Квентин перетирал Эмбера в зубах, как дешевую сигару — тот только блеял. За Элис, за Элиота, за Джулию, за Бенедикта, за отца-неудачника, за всех, кого любил, разочаровывал, предавал. Движимый гордостью, гневом, надеждой, упрямством, он чувствовал, что остатки Филлори еще держатся и ждут, что будет дальше. Квентин дохнул белым пламенем и подбавил кислотной слюны. Бараньи ребра гнулись — Эмбер пытался вздохнуть и не мог. Вкус паленой шкуры наполнял пасть.
Выждав еще пять минут, Квентин выплюнул бездыханное тело и в один миг снова стал человеком. Эмбер, дымящийся на траве, еще шевелил передней ногой! Последняя искра жизни упорно отказывалась его покидать. Надо как-то погасить ее, иначе Филлори не воскреснет.
Вот для чего нужен нож, который унесла Асмодея. Вот для чего судьба практически всучила его юному Руперту. Квентин боролся с богом, не имея потребного для этой цели оружия.
Но так ли это? Поняв, что должен делать, ты часто обнаруживаешь, что все необходимое у тебя уже есть. Квентин порылся в кармане и нащупал последнюю из монет Маяковского.
Остаток наследства, который тоже будет истрачен. Квентин испытал легкую грусть оттого, что больше уже не сможет создать свой собственный мир, но что ж тут поделаешь.
Когда-то давно он совершил это в растерянности и гневе, теперь делал спокойно, полностью сознавая, кто он и зачем это нужно. Опустившись на одно колено, Квентин сложил в столбик никели из зазеркального дома, а сверху, гусем вверх, поместил золотой.
Зажатый в кулаке столбик монет преобразился в рукоять пылающего серебряного меча. Квентин вытащил клинок из земли, как будто тот веками ждал его здесь.
Как из стола в день своего поступления в Брекбиллс.
— Рад видеть тебя снова, — прошептал Квентин.
Бледное пламя вдоль меча казалось удивительно ярким в сумраке умирающего мира — как будто меч обмакнули в бренди и подожгли. Проку от него, собственно, никакого, зато красиво. Квентин сжал рукоять, пытаясь вспомнить хоть что-то из уроков фехтования с Бинглом.
Эмбер приоткрыл глаз, и Квентин увидел там не страх и не гнев, а что-то наподобие облегчения.
— Мне очень жаль, — сказал он, чувствуя то же самое.
Меч с одного удара рассек толстую шею. Ноги овна разъехались в стороны, как у марионетки, из обрубка забила кровь.
Рука Элис легла Квентину на плечо. Эмбер мертв. Квентин убил его, положив тем конец целой эпохе — теперь начнутся новые времена. Ничего волнующего или там благородного — грязное, кровавое, жестокое дело, но иначе было нельзя. Квентин отошел прочь от обезглавленного тела.
По небу пронеслось что-то вроде пожарного крана с конусом синего пламени. Гномы, скорей всего — от них всегда жди сюрпризов. Там наверху осталось всего три-четыре звездочки, и одна из них как раз падала. Позади кто-то деликатно кашлянул, словно подзывая официанта.
— Вечно обо мне забывают, — посетовал Амбер. — Я же говорил: убить следует нас обоих. Мы вообще-то один бог, только в двух лицах.
Понюхав мертвого брата, он подставил Квентину шею и плечами слегка повел, словно ожидая от предстоящей операции чего-то приятного. Квентину не хотелось доставлять ему это извращенное удовольствие, но куда денешься. Вспомним обо всем хорошем, чего Амбер не сделал. Может быть, следующий бог будет лучше.
Еще один хороший удар, и Квентина, выронившего меч, потащило во все стороны сразу. Его взору предстало Филлори, висящее в космосе, как разбитое блюдце, сам же он раздувался, как синий кит, в миллиард раз больше кита. Он был богом.
Это Его не смущало — смутить бога не так-то просто. Ему с кристальной ясностью открылась логика всего происшедшего. Бог может умереть, но божественная сила бессмертна. Когда не стало Эмбера с Амбером, она влилась в того, кто принес их в жертву. Теперь живым богом Филлори будет Он, Квентин. Станет из читателя автором.
Ничего себе наследство ему досталось! Он грустно покачал своей большой головой. Его мир продолжал крошиться и распадаться. Надо срочно его чинить. Квентин это умеет, а Квентин-бог сможет починить все что угодно.
Поведя левой рукой, Он замедлил бег времени для всех, но для Него самого тысячелетие проходило за долю секунды, — и с бесконечным терпением стал собирать разрозненные обломки. Он заново складывал костяк Филлори, соединяя камни и грудки земли, как кусочки гигантского пазла. Разглаживал швы призрачными пальцами, и те исчезали, словно и не было их.
С рудными жилами, делающими филлорийскую почву мраморной, как хороший говяжий бок, требовалась особая тщательность. Он запускал заново реки и ручьи Филлори, возвращал моря и озера в их опустевшие чаши. Накапливал в атмосфере невидимые массы воздуха и ветров, чтобы земля снова могла дышать. Сквозь божественные пальцы просеивались предметы, памятные Ему по человеческой жизни. Кости гнедой кобылки, которую он увел у кентавров. Разбитые и втоптанные в землю часы Джейн Четуин. Револьвер, брошенный Дженет в Гробнице Эмбера. Наконечник убившей Бенедикта стрелы. Обломки «Мунтжака», раскиданные по мелям Восточного океана.
Останки людей и животных, погибших при апокалипсисе, Он не трогал, но выживших исцелял, восстанавливал их поврежденные органы, сращивал кости, зашивал кожу. Вернул большую черепаху на вершину пирамиды и водрузил Филлори на нее. Она, не слишком стремясь к более активной жизни, не стала сопротивляться. Загнал разбежавшихся мертвецов обратно в их Нижний Мир и по милосердию своему погрузил в вечный сон, положив конец адским спортивным играм.
Он заново покрыл Филлори травяным ковром и навтыкал, как мачты, деревья, чтобы от них снова пошли леса. Годами, если не столетиями, налаживал морской прибой и круговорот воды. Бережно схоронил тела Эмбера и Амбера; на их могилах выросли два высоченных дерева с ветками, закрученными, как бараньи рога. Хорошенько отполировал луну и пустил ее на орбиту. Подвесил звезды одну за другой, как хрусталики люстры. Засыпал кратер, прожженный солнцем на дне океана, охладил воду, заново сложил стену на Краю Света. Остывающему солнцу вновь придал форму сферы, дыханием своим раскалил его добела и вернул на извечный путь.
Настало время отдохнуть от трудов. Мир работал исправно, как часы; Он лишь подчищал кое-что там и сям, добиваясь идеального равновесия. Устранив все мелкие недоделки, Он обозрел всю картину, чувствуя вращение каждого атома, и ощутил великий покой. Филлори зажило вновь. Оно пока еще не такое, как прежде, но станет таким, когда окончательно исцелится. Его помощь больше не требуется — остается лишь наблюдать.
Он знал, однако, что свою великую силу получил лишь во временное пользование. Грустно, но без сожалений, Он повел правой рукой и вернул времени прежний ход. В самом конце, по божественному капризу, Он извлек останки Белого Оленя из глотки каймановой черепахи, собрал его скелет, обтянул кожей, вдохнул в него жизнь и поселил на маленьком островке в океане. Пусть у нового Филлори будет свой Странствующий Зверь.
