Она наморщила лоб, словно отчаянно искала решение нечеловечески сложной задачи, и, отвернувшись, побрела обратно, прислушиваясь к удаляющимся звукам чужой жизни, к шороху травы, сминавшейся под ногами, к шелесту листьев на слабом ветру. Вечный запах пыли покинул двор. В сине-зелёной тени пахло цветами, влажной древесной корой и клейкими почками.
Аплодировали все: и Тадонг, и стражники, и гости, даже жеманный красавец Ларан, и Лодак, тень брата, хитрая, с расчётливым взглядом. Громче остальных - те, кто во время исполнения зевали и оглядывались со скучающим видом.
Хин смотрел на толпу летней и, сам себе удивляясь, вместо торжества чувствовал сожаление.
- Как же я глуп, - признался он уану на закате после отъезда гостей. - Я ждал, что они поймут, вместо этого они приняли, свыклись, похвалили. Как будто я искал их одобрения.
- Не желая менять себя, ты надеялся изменить их, - ответил Келеф. - Смело, юный герой, и неумно - как всякая попытка совершить чудо.
Стражники столпились за углом, они переговаривались жестами и прислушивались. Надани неловко, ожидая резкой отповеди, подошла к ним, но на неё лишь оглянулись без злобы или любопытства, а сторожевой даже подмигнул ободряюще, подвинулся ближе и поведал гулким шёпотом:
- Сказка была сегодня, но, скажу я вам, для себя они играют того лучше. Только взяли за манеру болтать долго - мы уже двадцать минут ждём[35].
После захода Солнца Келеф сделался молчаливым, рассеянным и печальным. Глядя на ночной сад за окном, он то играл на банджо колдовские мелодии, то лениво перебирал струны. Тёмные листья шептались о тайнах, шарики света витали над тропинками, словно ощущения и воспоминания в памяти, а безлунное небо полнилось их отражениями.
- Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры.
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое тёмный ужас начинателя игры…[36]
Сил'ан шептал тихо, пропуская иные слоги, словно повторял за голосом, звучавшим в его мыслях. Банджо звенело со щемящей надеждой.
Хин сел рядом, прижал пальцами струны. Звуки стихли.
Холодное красное Солнце повисло над высокими холмами. Хин представлял, как легли бы тени от белых дюн Разьеры на песок - словно синие пальцы, но укрепление осталось далеко к югу, а пустыня вокруг лагеря была глинистой, а не песчаной. Здесь росла островками мутно-жёлтая трава, похожая издалека на свалявшийся мех. Попадались иззелена-коричневые тёмные камни и целые склоны, покрытые солью, словно небо - звёздами. У дна глубоких оврагов скалы бурели, наливались оранжевым и выцветали в бежевый. Слоистые холмы тянулись к небу, их пересекали ровные мутно-зелёные полосы, чередовавшиеся с серыми.
Шесть десятков юнцов на пять лет моложе Хина отрабатывали приёмы обращения с копьём. Таруш - командир гарнизона Разьеры - не сводил с них глаз, в то время как рыжеволосый молодой мужчина всё смотрел вбок. Летень разудмывал, как бы осторожно вернуть его внимание к воинам, когда Одезри вдруг взмахнул рукой. Люди выпрямились и замерли.
- Хурс, - позвал наследник.
Один из юнцов, смущённый и удивлённый тем, что будущий правитель запомнил его имя, выступил вперёд и поклонился.
- Покажи ещё раз, - велел Хин.
Юноша, уперев древко копья в землю, нацелил его наконечник в живот невидимому противнику. Наследник подошёл ближе, перехватил оружие и приподнял острие, слегка качнул его, заставив летня напрячь руки.
- Запомнил? - спросил он, отошёл и снова махнул рукой.
Воины продолжили упражнение.
- Вы как будто знаете их всех по именам, - негромко изумился Таруш, когда Хин вновь остановился рядом с ним.
- Знаю, конечно, - задумчиво ответил тот. - Они же называли себя, когда клялись. Как думаешь, с такими успехами закончим обучение через неделю, не раньше?
- Не раньше, - согласился летень.
Наследник щёлкнул пальцами и окликнул:
- Хурс, выше!
- Вы торопитесь в Разьеру? - поинтересовался командир гарнизона.
- Нет, мне нужно вернуться в старую крепость, а перед этим заехать в Город.
Таруш оживился:
- Передавайте наш низкий поклон правителю. Мы всё надеемся, что он найдёт для нас время. Напомните ему о разговоре насчёт котлов, ничего не добавляйте - он поймёт. Скажите только: удалось.
Ведьма возлежала на ярко-красной софе среди десятков подушек, больших и маленьких, мягких на вид, словно облака, и с высокомерным выражением лица подпиливала ногти на руках. Короткое платье, сотканное из капель росы, облегало её роскошное тело словно вторая кожа. Накидка из лёгкого белого шёлка с нарочитой небрежностью соскользнула с округлых чёрных плеч. Парка насмешливо взглянула на вошедшего и томно потянулась, отложила пилку на подлокотник, разворошила подушки.
- Забирайся, - быстро растаял жаркий шёпот.
Хин улыбнулся и присел на край стола перед софой:
- Давай поговорим, - предложил он.
Ведьма ухмыльнулась и вновь занялась ногтями:
- Мои советы дорого стоят, - сообщила она.
Молодой мужчина протянул ей перчатку из тёмно-синей кожи:
- Я просил сделать полную защиту от обмена энергией на время до часа. Проверишь?
Женщина в ответ протянула ему пилку:
- Подержи. И давай тогда вторую.
Пока ведьма молча рассматривала перчатки, Хин поднялся, прошёл вдоль стены, рассеянно прикасаясь к драпировкам, проводя кончиками пальцев по статуеткам и причудливым украшениям, свисавшим с потолка.
- В Разьере меня приняли тепло, - он положил золотистую безделушку на ладонь и продолжил, глядя на неё. - Я много разговаривал со слугами - они оказались совсем не такими, как в нашей крепости. Весёлыми людьми. Рассказали мне столько преданий.
- Мужчина должен уметь молчать, - хмыкнула Парка. - Короче?
Хин положил причудливый завиток на место.
- Одну служанку, смешливую девушку с простодушным взглядом, застали в моих покоях, я как раз уехал из поселения. Слуги потом рассказывали, будто шкатулка с драгоценностями была открыта, и она что-то взяла оттуда.
- Не умеешь красть - куда лезешь? - пренебрежительно удивилась ведьма, потом прибавила с искренним любопытством: - И как: отрубили ей руку?
- Да, - негромко, равнодушно ответил Хин. - По моему приказу.
- О, - женщина тягуче рассмеялась. - И поделом. Красоткой ей, видите ли, стать захотелось. Видала я таких девиц - их дело спину гнуть от зари до зари да рожать. Что за время настало: каждый пытается выше головы прыгнуть. Уж простите мой высокий слог, но место своё д?лжно знать: прюса[37] как ни ряди - всё не сейрина.
