И вот когда орлиный подкидыш помер, графиня во всеуслышание объявила, что скорбит по своей приемной дочери — слышите? — и учиняет турнир в ее память, а наградой в турнире объявляет это самое ожерелье.
— Стало быть, графиня действительно полюбила бедную девочку, коль скоро решила почтить ее кончину таким великим праздником, — сказал Ив. — Да и ожерелье, если оно такое ценное, — немалая жертва.
— Ха! — фыркнул рыцарь. — Да здесь все подстроено. Нарочно так сделают, чтобы выиграл любовник Годиерны, который потом торжественно преподнесет ожерелье ей самой. Клянусь задницей свят… кхе!.. — Раненый поперхнулся, и очень вовремя, потому что его юный собеседник покраснел от негодования. — Можете сами проверить, сир. Всех доблестных рыцарей непременно одолеет сир Бланштак. Впрочем, вы вправе попытать счастья.
— Попробую, — кивнул Ив. — Я никогда не участвовал в турнирах, потому что вырос в глуши и еще не успел… — Он вздохнул. Сейчас ему больше всего на свете хотелось очутиться в той самой глуши, подальше от всех этих странных людей, для которых рубиновое ожерелье дороже девочки, найденной в орлином гнезде.
— Что ж, — сказал рыцарь, — правила дозволяют Неизвестному вызвать на поединок победителя. Ступайте к огороженному ристалищу и наблюдайте за поединками. И уберите ваш флажок. Возьмите лучше черный или белый, без рисунка. Ждите. Когда победит сир Бланштак, выезжайте вперед, бейте копьем что есть силы в щит, висящий над входом на ристалище, и кричите, что прибыл Неизвестный и желает сразиться с победителем.
— Да отчего же вы так уверены в том, что победит именно сир Бланштак?
— Я знаю, что говорю, и вы не смейте, язва вам в печень, сир, подвергать мои слова сомнению! — сказал рыцарь. — Просто сделайте как я говорю! — Он повернулся к оруженосцам и заорал на них: — Эй вы, ленивые скоты, раздвиньте полог шатра — я желаю видеть, как этот глупый бретонец будет биться с мерзавцем Бланштаком и как Бланштак вобьет его в землю по самый шлем!
— Клянусь вашей злобой, сир, — сказал Ив, — ничего подобного вы не увидите!
Он вышел из шатра и снова сел на Единорога.
Раздвигая толпу, не спеша, Ив пробрался к самому ристалищу. Охрипший герольд выкрикивал имя за именем, и рыцари выезжали друг перед другом, проходили круг, разворачивались и неслись вдоль ограждения, направляя длинные копья в треугольные, выгнутые щиты. Обычно поединок заканчивался быстро: щит одного из сражающихся разлетался на куски, а сам он вываливался из седла, и оруженосцы, подбегая, уносили его за ограждение.
Поскольку Ив сидел на коне, возвышаясь над толпой, ему хорошо было видно происходящее. Графиня Годиерна, миниатюрная женщина с выпуклым лбом, в высоком уборе и красном платье, отороченном мехами, следила за поединками весьма невнимательно. Она то и дело поворачивалась к своим соседям, рослому худому мужчине в темно-фиолетовом и к священнику в лиловом. Бросив им слово-два и одарив короткой злой улыбкой, она снова обращалась к ристалищу, чтобы нелюбезно улыбнуться очередному победителю или махнуть платком, подавая сигнал для нового поединка.
Пока что Иву вовсе не казалось, что его язвительный собеседник прав. Ничто не указывало на то, что результаты поединков каким-то образом подстроены. Кони храпели и мчались, набирая разгон, всадники упирались в стремена и откидывались в седлах для лучшего упора, и падающие стукались о землю с громким лязгом и таким звуком, словно из упавших вылетел разом весь дух.
Неожиданно Ив очнулся от своих раздумий, потому что услышал знакомое имя. Герольд скучно прокричал:
— Победитель — сир Бланштак! Кто желает вызвать сира Бланштака?
Желающих не находилось. Сир Бланштак, тот самый высокий и худой, что прежде сидел рядом с графиней, медленно проехал по ристалищу. Графиня чуть подалась вперед и смотрела на него так пристально, словно боялась, как бы он не исчез. Ее круглые щеки чуть разрумянились.
В этот момент Ив поднял копье и ударил в висящий над входом щит.
Герольд сделал вид, будто не слышит, и снова крикнул:
— Победителем объявляется сир Бланштак!
Ив постучал еще громче и закричал:
— Я вызываю сира Бланштака!
Кругом зашумели. Какой-то человек, похожий на солдата, с хрустом откусил от зеленого яблока сразу половину и весело посмотрел на Ива. Несколько женщин прыснули.
Ив стукнул в щит третий раз и заорал что было сил:
— Я не шучу! Я вызываю сира Бланштака!
Сир Бланштак удивленно повернулся в сторону сира Ива. Он тронул коня и двинулся к своему неожиданному противнику. Герольд подошел к Иву.
— Вы уверены, сир? — спросил он предостерегающим тоном. В горле у герольда посвистывало.
— Да, — сказал Ив. — Правила турнира дозволяют любому вызвать победителя…
— Вы очень молоды, — сказал герольд, оглядывая Ива с головы до ног.
Ив благоразумно умолчал о своем недавнем участии в большой битве, а вместо того просто ответил:
— Я получил рыцарские шпоры нынче летом и теперь хотел бы заслужить их по-настоящему.
Сир Бланштак бросил взгляд на герольда. Тот пожал плечами и кивнул. Тогда сир Бланштак развернул коня и отъехал на край ристалища, откуда собирался начинать скачку навстречу сопернику.
— Ваше имя, сир, чтобы я мог его объявить, — обратился герольд к Иву.
Сир Ив сказал:
— Может быть, вы объявите Неизвестного?
— Вам охота считаться Неизвестным? Учтите, сир, здесь никто вас не знает, — сипло сказал уставший герольд, — так что если сир Бланштак вас случайно убьет, мы не сможем отметить вашу могилу, как положено, вашим святым именем.
Ив счел довод достаточным и просто сказал:
— Вы правы. Меня зовут Ив де Керморван из Бретани.
Герольд отвернулся от него и прокричал:
— Сир Бланштак! Вас вызывает сир Ив де Кер-Мован из Бретани.
Ив скрипнул зубами, но ничего не сказал и въехал на ристалище.
Он стал думать не об этих чужих людях, что смотрели на него с такой неприязнью, но о солдате с яблоком, что улыбнулся ему, и об Эрри, который отдал за него жизнь, и о короле Эдуарде, который так благородно оплакивал умирающего Иоанна Люксембурга, и о приветливом и любезном графе Уорвике, и о своем дяде сире Вране, и о благодарном еврее Мелхиседеке — обо всех людях, которых успел встретить и полюбить за свою шестнадцатилетнюю жизнь. И это придавало ему сил.
— Желаете назвать имя своей дамы, сир? — спросил герольд.
Ив так глубоко задумался, что не сразу услышал, а расслышав — опять задумался, потому что у него не было дамы. Кругом засмеялись, и тогда Ив выкрикнул единственное женское имя, которое пришло ему на ум, — свое любимое имя:
