— Не могу произнести это имя, — озадаченно сказал методист, смотревший в список.
— Может быть, вы сами как-то представитесь? — резко сказал Зануцки.
Старенький преподаватель достал из-за пазухи берестяную табакерку, уселся поудобнее, со смаком нюхнул табаку и начал:
— Не из очень я великих, не из очень чтобы малых: все те песни, что поются на равнинах Калевалы, я сложил во время оно, чтоб свою развеять скуку. Всех сказителей и бардов я великий прародитель, кто мое не знает имя, тот вообще имен не знает. Головой закрыл я солнце, заслоняю месяц ясный, а ступнями врос в заливы, в темные речные тони. Если палец подыму я, в тучах сделаю просветы, если опущу я палец, дуб к земле пригну столетний.
— Это какая-то феноменальная мания величия, — мрачно пробормотал Зануцки. — Ну что ж, с этим все ясно. Обсудим характер вашего предмета. Итак, вы преподаете, — Зануцки заглянул в бумажку и аккуратно прочитал: — фольклор и эпические сказания народов Севера.
— Ты назвать фольклором можешь и вот этот лес дремучий, и бурливых вод теченье, и на небе ясный месяц, и лосося ход весенний. Это все такой же эпос, как планет круговращенье, обновление природы. Ты сказать бы мог, пожалуй, что и лось могучий Хийси — это маленький ягненок, и что Укко, бог верховный, — это малая козявка. Мифы — то, что ты бормочешь, я же знаю правду жизни.
Когда и с этим стало ясно, Зануцки промокнул лоб платочком и перешел к особенностям методики:
— Скажите, пожалуйста: как у вас обстоят дела с расчасовкой, календарным планом и текстотекой? — спросил он. — По какому принципу вы отбираете материал? Какие компоненты входят в модуль первого уровня обучения? Какое количество смысловых единиц в содержании текста, на ваш взгляд, методически допустимо?
— Может, что еще припомнишь, — спокойно сказал старичок, ковыряя в ухе, — иль уж высказал всю глупость?
* * *
— Мы тоже так думали. А потом мы нашли письмо, — сказала Керидвен.
Керидвен, знавшая наизусть письмо Змейка до того места, где начинались формулы, положительную характеристику Риддерха, данную Змейком, от которой мороз по коже шел, и резолюцию педсовета, объявлявшего имя выпускника забытым, выдала без запинки рассуждение о двуличии. Морвидд сидела на коленях статуи Демокрита и мерно постукивала об него ногой.
— Ты по-прежнему считаешь Змейка воплощением любви и нравственности? — безжизненным голосом спросил Ллевелис после того, как детальный рассказ о том, что делает Змейк в школе, слетел в беспорядке с их уст.
— Я учусь у него, Ллеу, я вижу, как он любит все неживое! Я не представляю себе, чтобы он мог делать все это! — упрямо сказал Гвидион.
— Любит все неживое, — повторила Морвидд с выражением, менявшим смысл на противоположный.
— Хорошо, — скрипнул зубами Ллевелис. — Тогда скажи: что такого должно случиться, чтобы ты ушел от Змейка?
— Нужно, чтобы Змейк меня выгнал. И запретил возвращаться, — бесхитростно ответил Гвидион.
— Тогда пошли. Пошли найдем хоть Мерлина, хоть кого, и спросим! Что с того, что имя этого Риддерха не должно упоминаться в школе! Я его упомяну!.. Я не хочу, чтобы ты стал таким же изуверским и кровавым фанатиком, — решительно сказал Ллевелис.
— Ну что вот вы орете, что орете, — ворчливо сказал Мерлин, появляясь из-за колонны. — Что здесь за страсти? Вы все давно должны сидеть обедать. Сегодня вареники с картошкой. Исключительная редкость. Эту картошку, представьте себе, Мэлдун привез из Северной Америки. У нас она не растет. Вы, небось, и не знаете, что это такое!..
Тут Ллевелис выпрямился и с горящими глазами сказал:
— У меня есть к вам вопрос, профессор. Кто такой Риддерх-ап-Мивир? Где он? Чем он занимается?
— Риддерх-ап-Мивир — это Кервин Квирт, — сказал Мерлин. — Где он? Да вон он пошел. Чем он занимается? Спросите-ка у него самого. По-моему, ничем, у него сейчас окно.
* * *
— Ваше имя, — кисло сказал Зануцки. — Полное и желательно… э-э… подлинное.
— Луций Тарквиний Серпенс, — ответил Змейк, закидывая ногу на ногу и сплетая пальцы на колене с видом человека, приготовившегося к долгому разговору.
Психологи переглянулись.
— А что такое… в таком случае… э-э… Змейк?
— Калька, — кратко сказал Змейк.
— И вы откликаетесь на эту… м-м… кальку?
— Разумеется, — отвечал Змейк с легким нетерпением.
— Откуда вы происходите?
— Мой род происходит из Этрурии, из области теперешней Тосканы, но мои родители впоследствии переехали в Британию, на окраины империи, и я родился уже в Уэльсе.
— Ваш родной язык?
— В семье говорили по-латыни.
— Профессия вашего отца?
— Ауспиций.
— Это какая-то должность?
— Нет, это специальность. Предсказание будущего по птичьему полету.
— Довольно необычная специальность, а? Можно сказать, редкая, — заметил Зануцки, вновь переглядываясь с коллегами.
— В жреческих кругах не такая уж редкая, — сказал Змейк.
— Когда родился ваш отец?
— В самом конце третьего века.
— Я не ослышался? — переспросил Зануцки. — В конце третьего века? В трехсотом году от Рождества Христова?
— В конце третьего века до Рождества Христова, то есть около двухсотого года по причине обратного отсчета времени.
— Год вашего рождения? — с нескрываемым интересом спросил великий методист.
— Тысяча пятьсот семьдесят девятый.
— Очень странно, — сказал методист, вызвав сдавленные смешки со стороны своих коллег. — Ваши родители, если я правильно понял, родились до нашей эры, вы же — только в конце XVI века?
— Да, я поздний ребенок, — спокойно отвечал Змейк.
— Где вы получили образование?
— В течение семи лет я учился и прислуживал при храме Немезиды, затем продолжил свое образование в Элевсине.
— При храме Немезиды?
— Да, при храме Немезиды в Афинах, в аттическом пригороде Рамнунт.
— Прислуживали?
— Принимал дары от посетителей и поддерживал огонь перед статуей Немезиды с уздой, мечом и бичом.
— Вы хотите сказать, что в шестнадцатом веке в Афинах функционировал храм Немезиды с уздой, мечом и бичом? — внезапно сказал кто-то из наиболее трезво мыслящих членов комиссии.
— Не только в шестнадцатом веке, но и по сей день. Учебные и научные центры такого масштаба неуничтожимы.
— А вот такой вопрос, — вкрадчиво сказал психолог. — Что вы станете делать, если у вас ученик станет вдруг во время урока вставать, ходить по классу, делать что ему вздумается?
— Попрошу отставки, — сказал Змейк.
* * *
Кервина Квирта осаждали любопытствующие первокурсники. Он привел их в свою комнату, рассадил повсюду, куда только можно было усадить, и вынужден был рассказать им много не самых увлекательных, с его точки зрения, вещей.
