Падая сквозь ветер, я растопырил руки, и почти моментально они превратились в крылья. Когда в ударе, а адреналин выплескивается из ушей, превращение происходит намного быстрее.
Я красиво взмыл по крутой кривой и понесся с огромной скоростью, делая вид, что где-то меня ждут в нетерпении, но это на всякий случай, если кто из магов посмотрит мне вслед, а на самом деле сразу начал злобно думать, как убить остальные дни.
Ну каким нужно быть дураком, даже адиётом, чтобы назначить съезд вождей Скарляндов аж через месяц? Сказали бы, не поверил.
Сквозь разрывы в тучах показались знакомые земли королевства Турнедо. Я круто пошел вниз, хотя надо бы в Савуази, там наверняка накопилось дел, которые сумел бы решить в нужном ключе только я…
Конечно, и без меня решатся, но мои лорды умеют в лучшем случае поддерживать тот же уровень, что вообще-то хорошо, но я бы наверняка придумал, как дать новый толчок сзади…
На перекрестке дорог постоялый двор, я снизился за рощей, а оттуда уже вышел человеком. Настроение паршивое, ненавижу состояние, когда нужно чего-то ждать, тем более когда сам же и придумал эту дурость…
В харчевном помещении почти пусто, если не считать двух скотоводов, мирно беседующих за дальним столом, перед ними всего две кружки пива и грубо нарезанный сыр.
Хозяин поспешил навстречу, сразу угадав по манере держаться состоятельного гостя.
— Вина?.. Кушанья?
— И то, — сказал я, — и другое. Можно что-нить и третье.
— Ваша милость?
Я отмахнулся:
— Да это так. Вдруг есть что-то особенное.
Он умчался, я опустился за стол, продолжая думать, что в Гандерсгейме теперь пойдет быстрее, хоть и не за один день, как хочется, а мне нужно сосредоточить усилия на том, чтобы решить затянувшийся вопрос декайданизации, но это не горит, гораздо важнее сейчас под любыми предлогами ускоренно и усиленно, пока не опомнились и не раскусили, чем всем грозит, создавать наемную армию, которая будет подчинена только мне. Будет у меня армия, будет и все остальное. Великий вождь сказал однажды, что меч порождает власть, так что самый большой меч должен быть у меня.
Для этого придется торчать здесь, потому что это войну в Гандерсгейме могу доверить другим, дело не хитрое, воевать и дурак умеет, а вот незаметненько провести такую реформу, чтоб никто и не заметил…
Хотя, конечно, некоторые заметят, но я должен вести ее в таких условиях, что, даже если поднимут крик, друзья-сотоварищи скажут резонно: ну ты че, если не создать по-быстрому армию, нас проглотит хоть Варт Генц, хоть Гиксия, хоть Ирам или вообще кто угодно!
Потому, дескать, самый лучший вариант — этот Ричард, он укрепит наши силы, а когда уйдет, сможем рулить в своих интересах уже укрепленным государством…
За мой стол неспешно опустился крупный кряжистый воин, ветеран, видно даже не по шрамам, а по уверенным манерам бывалого бойца.
Слуга принес ему гороховый суп, я взглянул с сочувствием и велел подать на его половину жареных бараньих ребрышек. Негоже сильному мужчине пробавляться едой слабых женщин.
Он кивнул мне с благодарностью, я кивнул в ответ, мол, пустяки, ты же тоже заплатил бы за меня, будь у тебя лишние деньги.
Он молчал, пока пожирал все, как лесной пожар, я напряженно размышлял, как разыскать Хоффмана и разделаться с ним, что-то он тревожит меня не меньше, чем сам Карл…
С флотом и усиленной защитой гавани как-то подзабыл почти про железную дорогу, а ее строят круглые сутки, сменяясь бригадами. Как только протянут от Тоннеля хотя бы в Турнедо, это же будет неиссякаемое пополнение армии, причем — быстрое, никаких утомительных маршей.
Ветеран доедал мясо, я взмахом руки велел слуге подать ему кувшин с вином, плачу я, вот деньги вперед…
— Благодарю, — обронил наконец воин густым голосом. — Еда — понятно, а вино — это уже роскошь…
Я отмахнулся:
— Не обращай внимания.
Он покачал головой:
— Вы заплатили ему втрое.
— Да? — спросил я. — Неужто у нас инфляция?.. Собственно, это женское дело — считать деньги.
Он хмыкнул:
— Когда заканчиваются, каждый начинает считать.
Я снова отмахнулся:
— Мне везет, всегда хватает.
Он оглядел меня внимательно:
— Чувствуется, вы не простых кровей… Из благородных?
— Очень, — подтвердил я. — Веду свой род от самого Адама и Евы.
Он хмуро улыбнулся.
— Я тоже, но на родственников мы не больно похожи. Ко мне, к примеру, никто не обращается «ваша милость»…
Он взглянул на меня пытливо, я ответил с достоинством:
— Ко мне можно как к милости, можно и как к высочеству. Мы, бродячие рыцари, не очень-то следим за ритуалами.
Он посмотрел с недоверием.
— Если даже высочество, — сказал он хмуро, — то с чего тут углы отираете?
— Дурью маюсь, — ответил я честно.
— А с чего?
— Нужно как-то месяц убить, — объяснил я. — Целый месяц до одного крайне важного дня! Хотя уже поменьше, конечно, но все равно.
— Так займитесь чем-то другим.
— Не могу, — ответил я, сердитый на самого себя. — Только о том дне и думаю. От него слишком много чего зависит! Если что не так, все рухнет.
Он подумал, поморщил лоб.
— А что за день? Вроде бы нет важных… Разве что Святого Агапия? Но до него не месяц, а неделя…
— Агапий, — ответил я, — это, конечно, да, весьма. Он же святой! Еще какой, ну да… Очень святой. Но как-то не до Агаперия, ибо человек — это целый мир, вселенная, можно сказать, вообще-то как бы! Это я, понятно. Для меня важный я, а святой Агаперий чуть ниже на ступеньку.
Он хмыкнул:
— Ну хоть попытайтесь заняться чем-то другим.
— Можно бы, — ответил я, — но вдруг сломаю или напорчу? У меня такие умные помощники, что лучше не вмешиваться. Да и заниматься государственными делами так неохота… Я же был таким прекрасным и благородным рыцарем, вспомнить противно, каким хорошим дураком был и какой сволочью стал.
— Ну-ну?
Я сказал с воодушевлением:
— Придумал! Когда стану королем, начну по ночам надевать маску, выходить на улицы родной столицы и вершить справедливость!.. Неча всяким королям и законам навязывать нам несвободу и всякое там!.. Я приду дать вам волю, люди! А то и вовсе создам оппозицию, буду ее потихоньку финансировать из казны, добиваться отмены привилегий, коррупции, произвола короля…
Он смотрел скептически.
— Ничего не понял. Против какого короля?
— Против вот этого, — пояснил я и постучал кулаком себе в грудь. — Потому что он свинья, свинтус, свинтус грандиозус, потому и стал королем!.. Именно потому хороший человек вынужден идти в оппозицию, а оттуда я его выведу на баррикады, если не струсит…
