то нормально обучиться мне не помешает. Опять же, некий «он» наступает мне на пятки.
— Но сначала я хочу знать, что тебе можно верить.
Он скорчил гримасу, подняв левую бровь.
