Между тем зеркало вновь посветлело, и в нём появилось чёрно-белое изображение мужчины с густыми тёмными волосами и немного продолговатым чисто выбритым лицом. Как и в трёх предыдущих случаях, качество «картинки» было невысоким, где-то на уровне старинного CGA-монитора16, поэтому судить о возрасте собеседника по одному лишь изображению было затруднительно. Но от Сандры я знал, что в позапрошлом году её отцу исполнилось пятьдесят лет.
Винченцо Торричелли поздоровался с нами, затем Сандра представила ему Штепана, которого он видел впервые. После короткого обмена любезностями с бароном командор смерил всех нас внимательным взглядом (как я подозревал, качество изображения у него было гораздо лучше) и спросил у Сандры:
— Итак, дочка, что случилось? Почему с вами нет Сиддха?
— Потому что его вообще с нами нет, — ответила девушка и рассказала ему о нашем утреннем открытии и о безрезультатных поисках инквизитора.
Командор слушал Сандру молча, не перебивая. При трёх предыдущих сеансах связи я не замечал за ним такой сдержанности, он явно не принадлежал к тому редкому типу людей, умевших терпеливо выслушивать своих собеседников. И то, что сейчас он не торопил Сандру, не мешал ей выговориться, не задавал попутных вопросов, могло свидетельствовать лишь о состоянии крайнего потрясения, вызванного известием об исчезновении Сиддха. Однако лицо командора оставалось бесстрастным — или, во всяком случае, не столь открыто выражало эмоции, чтобы их можно было заметить на нашей нечёткой чёрно-белой «картинке».
Лишь когда Сандра закончила, отец принялся расспрашивать её, проясняя моменты, которые она упустила или недостаточно чётко обрисовала. Вскоре в этот допрос были втянуты и все мы, включая Леопольда, а позже командор велел дочери подозвать Йожефа и Милоша — последних людей, видевших Сиддха в лагере. У отца Сандры оказалась железная хватка, он вёл себя точь-в-точь как следователь при исполнении, и я не мог отделаться от ощущения, что выступаю в роли подозреваемого. То же самое чувствовали и все остальные; особенно крепко досталось Йожефу, Милошу и Леопольду. Чуть ли не впервые на нашей памяти кот мечтал поскорее прекратить разговор, и как только командор отпустил его, он тотчас убежал в дальний конец поляны и спрятался в густой траве.
Выжав из нас все соки и убедившись, что больше ничего полезного мы сообщить не можем, Винченцо Торричелли умолк и откинулся на спинку кресла, в котором сидел. Теперь я смог рассмотреть комнату, где он находился. Это был не кабинет, как в предыдущих случаях, а что-то вроде маленькой гостиной или, скорее, дамский будуар — на последнюю догадку наводили некоторые детали убранства. Оба окна на заднем плане были плотно зашторены, в комнате горели эльм-светильники, а наш собеседник был одет явно наспех — очевидно, мы подняли его с постели. Впрочем, вид у него был совсем не сонный.
Минуты через полторы отец Сандры подался вперёд, достал откуда-то (наверное, из коробки на столе — но мы этого не видели) сигару и неторопливо раскурил её.
— Так, ладно, — сказал он затем; его тон был спокойным и деловитым, хоть и несколько напряжённым. — А теперь я хотел бы поговорить с вами, Владислав. Желательно с глазу на глаз. — Он окинул быстрым взглядом всех собравшихся. — Вы не могли бы ненадолго оставить нас?
По форме это была просьба, но по сути — приказ, подразумевавший беспрекословное подчинение. Сандра немедленно встала и направилась фургону, стоявшему шагах в пятнадцати от того места, где мы находились. Штепан со своими людьми последовал за ней, но прежде дождался моего кивка, подтверждавшего это распоряжение. При всяком удобном случае барон старался подчеркнуть, что только за мной и моей женой он признаёт право отдавать ему приказы.
Инна же не сдвинулась с места, глядя на меня с немым вопросом. Ей совсем не понравилось, как бесцеремонно отшил её отец Сандры. Она очень чутко относилась к таким вещам.
„Всё в порядке, успокойся,” — мысленно произнёс я. — „Сейчас не время устраивать сцены. Давай лучше я буду держать тебя в курсе нашего разговора.”
„Хорошо,” — согласилась жена, поднимаясь с травы. — „Надеюсь, у командора были причины так поступить. Держи меня в курсе.”
Когда Инна отошла, Винченцо Торричелли спросил:
— Вы можете быстро установить защиту от подслушивания?
— Да, — ответил я. — Но не очень надёжную.
— Не беда. Сгодится любая. Устанавливайте.
Заготовка для таких чар у меня уже была, поэтому я провозился недолго, порядка двадцати – тридцати секунд. Затем я установил мысленный контакт с Инной, чтобы она могла слышать наш разговор.
— Стало быть, — произнёс командор, когда я справился с этим делом, — вы совершенно уверены, что никто не мог проникнуть в лагерь извне?
— В этом уверена Сандра, — сказал я. — А что касается меня, то я просто доверяю её суждениям.
— Я тоже полагаюсь на её выводы. Сандра, что называется из молодых да ранних; для своих лет она неплохо разбирается в Искусстве. Поэтому будем исходить из предположения, что ночью в вашем лагере не было никого постороннего — ни человека, ни зверя, ни инфернального существа.
Я кивнул:
— Мы тоже пришли к выводу, что Сиддх сам покинул пределы защитного купола.
Командор Торричелли покачал головой:
— Не обязательно. Его мог вынудить один из ваших спутников. Или выманить хитростью.
Я на секунду остолбенел. Инна, которая слушала наш разговор, была поражена не меньше моего. Сказать по правде, нам даже в голову не приходила такая возможность. К Штепану и его людям мы питали безграничное доверие и скорее готовы были усомниться в Сиддхе и даже в Сандре, чем в них. Я хорошо помнил, как Штепан снёс голову Чёрному Эмиссару, который пытался стравить нас с загорянами и почти преуспел в этом; как молниеносная реакция барона спасла нам обоим жизнь в момент атаки разбойников. Я помнил, как умирал Йожеф со стрелой в груди; как Штепан не хотел покидать нас, когда мы сражались с Женесом; как он вместе с Гареном де Бреси и Никораном бросился нам на выручку, увязая ногами в размякшем камне, но не собираясь отступать, хотя прекрасно понимал, что там, наверху, его почти наверняка ждёт смерть... Нет, я не мог поверить в предательство Штепана и других загорян!
— Я понимаю, вам неприятно об этом думать, — вновь заговорил отец Сандры после паузы. — Вы многое пережили вместе и чувствуете к этим людям глубокую привязанность. Но постарайтесь взглянуть на вещи объективно, без предвзятости. Ваше знакомство с ними произошло при весьма благоприятных обстоятельствах. Я бы сказал: даже слишком благоприятных, подозрительно благоприятных. Ведь всё это могло быть специально подстроено — и интриги Чёрного Эмиссара, и нападение разбойников, — чтобы втереться к вам в доверие, чтобы вы ни на секунду не усомнились в их преданности.
