— Ох, девочка моя, ты так и не поняла моих причин, — вновь хохотнул Слизень, словно демоница сказала что-то забавное, — но я никогда не отрицал (ш-ш-шпаа), что являюсь преданным слугой Императора.
— Вероятно, Магистр проделал большую работу, наконец-то заполучив твои умения в свою колоду? — прищурилась Овилла, но Ткач не ответил, по-прежнему беспорядочно вращая глазами.
— Я ведь не против, если члены Совета усилят мои способности, чтобы помочь Сконе? — наконец, вопросом на вопрос, отреагировал он, захлюпав к одному из столов. Его желеобразное тело с грацией куска тающего масла обтекало обломки стульев и пыльные бутыли. — Никому из них и в голову не может придти (ш-ш-шпаа), с какими тонкими субстанциями приходится работать мне, с какими непостижимыми аспектами мирозданья… Конечно, конечно, чванливым придворным проще всего считать меня сбрендившим куском сала, но никак не существом, поставившим под угрозу всю их небывалую мощь…
Киоши взглянул на Овиллу, и та кивнула, подтверждая его немой вопрос — побывав в трех мирах, юноша еще ни разу не встретил существа, сознание которого устояло бы перед длительной изоляцией.
— Овилла, девочка моя, — Слизень опустил на столы висящие в воздухе склянки и пузырьки, — как и приказал мастер Сконе (ш-ш-шпаа), у меня все готово. Когда мы сможем начать?..
— По моему приказу, — сухо ответила суккуб, внимательно глядя в узкое окно. — Надеюсь, ты никуда не уйдешь из дома, пока мы будем отсутствовать?
Слизень привычно хохотнул, а затем вдруг прикрыл мутные глаза, стремительно погружаясь в дрему.
— Идем, Киоши…
Тоэх залпом допил резкую, густо-кровяного цвета жидкость, умостил бокал на шатком столике среди многочисленных пробирок и вышел из дома.
Обойдя здание кругом, неторопливо, осматриваясь на каждом шаге, суккуб привела юношу на задний двор.
— Он ведь наблюдает, да? Ты чувствуешь?
— Возможно… Не дай ему понять.
— Я постараюсь.
Как оказалось, сразу за лабораторией Слизня холм обрывался, открывая крохотный водоем, лежащий в уютной овальной низине. Медленный, словно бы стеклянный, ручей пробивался между камней у подножия дома, бежал к обрыву, где карамельной струей падал в пруд с высоты в пару десятков локтей. Стараясь двигаться как можно более естественно и непринужденно, Овилла спустилась с обрыва, цепляясь за кустарники и влажные корни деревьев. Однако юноша видел, что в каждом жесте ее сквозит напряжение, готовое взорваться битвой, едва лишь суэджигари даст о себе знать.
В этот же момент Киоши подумал, что соваться в тайник, как того и ждал Тоэши-Набо, было не самым разумным вариантом. Запоздалая мысль о том, что по прочтении письма они были обязаны предупредить Сконе и устроить Стервятнику надежную ловушку, пронеслась в сознании юноши пущенной стрелой. А еще он успел подумать, что Овилла идет с ним вовсе не по собственному желанию, а выполняя очередной приказ Магистра — что, если девчонка лишь должна проконтролировать, как Киоши вместе с суэджигари покинут этот поток времени?
По пояс забравшись в тягучий водоем, демоница что-то раздраженно прошипела, а от ее гладкой кожи начал подниматься пар. Тяжелые тревожные мысли со звоном вздрогнули, рассыпаясь грудами осколков, и Киоши тряхнул головой — как бы то ни было, сейчас он не мог позволить себе тратить силы на бесплодные раздумья и отвлекать внимание от врага, крадущегося за спиной. Суккуб, тем временем, сунулась прямо в карамельный водопад, прикрытый маскирующим заклинанием. Мышцы на руках вздулись, когда она не без натуги вынула из каменной ниши длинный деревянный ящик, успевший потемнеть от влаги.
— Это просил передать тебе Марвин… — она тяжело бросила ящик на короткую траву под скалой, и Киоши легко спрыгнул к водоему, опускаясь на колени. — Передать перед тем, как Слизень отправит тебя…
Юноша не ответил, лишь кивнув.
Сетовать о принятых решениях было поздно — если Киоши хотел сохранить жизнь и не дать Тоэши-Набо проникнуть в свою память, наперво он нуждался в оружии. Оружии, которое, по словам Сконе, способно отнять жизнь суэджигари. И лишь потом думать, как поступать дальше.
Суэджигари непобедим.
Никакое оружие трех миров не способно причинить ему реальный вред…
Незаметно для себя, Киоши оскалил зубы. В вопросе схватки он был готов поспорить даже с самим собой… Но он сделает это, лишь когда будет знать, чем именно пользовался его двойник в ином пласте временного течения.
Боковым зрением юноша настороженно осматривал подступающие к пруду деревья, чьи ветви едва не касались воды, одновременно ощупывая металлические застежки ящика. Чуть поржавевшее железо причудливых крючков скрипнуло под пальцами, когда Киоши, поудобнее повернув к себе ящик, откинул узкую крышку.
Задержал дыхание…
Признаться, Киоши ожидал найти в ящике меч — одно из наиболее почитаемых тоэхами орудий ближнего боя. Возможно, секиру или боевой молот. Возможно, что-то парное, например, кинжалы или серпы. Но когда взгляд юноши пробежался по драгоценной вязи, украшающей пальцы, пластину на запястье и чешую на костяшках, обеспечивающую подвижность — когда он впервые увидел оружие, подобранное для него мастером Сконе, он напрочь забыл о собственных ожиданиях.
В длинном ящике из потемневшего дерева лежала изящная латная перчатка, оснащенная коротким широким клинком.
Как скульптор рассматривает древнюю статую, не скрывая своего благоговения; как художник вглядывается в каждый мазок картины известного автора; как кулинар наслаждается видом своего творения, украшая его последними штрихами — так и воин взирает на достойное оружие, не в силах сдержать эмоции и трепет. Посверкивая серебром и отливая сложнейшим узором вплетенных в металл Красных Нитей, латная перчатка в точности повторяла форму правой кисти Киоши. Ювелирно отчеканенные пластинки собирались в непробиваемую чешую, сочленения которой были искусно спрятаны от глаза. Было сразу видно, сколь удобным, сбалансированным и смертоносным является произведение военного искусства, лежащее в темном деревянном ящике.
Духом войны, от которого у бывалых воинов слезятся глаза и замирает сердце, веяло от оружия, и единожды увидев его, можно было не сомневаться в хранящейся в металле мощи. Выпустив воздух сквозь плотно сжатые зубы, Киоши медленно поднял боевую перчатку, любуясь ее изгибами и наслаждаясь холодным перезвоном переливающихся чешуй. Он не мог и предположить, к каким последствиям приведет неожиданное знакомство с этим непростым артефактом.
Овилла выбралась из омута, остервенело стряхивая с коленей шипящую жидкость, уже начинавшую разъедать кожу демоницы. Сорвала пук листьев, оттерла ноги, не без злости разглядывая свежие ожоги, и наконец наклонилась над открытым ящиком.
