Хотя не уверен, что именно тела. То есть, питаю надежду, что казнён всего лишь один человек, а не множество.
И можно ли это вообще назвать казнью? То, что я видел, больше похоже на захват посёлка. Среди тех, кто меня вязали, а потом гнали пинками в эту кладовку, я почти не заметил знакомых лиц. Два стражника, с которыми ни разу не общался, просто помнил благодаря хорошей памяти, да Рурмис. Всех остальных наблюдал впервые, и похожи они на этого типа, который заглянул в каморку с куском пирога в руке. То есть, облачены в лёгкие доспехи, при оружии, кожа на открытых участках сильно загорелая. А некоторые разговаривали с ярко выраженным акцентом, который живо напомнил мне безрадостные тринадцать лет почти растительного существования.
Моя мать и шудры Кроу – чужаки. Возле Красноводки они поселились не так давно, на положении выродившегося клана, растерявшего некогда высокие позиции и попавшего в императорскую опалу. Осели они в местности, где не было коренного населения. Ближайшие деревни северян располагались в отдалении, контактировали с ними мало и неохотно. Редкие бродячие торговцы тоже погоды не делали.
Вот и получилось, что наш анклав южан держался особняком, продолжая говорить на своём языке. Да, на девяносто девять процентов он не отличался от диалекта северян, но оставался тот самый последний процент и различия в произношении многих слов.
Меня схватили не люди Пятиугольника. Это чужаки с весьма далёкого юга. Имперский акцент среди северян услышать, конечно, можно, но почти также нечасто, как суахили в Норвегии. А здесь таких говорливых целая толпа собралась.
Нетрудно догадаться, что эта банда заявилась издали и каким-то образом взяла посёлок под контроль.
О банальном вооружённом захвате я всё же говорить не стану, потому что два стражника и Рурмис в их рядах – свидетельство того, что всё не так просто.
Как там Мелконог говорил? Вокруг фактории творятся непонятные дела? Да, именно так. И убийство, совершённое Рурмисом на моих глазах – одно из таких дел.
Но во что именно я вляпался, так и не понял. Увы, мои познания на тему того, как и чем живёт фактория, слишком незначительны. Понятия не имею, какая внешняя или внутренняя причина привела к тому, что посёлок, как бы, захвачен, но жители продолжают жить нормальной с виду жизнью. Об этом говорит наблюдение за поведением семьи бондаря, да и по пути к обиталищу Эша я не заметил ничего выбивающегося из рамок.
Возможно, я бы смог додуматься до сути происходящего своим умом, но чертовски трудно размышлять над непонятными материями, когда тебя пытаются покалечить.
И что самое неприятное: если ничего не изменится, рано или поздно у Рурмиса это получится.
Время работает на стороне врага.
* * *
Доделать начатое Рурмису не позволил всё тот же южанин. На этот раз он заявился без пирога, зато с приказом тащить меня к какому-то Девилу, для разговора.
Пнув меня напоследок по рёбрам, Рурмис зловеще пообещал, что после беседы я вновь вернусь сюда, где он доделает начатое.
Нерадостные перспективы.
По пути этот гад, при молчаливом попустительстве южанина, стукнул меня ещё пару раз, требуя шагать побыстрее. Я может и рад подчиниться, но сделать это со спутанными конечностями не получается. Чуть не завалился, пытаясь перебирать ногами живее.
Недолгий путь привёл нас в знакомое помещение. Не так давно именно здесь я неоднократно общался с господином Кучо. Он тогда записывал в учётную тетрадь результаты взвешивания икры панцирников. Своего рода внутренний счёт фактории, из которого я мог получать местную валюту для своих нужд, или полный расчёт в случае ухода.
Казначей сейчас умирает страшной смертью, а в его обиталище хозяйничают другие люди. Несколько южан расположились на стульях и лавках, один, богато одетый, развалился в единственном кресле и курит громадную трубку, завоняв едким дымом всё помещение.
Заметив возле него знакомое лицо, я на миг приободрился. Гуго Обоерукий – один из главных людей в фактории. Шеф местной службы безопасности. Именно он является непосредственным командиром стражников, а также занимается расследованием правонарушений. Несмотря на то, что я с ним сталкивался нечасто, сложилось впечатление, что он пусть и жестковатый человек, но достойный. Ничего плохого с его стороны не припомню. Да, он весьма строг с теми, кто нарушают местные законы, но если ты живёшь честной жизнью, худого с его стороны не жди.
Но приободрился я ровно на миг. Неспроста Гуго сидит на стуле по правую руку от богато одетого незнакомца. По левую восседает ещё один северянин с кожей настолько бледной, что ещё чуть-чуть, и сравняется с Бякой. И складывается впечатление, что эта троица действует заодно.
И действует она нехорошо. Пустой табурет перед ними, на который меня усадили, заляпан липкими пятнами похожими на кровь. Да и на дощатом полу чуть ли не лужа растеклась.
На что угодно готов поспорить: те, кто сидели здесь до меня, изрядно настрадались. Так что разговор обещает стать неприятным.
Глядишь, окажется, что «беседовать» с Рурмисом – куда более безобидное занятие.
– Привет, Гед, – спокойно произнёс Гуго.
– И вам здравствуйте, господин Гуго, – так же спокойно произнёс я и, отчаянно надеясь, что претензия ко мне одна, да и та несправедливая, торопливо высказался: – Я не убивал Татая. Позвольте мне всё объяснить.
Сидевший в кресле южанин поморщился:
– Не надо говорить то, о чём тебя не спрашивают. Лучше расскажи, где ты столько времени пропадал. И расскажи, где остальные.
– Какие остальные? – брякнул я.
Незнакомец едва заметно кивнул, и тут же по спине моей прилетел знатный удар. Самую малость мимо почки промахнулся, но всё равно тело прострелило столь нестерпимой болью, что я сам не понял, как переломился в пояснице.
Меня тут же ухватили за волосы, потянули наверх, заставив распрямиться, после чего позади беззлобно поинтересовались:
– Господин Девил, может ему уши прижечь, чтобы лучше слышал?
– Пока не надо. Мальчик, если я ещё раз повторю вопрос, ты очень сильно пожалеешь. Где был всё это время? Где остальные?
Старательно подбирая каждое слово, я начал отвечать:
– Мы с Бякой не убегали, нас унесла река после того, как Рурмис убил Татая. Он нам канат якорный перерезал и мы…
– Это неинтересно, – поморщился Девил. – Самую суть давай, не растягивай.
– Река занесла нас в Чащобу. Всё это время мы добирались назад. Я остался один и только сегодня дошёл до фактории.
– А куда подевался твой упырь?
– Остался в Чащобе, – ответил я, добавив в голос порцию грусти.
Вроде не соврал, но, с другой стороны, на всякий случай высказался так, чтобы подумали именно о смерти Бяки, а не о других вариантах.
– Зачем ты пробирался к Эшу? Зачем крался, как вор?
– А куда ещё мне идти? Только к нему. И только так, чтобы никто не заметил.
– Поясни.
– Я ведь не тупой, понимаю, что могли подумать, будто Татая убил я. Если бы попался его дружкам или просто людям с фактории, со мной бы долго не разбирались. А вот Эш мог меня послушать. Он знает, что мне Татая убивать ни к чему.
– Так ты пришёл один? – уточнил Девил.
– Ну да, один.
– Как попал на Камень?
– Доплыл до косы и поднялся по тропинке. Калитка была открыта, а стражники на башне меня не заметили.
– И почему ты решил, что Эш тебя выслушает?
– Он меня ценит.
– Что-то этот парень темнит, – задумчиво протянул незнакомый северянин, который сидел справа от Девила. – Зачем Эшу ценить какого-то пацана?
– Атто, это не простой пацан, – усмехнулся Гуго, подмигнув мне. – Он панцирников ловить научился, Эш с ним по-особому обращался, ценил. Да и хитёр не по годам, умеет в доверие втираться.
Атто? От этого имени я чуть не подпрыгнул и только теперь обратил внимание на лук, прислонённый к стулу.
Тот самый стрелок, который бьёт точно в глаз. Я с ним дважды сталкивался и видел, на что он способен, но наблюдаю впервые.
