Амулеты на их шеях начинают сиять, отвечая жертве их собственного народа.
Божественный камень превращается в протыкающий меня ледяной нож.
Еще пятеро Инвьернов сдаются анимагам. И еще пятеро после них. Они продолжают бесстрастный процесс перерезания глоток до тех пор, пока двадцать пять тел не укладываются перед ними, кормя своей кровью магию, ползающую под землей.
Пять раз по пять.
Их амулеты сияют ярче.
— Больше воды! — кричу я, плюясь желчью. Не знаю, хорошо ли мой голос слышно в заполненной стене, поэтому я кричу снова: — Больше воды к воротам немедленно!
Я не слежу за тем, выполняет ли кто-то мою команду. Я снова припадаю к бойнице, и амулеты ослепительно сверкают в отдалении. Анимаги поднимают лица к небесам, их рты приоткрыты в экстазе. Мои ногти впиваются в песчаник все глубже, прямо у меня на глазах потоки яркого бело-синего света, сверкая, вырастают из амулетов и обрушиваются на ворота.
Чувствуется едкий запах дыма. Стены вокруг меня дрожат.
— Воды! — кричит кто-то, его крик подхватывают другие: — ВОДЫ! ВОДЫ!
Мучительные минуты проходят в чередовании ледяных сигналов и согревающих молитв, пока мы опрокидываем ведра, кастрюли, ковши в ответ на их колдовство. Наконец лучи света бледнеют и исчезают. Анимаги отступают, и живая стена Инвьернов поглощает их.
Крики радости сотрясают стену, как только что ее сотрясала магия. Я присоединяюсь к ликованию, я нужна им.
Лорд Гектор находит меня спустя мгновение.
— Ты думаешь, они атакуют снова? — шепчет он мне на ухо.
— Да. Они отдохнут. Потом найдут еще двадцать пять добровольных жертв и придут к нам снова.
Он так крепко стискивает мое плечо, что я вскрикиваю.
— Элиза, ты не должна быть здесь. Там, наверное, черная дыра на воротах размером с герб Алехандро. Мы можем выдержать еще три атаки, не больше.
— Но я королева! — протестую я. — Я должна быть здесь, чтобы…
— Ты сама сказала, они не должны найти твой Божественный камень. Ты видела, что они сотворили, имея всего пять?
Я вздыхаю и киваю.
— Хорошо. Я найду кого-нибудь, кто проводит тебя обратно. Будь готова к эвакуации через туннели, если стену сломают.
— А… Алехандро?
— Я постараюсь уговорить его вернуться, так что наблюдай за ним. Он все равно здесь только мешает.
Только напряжение битвы могло заставить его сказать это вслух. Его глаза вспыхивают удивлением и сожалением, но я кладу ладонь ему на плечо, благодарная за его откровенность.
— Гектор, береги себя.
Но вместо того, чтобы отправиться в свои покои, я бегу в монастырь, чтобы увидеть отца Никандро.
Он весь сжался в большом зале, коленопреклоненный перед алтарем. Я встаю на колени рядом с ним.
— Ох, милое дитя, здесь должно было быть больше нам подобных, — вздыхает он. Сердце отзывается на грусть в его голосе. — Неужели народ Джойи Д'Арены так далеко отошел от пути Господнего, что не поворачивается к нему даже в такие времена?
— Возможно, положение дел еще не так отчаянно, — отвечаю я. — Возможно, они еще придут.
— Возможно.
— Отец, я тоже пришла не для молитвы.
Он испуганно смотрит на меня. Я рассказываю ему о луче света, которым атаковали наши ворота.
— Понимаете, отец? Это кровь. Они кормят кровью землю, и это позволяет им использовать амулеты.
Он смотрит на меня предостерегающе, его взгляд вдруг становится очень жестким.
— Ты хочешь попробовать сделать что-то с амулетом, который у тебя.
— Хочу. Отец, я должна попробовать.
Он резко падает ниц перед алтарем.
— Что у тебя на уме?
Приготовления занимают всего минуту. Я достаю амулет из-под одежды и гляжу на него, пока отец Никандро срезает церемониальную розу. Он жестом приглашает меня к алтарю.
— Нет, — отвечаю я. — Мы должны пойти в сад, где нас никто не увидит.
Он сомневается всего секунду, прежде чем повести меня к двери за алтарем. Монастырский сад очень мал, в нем есть только мраморный фонтан с тремя чашами и скамейка, поместиться на которой могут только двое. Мы садимся рядом, под решеткой, по которой вьется священный розовый куст. Розы не в цвету, поэтому со стеблей торчат длинные острые шипы.
Вместе мы поем «Глорифику». Правую ладонь я кладу на свой Божественный камень, левую — на амулет. Тоже Божественный камень, напоминаю я себе. И снова мне становится интересно, кто его носил. Его отделили от тела после смерти? Носитель отдал его по доброй воле, или же анимаги вырезали его из живота, пока тот кричал от боли?
Никандро так близко притягивает мою голову к своей, что наши носы едва не соприкасаются.
— Что ты ищешь, милое дитя?
Я делаю глубокий вдох, после чего изливаю все стремления моей души:
— Я ищу победы над моим врагом.
Укол глубокий и болезненный. Первая капля выступает очень быстро, и когда священник отнимает розу от моей руки, тотчас же выступают еще три. Они падают на хорошо утоптанную землю и блестят бусинами.
Пока сухая земля пьет мою кровь, я молюсь. Мысленно я отправляюсь к центру земли. Представляю, как у меня на груди амулет начинает светиться от магии. Я сосредотачиваюсь так сильно, что забываю, где нахожусь; сад в гроте, отец Никандро, ясное безоблачное небо над головой, все тает в напряжении и вызванном молитвой тепле.
Но ничего не происходит.
Я открываю глаза и смотрю на священника.
— Может, нужно больше крови? — спрашивает он скептически.
Весь воздух покидает меня, оставляя лишь разочарование.
— Если это был способ, то я должна была хоть что-то почувствовать. Я знаю, что я не колдун, но у меня живой Божественный камень! Я должна быть в состоянии что-то сделать!
Он обнимает меня за плечи.
— Может, пророчество говорит не о том, что ты должна что-то сделать. Может, оно говорит обо всех Носителях.
Я кладу ему на плечо голову.
— Это та странная мысль, о которой вы говорили мне? Которую вы не можете объяснить?
— Да, это та самая, — вздыхает он в мои волосы.
Я тороплюсь в свои покои, меня тошнит от собственной беспомощности. Залы пустынны, мои шаги отдаются в них эхом. Гектор был прав, Инвьерны не должны завладеть моим камнем. Но я ненавижу чувствовать себя бесполезной. Я хочу быть на стене вместе со всеми, носить ведра с водой и помогать раненым.
Как много времени потребуется анимагам, чтобы восстановить силы и атаковать снова? Час? День? Осада не будет долгой, вот в чем я уверена. Сердце сжимается, когда я думаю о храбрых людях из Мальфицио, о том, на какой риск они пошли, сколько жизней было потеряно. Все впустую, ибо моя стратегия предполагала затяжную осаду, выматывающую врага.
