Я с улыбкой смотрел им вслед. Затем обернулся к солдату. Тот хранил суровое молчание. Лишь тяжело вздыхал. Да, нелегко радоваться чужому счастью, когда понимаешь, что тебе такого не обрести. Но что истинно радовало — от него не пахло завистью. Лишь обреченной тоской. И щемящими душу воспоминаниями.
— Как тебя зовут? — спросил я, задумчиво разглядывая его.
— Карл, — равнодушно представился он. — А тебя?
Я старался, чтобы мой голос и тон не вызвали обиду или унижение.
— Какая разница. Это, Карл, неважно.
— Отчего же? — удивился он, ничуть не тронутый таким ответом.
Я усмехнулся.
— Оттого, что я, как и ты — никому не нужен. Потому и скитаюсь в одиночестве. Потому и позабыл свое имя.
— Разве можно имя забыть? — не мог поверить он.
— Можно, Карл, можно, — кивнул я. — Еще как можно. Если долго скитаться.
— Это ж сколько нужно скитаться? — ужаснулся он.
— Много. Но это неважно. Ты лучше про себя еще расскажи, — попросил я.
— Не люблю я прошлое ворошить, — устало бросил он.
Я поглядел на него, незаметно принюхался.
— А я думал, ты лишь прошлым живешь. Тем прошлым, когда у тебя ноги были. Когда ты был полон сил и здоровья. А главное — желания жить и радоваться жизни.
— Эх, твоя правда, бродяга, — сокрушенно вздохнул он. — Одно это и спасает. Несколько раз уже в петлю лез. Да потом понял — чего это изменит? Там ведь мрак, холод, пустота. Там ничего нет. Ничего. А здесь хоть воспоминаниями тешиться можно. Пусть в прошлом, пусть. Но для меня оно ярче настоящего. И светлее самого светлого будущего. Ради него и живу. Да, звучит глупо, но это так. Иного нет смысла в моей бессмысленной жизни.
Воцарилось задумчивое молчание. Люди в таверне смеялись, пели, кричали, стучали тяжелыми кружками о столы. Девичий смех сплетался с грубым мужским хохотом. Пьяные вопли с красивым голосом певца. Лютня, флейта, литавры и кастаньеты тоже не умолкали. Свет прыгал и плясал, вместе с чьими-то ногами. Каблуки в танце выбивали дробь. Из окон сочился густой пьяный туман. Пахло копченой рыбой, жареным мясом, тушеными овощами, печеным хлебом, свежим луком, нарезанной зеленью. И обильным потом. Запахи и звуки выплывали из тесного душного плена и сливались со свежестью ночи. Они парили мимо нас и таяли в вечерней листве. Запахи желаний. И счастливый звон сердец, порождающих те желания.
Но мы молчали.
— Это отнюдь не глупо, — наконец, заговорил я. — Ведь мечтая о прошлом, ты мечтаешь, чтобы оно повторилось в будущем.
— Разве вырастут у меня ноги? — раздраженно заметил он, прислушиваясь к гулу таверны. — Разве стану я жить, как жил раньше? Разве пущусь я в пляс. Разве обнимет меня девица? Разве полюбит меня кто?
— Ты кому задаешь вопросы? — спросил я.
— Нас что, тут трое?! — резко обернулся он ко мне. В голосе все больше звучало негодование. — Нас всего двое.
— Нас двое, — согласился я. — Это так. А потому я и спрашиваю: кому из нас двоих ты задаешь свои вопросы? Если мне, то зачем спрашивать очевидное? Но если ты задашь их себе… а если ты еще и ответишь на них себе сам… то может случиться чудо.
Карл с сомнением посмотрел на меня. Глаза его подозрительно увлажнились. Лунный свет тревожно заплясал холодными огоньками. Взгляд слегка блуждал, и таил запах хмельных воспоминаний. Словно раньше он был пьян и счастлив, а ныне протрезвел и огорчился.
— Не дразни меня, бродяга, — с нешуточной угрозой посоветовал он. — Не терзай душу глупыми надеждами. Я спокойно доживу свой век. А в чудеса пусть другие верят. Нет во мне более веры! Нет! Ни во что нет! Никому! Только прошлому верю. Потому что точно знаю — оно было.
— Отлично, — воодушевленно поддержал я. — Вот видишь. Без веры никак не жить. Так, или иначе, но мы во что-то верим. То есть уверены. И скажу тебе по секрету — мы живем, потому что уверены, что живем. Мы существуем сейчас, потому что уверены, что существовали в прошлом. А если теряем веру, как доверие к жизни, так можем и жизни лишиться. Ведь ты сам недавно сказал, как повеситься хотел. Потому что веры более ни во что не видел. А потом увидел. И доверие к жизни восстановилось. Ты нашел радость в своей жизни, пусть она и кажется безрадостной. Ты нашел свой смысл. Пусть радость в воспоминаниях о прошлом, но ведь радость настоящая. Нынешняя. Поэтому, Карл, не просто радуйся прошлому, но и надейся, что когда-нибудь оно снова отразится в будущем. Лучше подумай, чего бы ты добавил, чего бы убрал. И мечтай. Все равно ты мечтаешь, когда предаешься воспоминаниям. Но любая мечта есть устремление в будущее. Так почему бы не прибавить мечты о будущем? Причем, опираясь на счастливые мгновения прошлого? Тут даже выдумывать ничего не надо. Следует лишь вспомнить приятное, и поразмыслить, как вернуть ушедшую радость.
Былой солдат печально вздохнул.
— Эх, складно говоришь, бродяга. Красиво. Хотелось бы верить твоим словам, да только…
— Вот и поверь, — решительно оборвал я. — Просто поверь. Тайно. В глубине мыслей. Никому не говори, ни с кем не делись мечтой. Ведь она, как благоверная: пока с тобой — верна. Как с другим познакомил, так и дрожи за нее. И чем больше людей о ней знают, тем больше дрожишь. Надейся на чудо, Карл. Даже на то, которое никогда не наступит. Смысл здесь не в чуде, смысл в надежде. Или в вере. Лишь тогда, когда вера достаточно окрепнет, ты поймешь, что сам сможешь создать любое чудо. Ты увидишь в себе такую силу, что все известные чудеса покажутся детскими забавами по сравнению с ней. Надейся, друг мой. И верь.
Снова повисло молчание. Но на сей раз иное — напряженное. Голоса и шум в таверне не умолкали, но мы их уже не слышали. Карл впивался в меня судорожным взглядом. Я неприметно улыбнулся, коротко кивнул. Глаза его насторожились. Я заглянул туда, принюхался и остался доволен. В их глубине зарождалась надежда. Точнее — разгоралась. Ведь я благодатным ветром раздувал ее угасшее пламя. Робкое, слабое, маленькое… но живое.
— Кто ты, бродяга? — тихо спросил он, приглядываясь ко мне по-иному.
— Я ведь уже сказал, — улыбнулся я.
— Но… а как тебя другие называют?
— Как хотят, так и называют, — широко развел я руками, будто жаждал объять весь мир. — Слов много.
— Но среди них много обидных, — напомнил он.
— Нет обидных слов, — поправил я. — Есть лишь обижающиеся люди.
— Странный ты, — коротко отметил он.
— Как и ты, добавил я. — Но не это важно.
— А что? — благоговейно прошептал он, неотрывно глядя на меня.
— Просто слушай, — таинственным голосом посоветовал я. — И быть может, услышишь чудо…
Он замер, прислушался. Поднял на меня огорченный взгляд.
