Не вынимая пальцев из воды, Лютава ощущала эту дорогу как глубокую заводь с прозрачной, чуть желтоватой теплой водой, с травами на дне и ивами на берегу, заводь, через которую она плыла и не ощущала недостатка воздуха. Чувство счастья пронизывало все тело, растворялось в крови, наполняло до кончиков пальцев и срывалось с них теплыми искристыми каплями…
– Здравствуй, сестра! – сказал рядом с ней знакомый голос, нежный и певучий, как теплая вода. – Ты звала меня, вот я здесь.
– Здравствуй, сестра! – повторил другой голос, глубокий и низкий.
Берегиню Угрянку Лютава видела как пятнышко света, жаркую белую искру, горящую, как капля росы под солнцем. Его можно было уловить боковым зрением, но нельзя увидеть прямо перед собой – только в русалий месяц берегиням позволено принимать человеческий облик.
Чуть далее темной глыбой шевелился второй ее покровитель – черный волк с багряным огнем в глазах.
– Будь могуч, Радомир! – внутренним слухом уловила она знакомый голос и одновременно ощутила рядом присутствие брата.
А Лютава отчетливо увидела рядом с собой белого волка – навный облик Лютомера, в котором он мог выходить и в Явь.
– Вон он, вон его куда понесло! – прорычал рядом низкий голос, и Лютава увидела рослую медведицу – бабу Темяну. – Не упустите пташку!
Вот она летит, Плакунова душа – мелкая пташечка. Она приведет к тому, кому предназначена. К тому, кто съел из рук Галицы уже шесть душ и ждет где-то в глубинной тьме своей последней жертвы.
Лютава под волчьей шкурой склонилась к полу. В последний миг она еще чувствовала, что сидит в бабкиной избе возле лежанки с мертвым телом, но вот все исчезло: она уже бежит через темный лес на четырех лапах молодой волчицы. Рядом с ней белый волк – Лютомер, где-то позади угадывается Радомир. Он почти сливался с темнотой, но Лютава знала, что он идет следом. Угрянка белой лебедью неслась над головами, позади всех поспешала медведица. Но хоть в Яви баба Темяна была лишь неповоротливой старухой, здесь, в Нави, она была сильнее и проворнее обоих своих молодых внуков – ведь она копила здешнюю силу уже без малого полвека.
Они бежали через лес, похожий на обычный земной и в то же время совсем другой. Каждое дерево здесь было духом одного из некогда живших: старые деревья – умерших давно, молодая поросль – те, кто лишь недавно покинул Явь. Этот лес был полон жизни и звуков, в разрывах ветвей было видно небо – всегда сумеречное небо Подземья. Здесь не бывает ни полудня, ни полуночи, а всегда только серый цвет перехода, цвет грани, рубежа. Его и призваны охранять Велесовы псы – волки.
Путь их пересекла темная тень – Лютава насторожилась, готовясь защищаться, но услышала сзади голос Лютомера:
– Будь жив, братец старший! И у тебя дела нашлись?
– И ты не болей, братец средний! – прокаркал сверху черный ворон, делая круг. – Слышал я, ты младшенькому нашему сестру в жены отдал?
– Отдал, было дело. Он, младшенький, так просить умеет, что и захочешь, а не сумеешь отказать.
– А мне когда же?
– Смотря какую захочешь.
– Самую лучшую!
– Самая лучшая – вот она, да ее не у меня, а вон у кого просить надо! А он зол – не отдает!
– Уж вижу! – насмешливо каркнул ворон. – Уношу крылья, пока цел! Прощай, братец средний! Нужна будет помощь – зови!
– Уж позову, не забуду!
Три волка и медведь бежали и бежали вслед за пташкой-душой, а тревога вокруг все сгущалась. Воздух становился густым и вязким, как вода. Все громче гудели деревья, все сильнее гнулась трава под быстрыми лапами, словно хотела уйти с дороги, спрятаться под землю. Ощутимо пахло силой бездны – таинственная щель была все ближе.
– Здесь! – крикнула лебедь-Угрянка и вдруг ловко схватила клювом пташку-душу.
Та пискнула, пытаясь вырваться, но лебедь снизилась и передала добычу прямо в пасть медведице, вставшей на задние лапы. Меж зубов у той слабо замерцал синий огонек. И баба Темяна в медвежьем обличье тронулась в путь куда-то по дальним тропам, ведомым ей одной – хранительница связи поколений, она должна была доставить душу туда, где живет ее род и откуда она сможет когда-нибудь вернуться.
А Лютава увидела перед собой широкую яму в земле, изнутри которой пробивался слабый огненный отблеск. Лютомер первым нырнул в лаз, она протиснулась вслед за ним и увидела целое подземелье. Посередине его горел костер, а возле огня устроилась прямо на земле женщина.
С первого взгляда Лютава узнала Галицу. Та сидела с распущенными волосами, лицо ее в полутьме выглядело бледным, осунувшимся, исхудалым, но глаза горели решимостью. Левую руку она держала перед собой приподнятой, как делают, когда кормят кого-то с ладони. Правую руку она придерживала на весу, и на запястье правой был виден широкий кровавый порез. Темная лужица блестела на ладони левой руки, а какие-то юркие, шустрые существа теснились вокруг, отталкивая друг друга, и наперебой лакали черную кровь.
Почувствовав чье-то приближение, Галица вскинулась, вскочила. Маленькие существа отшатнулись от нее и с перепугу бросились в лукошко возле огня.
Сразу поняв, что все это значит, Лютава прыгнула вперед. Галица метнулась ей наперерез, заслоняя собой лукошко, в руке ее блеснул нож с длинным лезвием. Тот самый, который пробовал кровь всех ее жертв и ее собственную.
Белый волк бросился на нее из темноты – опрокинул, повалил. Галица дико вскрикнула, извернулась с нечеловеческим проворством – и вскочила с земли уже собакой!
Лютава метнулась к лукошку. Внутри слышалась возня, шевеление, точно там сидел десяток мышей, но только эта возня казалось такой противной, что вызывала неприятную дрожь. Запах шел отвратительный – пронзительный, едкий, влажный, схожий с запахами затхлого подземелья, и разлагающихся тел, и чего-то еще не мертвого, но глубоко чуждого. Преодолевая отвращение, Лютава прихватила край лукошка зубами и бросила в огонь.
Дико завизжала в углу собака-Галица, будто пламя жгло само ее тело, и это было почти так – все муки этих маленьких существ она сейчас воспринимала как свои. Куды-выкормыши лезли из опрокинутого лукошка, вертелись в огне и отчаянно визжали. Хмурясь и рыча от гадливости, Лютава била лапой тех, кто все-таки ухитрялся выбраться, обжигалась, трясла лапой и снова била.
Эти твари выглядели чем-то средним между змеенышами и детенышами хищного зверя – длинные тельца с четырьмя короткими лапками, покрытые серой блестящей чешуей, с огромными пастями, полными острых зубов, с выпученными глазами. Они дергались, извивались, шевелили лапками, хлопали ртами, верещали, и все это было так мерзко, что хотелось плеваться. Лютава понимала, откуда они взялись, но старалась не думать об этом – от этих мыслей делалось совсем дурно.
