Он скользил по моим щиколоткам ладонями, поднимался вверх, обнажая бедра с кружевом чулок, целовал их, то нежно, едва касаясь, то яростно, почти кусая, оставляя отметины, а я крепко держалась за рукоятки кресла, и кровь моя сходила с ума от каждого прикосновения, от каждого движения, и ничего не существовало в мире кроме него. Задыхающегося, нетерпеливого, резкого, чересчур дерзкого, поглощенного желанием — он вдруг поднял голову с темными, жуткими глазами, потянул меня на себя, вниз, взял за затылок и поцеловал.
Безумие, безумие.
Звякнувшая молния, и воздух, ласкающий разгоряченную кожу.
Крепкое мужское тело под моими ладонями, темные волосы в пальцах, мужчина, исступленно целующий меня и хрипло шепчущий что-то искусительное, невыносимое.
Платье, стянутое с плеч, сорванное кружево белья, жесткие губы на груди и руки, сжимающие меня, изучающие меня.
Красное беснующееся пламя невыносимого возбуждения — он трется об меня, бесстыдно ласкает пальцами, прикусывает кожу на плече, и я выгибаюсь так, что касаюсь затылком кресла — он стонет сдавленно, дергает ремень на брюках, и воздух полон свистящим нашим дыханием и нашим нетерпением.
И я поднявшись, замираю, натыкаясь на взгляд моей сестры, Василины. Как много в нем, но мне не стыдно и не больно — я с вызовом смотрю в ответ, и Люк, почувствовавший, что мы не одни, оборачивается, опускает голову. Аккуратно натягивает на меня платье, застегивает молнию и только после этого встает.
— Ты плохо выглядела, — говорит королева мне, но смотрит на Кембритча — и лед в ее глазах, — я зашла проведать. Лорд Кембритч, я обязательно должна вам напоминать, что вы до сих пор еще обручены с моей сестрой Ангелиной, о судьбе которой вы даже не подумали поинтересоваться? И что Марина Рудлог — дочь Красного, а не публичная женщина? Вы в принципе не понимаете, что такое приличия?
— За это я не буду извиняться, Ваше Величество, — сухо произносит Люк.
— Я и не приму ваших извинений, — в комнате ощутимо холодает. — Отправляйтесь в Инляндию, виконт, и не смейте появляться в Рудлоге. Я не желаю вас здесь видеть.
— Василина, — прошу я сорванным голосом и натыкаюсь на ее яростный взгляд.
— Молчи, — говорит она ровно, глядя мне в глаза, и я замолкаю. — Виконт?
Люк дергает головой, шагает ко мне, и, скользнув сухими губами по виску, уходит из покоев, а мы с сестрой смотрим друг на друга, и меня начинает трясти от ярости. Холодная волна, зарождающаяся в груди, скользит вниз, туда, где пылает мой огонь, растекается по телу, и пальцы начинает покалывать, и в глазах темнеет.
— Вот значит, как, — говорю я глухо, и слова звоном отдаются в моих ушах, — значит, как тебе бегать на свидания с бароном, то это правильно. А мне быть с мужчиной, которого я хочу, нельзя. Да, Василина?
— Я любила его с шестнадцати лет! — сдавленно и резко отвечает она, и в комнате проносится порыв ветра, сметая пепел из пепельницы, поднимая занавески до потолка. Василина вздыхает судорожно, сжимает кулачки: — Знала бы ты, сколько я просила мать отправить меня на заставу, как я выбивала для него приглашения, как мечтала, чтобы он приехал! Мне никто другой не был нужен! Я четко, ясно, без сомнений знала, что я люблю его. Пусть это было безнадежно и невозможно. А у тебя есть Мартин, Марина. И у Кембритча есть обязательства перед твоей сестрой. И у тебя есть обязательства перед семьей, перед страной, как бы тебе это ни претило. Мы — Рудлоги, и от этого никуда не деться, мы кровь этой земли, на нас смотрят, про нас говорят. А сюда мог войти кто угодно! Твоя горничная. Охрана! Мой муж. Отец! Сестры!
Под моими ногами холодеет пол, и морозные узоры схватывают его кружевной вязью. Сила, истекающая из меня, скручивается в маленькие вихри, сталкиваясь со стихией Василины, хлопает открытое окно, а меня все больше трясет от напряжения. Начинают с тонким скрипом трескаться окна, не выдерживая противостояния двух Рудлог. Сестра моя тяжело дышит, пытаясь обуздать стихию, и с болью смотрит на меня, и я чувствую подступающие горькие слезы — от того, что не случилось, от того, что мне тоже больно, от того, что мне не хватает сил остановиться, и вся эта ситуация никак не разрешима.
Из-под столика вдруг испуганно тявкнул щенок, я оглянулась — в голове словно щелкнул выключатель — и ноги ослабели, я осела на пол. Бобби, переваливаясь, подбежал ко мне, стал жаловаться на то, как испугался от ветра и криков. Дурацкий красный бант все еще был на нем, и я взяла щенка на руки, всхлипнула и заревела. Сестра была права, но мне было все равно.
— Мариш, — сказала Вася беспомощно, подошла, села рядом со мной на пол, осторожно положила руку на плечо, — ну что же ты не сказала, что все еще не отошла от него? Ты его любишь?
— А что такое любовь, Васюш? — спросила я, не поднимая глаз. Сила ушла, и резко захотелось спать. — Если как у тебя с Марианом, то, наверное, не люблю. Но я как больная хожу после каждой встречи с ним. Не знаю, Вась, не знаю я. Хочу понять, понимаешь? Что мне делать?
Василина молчала и хмурилась.
— Он мне не нравится, — призналась моя королева со вздохом, — хоть я и признаю его достоинства и верность короне. Но он сделал тебе больно, и, может, ты его простила, да я не могу. Да и что ты знаешь о нем, Марин?
Я покачала головой, уткнулась носом в тихого, настороженного косолапика. Ничего я не знаю. Как понять, что из рассказов Люка о себе было правдой, а что ложью? Хотя нет, кое-что я знаю. Мне плохо без него. Я веселюсь, гуляю, работаю — и безумно тоскую по его голосу, по иронии, по взгляду, от которого я так остро чувствую мир.
— Прежде всего нужно дождаться возвращения Ани, Марин, — сказала Василина твердо, так и не услышав моего ответа, — и надеяться, что помолвка будет расторгнута. А что делать… Я бы сказала — забудь о Кембритче, хватайся за Мартина — он никогда не заставлял тебя плакать. Но я не могу решать за тебя. Об одном прошу — не спеши. Разберись в себе. Если вам, — она снова вздохнула, будто заставляя себя произносить эти слова, — суждено быть вместе, то вы будете. Но готова ли ты отдать себя и свою силу за несколько ночей? Дать ему кровь Рудлог без брака? Достоин ли он этого?
Я взглянула на нее, и она прочла ответ в моих глазах. Погладила меня по голове, улыбнулась тревожно.
— Запрет на приезд в Рудлог я отменять не буду, — произнесла сестра ровно, — но, если я правильно все поняла про Кембритча, и если ты ему действительно нужна, Марина, то это его не остановит.
Мариан Байдек, договорив с несущими караул в Семейном Крыле гвардейцами, направился к покоям принцессы Марины, за супругой. Он проводил ее с приема — Василине показалось, что сестра была чересчур бледна и нервозна, и заодно планировал заглянуть вместе с женой к детям, посмотреть, как происходит знакомство маленьких мужчин и огромных щенят.
