Колдун отодвинул Параскеву и подошел к лешему вплотную.
– Ты хоть понимаешь, что я уже почти месяц бьюсь над тем, чтобы Настю в чувство привести. А ты мне траву лишь сейчас приносишь, когда во всех книгах сказано, что чем быстрее отвар из нее принять, тем больше шансов заклятие снять.
– Книги ты читаешь человеческие. Трава эта наша, – упрямо ответил лесной житель. Принять ее можно один раз. Потом подействует, не подействует, на долго ли подействует, никто тебе не скажет. Все от силы колдуна насылавшего заклятие зависит. Да и потом, мы как про несчастье узнали, сразу же решили помочь. Но траву надо в урочный час собирать, правильно сушить. Сам понимаешь.
– Понимаю, – кивнул Илья.
Огонь в очаге стал понемногу успокаиваться. Мужчна отступил назад и снова сел рядом с Норой. – И все равно ты врун.
– Ага, врун, – уже весело согласился леший. – Но ведь семьи, детки. Так, ты того, не сердишся больше?
– Нет, – покачал головой колдун. – У меня теперь тоже семья. А за траву спасибо.
– Ну вот и ладненько, – леший был доволен. – Пошел я тогда. К слову, я вот о семье сказать-то хотел, – остановился он у выхода. – Мы ведь проход только для двоих открываем. Иначе она может рассердиться.
– Разумеется, – кивнул Илья. – Прасковья с Рыжиком нас только провожают.
– Угу-угу, – как филин заухал леший. – Ну, тогда прощевайте. Скатертью вам дорога. До встречи на обратном пути.
Он съежился на пороге, превратившись в старый замшелый пень. Пень прыгнул и растворился в темноте. Следом раздалось утробное рычанье и восьмиглазая вся в шипах и наростах оскаленная морда, попыталась просунуться под закрывающийся полог.
– А ну пошел отсюда! – раздался издалека голос лисуна.
Появившаяся из темноты еловая ветка с размаху хлестнула по морде чудовище, и оно, жалобно захныкав, исчезло за опустившимся пологом шатра.
– Милые у них домашние животные, – пробормотал Рыжик. – Не хотел бы я с таким песиком повстречаться в ночном лесу.
– Можно подумать, в дневном лесу ты бы с ним замечательно побеседовал, – поежилась Параскева. – Всем надо ложиться спать.
– Вы спите, – колдун устало потер глаза. – А я не хочу. Да и отвар нужно скоро готовить.
– Илюшенька, – ласково сказала Параскева. – Отдохнуть тебе надо. Отвар с утра надо готовить. Успеется. Не выспишься, откуда силы для дороги возьмешь? Ведь Настенька на тебе.
– Уговорила лиса, – колдун потянулся и улегся рядом с волчицей. – Разбуди за час до рассвета.
– Конечно, батюшка, – кивнула Параскева. – У меня-то старческая бессонница.
– А я покараулю пока, – сказал Рыжик. – Не нравятся мне эти восьмиглазые.
– Спасибо, – прошептал Илья, проваливаясь в мягкий спокойный сон.
– За что? – удивился Рыжик. – Сам же сказал: мы семья.
Оборотень обошел шатер внутри по кругу, принюхиваясь и прислушиваясь. По его ощущениям выходило, что за тонкими тканными стенами притаилось по меньшей мере три непонятных зверя.
– Знаешь, бабушка – повернулся он к Параскеве. – Днем бы я с этим песиком с удовольствием поболтал.
– Да угомонись ты, – прошептала старуха и кивнула в сторону Ильи и Норы, – всех перебудишь.
Рыжик обиженно засопел, но ничего не сказал в ответ. Он сел у полога, заменяющего дверь и, отслеживая каждый шаг неведомых охранников леса.
Илья проснулся оттого, что кто-то теребил его за плечо. Он с усилием открыл глаза и увидел лицо Параскевы.
– Пора батюшка, – сказала она. – Надо еще зелье приготовить.
Колдун сел рывком. В шатре, несмотря на потухший огонь, было тепло и уютно. Он вытянул руку, юркая молния синим всполохом нырнула в очаг, и он вновь запылал. Молодой мужчина потянулся к одному из узлов и вытащил оттуда котелок. Откинул полог палатки и вышел наружу. Ослепительная белизна резанула по глазам. За ночь выпал первый снег.
– Ничего себе, – присвистнул выглянувший вслед Рыжик. – Это они называют ночной изморозью? А мороз-то какой! И все должно растаять?
Колдун, не отвечая на реплики Рыжика, набрал снега в котелок и, вернувшись в шатер, поставил его на огонь.
Он бережно развязал полотняной мешочек и стал потихоньку высыпать траву в закипающую воду, растирая жесткие стебли между ладонями. Не доводя отвар до кипения, снял с огня и стал шептать на воду что-то едва слышное. Вода закипела, забила белым ключом. Илья дунул на бурлящую поверхность, и она успокоилась. По шатру пополз дурманящий аромат летних цветов-медоносов.
– Настенька, девочка моя, это надо выпить, – колдун стал на колени над Норой, которая по-прежнему спала. – Ну же, солнышко, мое просыпайся.
Волчица. словно нехотя, открыла глаза и что-то тявкнув, закрыл их вновь.
– Настя, дочка, это лекарство, – затеребила волчицу с другой стороны Параскева.
Но та только упрямо мотала головой. И тут подключился Рыжик. Он неожиданно для всех стал перед Норой на четвереньки, и разразился таким гневным лаем-рычаньем, что колдун чуть не уронил котелок. Нора встрепенулась. Окинула всех непонимающим взглядом и, посмотрев на подсунутый прямо к морде котелок, стала пить зелье, слегка при этом повизгивая и испуганно поглядывая на Рыжика.
Колдун тоже удивленно посмотрел на него.
– Что ты ей наговорил?
– Отец. Он так нас однажды ругал, когда мы плохо себя вели. Как волки. – Рыжик отвернулся, прогоняя воспоминания о домашней козе Нюрке с доверчивыми глазами, которую, заигравшись, загрызли два молодых глупых волчонка.
Нора тем временем допила зелье и обессиленная улеглась на подстилку из шкур.
– И что теперь? – спросила Параскева.
– Теперь ждать, – ответил колдун.
Он щелкнул пальцами, и чудесный теплый шатер исчез, как очаг и замечательная посуда. Они сидели на поляне припорошенной первым снегом. Вполне ощутимый мороз заставил Рыжика поежиться от холода.
Старый леший стоял у входа в дом на краю лешачьей деревни. Приближался рассвет. Он засвистел, и сторожевые псы мигом примчались на зов хозяина. Они приседали перед ним на многосуставчатых ногах. Четыре пар глаз, каждого из них, преданно помаргивая, глядели на хозяина. Он по очереди погладил любимцев по жестким загривкам.
– Проголодались за ночь, детки? – улыбнулся леший и высыпал перед ними из мешка заранее заготовленных и высушенных жучков.
Каждую осень он собирал по трухлявым пням и сухой траве отмиравшую после лета членистоногую живность. Для песиков. Летом они кормились сами. Несмотря на грозный вид, эти создания являлись настоящими стражами леса, защищая его от вредителей.
С довольным урчанием псы набросились на еду.
– Не рано ли я пришел? – раздалось кряхтенье прямо перед домом.
