Я вздохнул, обнимая плачущую девушку:
– Кому мама, а кому архимагистр и член Совета. Когда забираешься так высоко, редко выходит продержаться в стороне. Она, случайно, не водила дружбу с Дайне?
– Нет, ты что! – прорыдала чародейка. – Стал бы он тогда ко мне придираться! С чего ты взял?
– Похоже, там, наверху, решили основательно подраться за власть. Дайне уже убрали с дороги. Когда я уходил с ирисом, боевики переворачивали особняк в поисках чего-нибудь особенно незаконного.
– Дайне был в фаворе у Теллара, – подтвердила девушка мои подозрения. – Но с мамой они терпеть друг друга не могли.
– А что насчет Ал-Малира?
– Не знаю. Он всегда казался таким… Не знаю, как описать. Будто ему нет дела ни до чего, помимо своего факультета. Верный пес Теллара, готовый исполнить любой приказ. Его никто особо не любил.
И почему мне припоминается другой «верный пес», наточивший зубы на собственного хозяина? Если против Дайне ополчился сам ректор, зачем бы ему все так усложнять? Достаточно отодвинуть неугодного более архимагистра, а там его в момент сожрут рыбки помельче. Отставные любимчики кончают плохо. А коли так, выходит, Ал-Малир действовал самостоятельно. Мелкими сошками такие фигуры не бывают, так что мы имеем дело по крайней мере с одним из организаторов заговора.
– Мог он что-то не поделить с твоей матерью?
– Они вообще старались не общаться! Мама… Она, понимаешь, считает, что старые порядки изжили себя. Что маги из древних родов растеряли остатки человечности в погоне за силой и властью и так не может продолжаться дальше. А Хиконт, наоборот, винит во всех бедах отступление от былых принципов. Будто нынешнее поколение потеряло всякую дисциплину и чувство долга. Но это ведь просто философский спор! За такое не бросают в темницу!
Не бросают. До тех пор пока все не заходит дальше пустого трепа. Но когда от слов переходят к делу, самое важное – определить конечную цель. Иначе все сведется к жалкому метанию из стороны в сторону. А картинка-то вырисовывается! Выходит, не только Угорь заметил разлад в Академии. По крайней мере двое из членов Совета понимали, в какой бардак она превращается. Вот только способы наведения порядка виделись каждому свои.
Я покачал головой:
– Не просто спор, если одна из его сторон решила подгрести под себя власть. В любом случае об этом лучше подумать в безопасном месте. Жди меня здесь, я раздобуду все необходимое и вернусь.
Под «необходимым» я подразумевал в первую очередь одежду. За неполное утро я успел вернуться к тому, с чего начал: грязная драная рубаха напоминала половую тряпку с кружевными манжетами (в самый раз для богатеев), штанами побрезговали бы нищие на площади, а сам я имел вид наиподозрительнейшего типа, которому на квартал не стоит приближаться к страже. Не воровал я с далекого детства и представить не мог, что когда-нибудь вообще вернусь к подобному занятию. Но выбора не было, и какому-то слуге из дома неподалеку от заветных Садовых ворот пришлось поделиться со мной одежкой. Здесь селилась в основном знать немагического происхождения. Защитных плетенок на дверях и окнах было немного, и пробраться мимо них мог бы любой вор с хорошим фонариком, что уж говорить о маге! Заодно с одеждой я прихватил на кухне длинный разделочный нож. Совсем не то, что я предпочел бы иметь при себе в качестве оружия, но все лучше, чем с голыми руками. На этом берегу он вряд ли пригодится: против боевых магов не спастись, обвешавшись оружием хоть по самую макушку и напялив полный доспех. А вот в Стрелке может оказаться весьма кстати. Помимо ножа я разжился солидной палкой колбасы и даже сам не заметил, как умял больше половины. Настроение мое заметно улучшилось, несмотря на то, что главную проблему я до сих пор не решил и слабо понимал, с какого бока к ней подступиться. Как пройти через ворота, избежав лишних подозрений? Стоит стражникам обратить на нас внимание, и любой, самый поверхностный досмотр выдаст нас с головой.
Задумавшись, я едва не наскочил на здоровущего кобеля, тянущего вверх по улице заваленную мешками тележку. Этих мускулистых, широкогрудых псов с короткой шерстью и массивной квадратной башкой частенько используют в Садах в качестве рабочей скотины. Днем на них развозят грузы, а ночами внушительные охранники распугивают незадачливых воришек.
Возмущенная псина ворчливо огрызнулась, скаля зубы из-под тяжелых брылей. Я продемонстрировал ей кулак. Подоспел хозяин, обрушившись с руганью на нас обоих. Я послал его к ящеролюдам, даже не вникая особо в суть претензий. Парень пробовал было воспротестовать, но быстро отстал, видя на моем лице широкую, как у полного придурка, улыбку. Решив, что имеет дело со слабоумным, он перенес гнев на более вменяемого участника ссоры, отвесил собаке пару хороших пинков, и та, спрятав зубы, потрусила дальше. Вскоре и она, и ее хозяин скрылись за поворотом. А я так и стоял, не в силах победить дурацкую улыбку, поскольку придумал, как проскочить ворота.
Искомое обнаружилось на одной из соседних улиц. Огромная белая кошара восседала на подоконнике, тараща по сторонам круглые глазища. С первого взгляда я решил было, что это кот, но вскоре понял ошибку. У котов харя здоровее. Это была кошка, вальяжная, пушистая и очень толстая. Именно размеры и ввели меня в заблуждение.
– Кис-кис, – позвал я, протягивая зверюге кусок колбасы.
Можно сказать, от сердца оторвал! Но зажравшаяся тварь проигнорировала мою щедрость. Лениво прищурилась и с презрением отворотила морду. Мол, не такое едали, тоже мне удивил, сорняк правобережный!
Я закинул в рот отвергнутое кошкой угощение и, протянув руку, сцапал неблагодарную животину за загривок. Та лишь сдавленно мявкнула от неожиданности, повиснув между небом и землей.
– Знаешь, с кем связалась? – поинтересовался я, заглядывая в бесстыжие желтые глаза. – От подарков Ксина Чертополоха не принято отказываться.
Кошка, пришедшая в себя от моей наглости, извернулась и со скоростью, невероятной для такой жирной туши, полоснула меня когтями по щеке. Я выругался, пытаясь перехватить удобнее извивающуюся пленницу. «Хвостатые звезды! Конец третьей рубахе», – только и успел подумать я, прижимая дурно орущую тварь обеими руками.
До парка я бежал, как подгоняемая шпорами лошадь. Кошка висела на плече, воткнувшись когтями, а я тянул ее назад, не позволяя перебраться на спину. Через некоторое время тварюга пришла к выводу, что на моем плече ей чувствуется в целом неплохо, расслабилась, но когтей не отпустила. Наоборот, вонзила их поглубже – видать, в знак особого расположения.
Последний удар нанесла Тианара. Когда я вернулся к гроту, она уже успела слегка успокоиться и выглядела лишь чуть бледнее обычного, да припухшие глаза выдавали недавние слезы.
