Ярл сплюнул на землю и махнул рукой. Дружина, похоже, только это и ждала. Мужчины начали расползаться во все стороны, тихо переговариваясь друг с другом. Что ж, другого времени пообщаться с ярлом не будет.
— Уважаемый ярл, Руисерт Нак Кимли мой человек.
Ярл не удостоил меня даже слова, только ещё больше нахмурился. Пришлось продолжать:
— Он ел с моего стола, делал для меня работу.
— Что ты мелешь, рыцарь из королевства? — голос ярла тихо клокотал. — Он что, отказался от своего родового имени и взял твоё?
— Нет, ярл, но он под защитой моей чести.
Предводитель Нак Обби спокойно положил руку на рукоять меча.
— Ваши законы, чужак, на севере не действуют. Север свободен больше ста лет, да и даже в те времена, когда ярлы клялись в верности юным королям, знаешь какой род никогда не вставал на колени, — он указал большим пальцем на себя. — Нак Обби.
В такие моменты внутри просыпается настоящий талант дипломатии.
— Я не спорю, ярл, но мы все ходим под одним небом и испрашиваем одних благословений у отцов-созвездий. Если Руи что-то натворил, то я лишь хочу суда небом.
— Ты делил со мной хлеб, рыцарь из королевства…
Я молчал.
— Скользкий червь, — ярл скривил рот, но на улыбку это совсем не походило. — Получишь что желаешь.
* * *
Думаю, стоит отвлечься и рассказать читателю, чем же я заслужил такой мерзкий эпитет от ярла Максвелла.
В королевстве традиция испытания поединком, когда тяжущиеся стороны сражаются сами или выставляют бойцов от своего имени, давно ушла в историю. Конечно, рыцари могут решать личные конфликты на турнирах, а боярские сыны в городах — резать друг друга по подворотням из-за деловых вопросов, но это и близко не подходит к северянскому суду небом. Такой суд является вопросом чести.
Как бы ярл не презирал чужаков и не ненавидел кровного врага, он не мог отказаться от поединка. А поединок должен быть максимально справедлив в глазах и живых, и мёртвых родичей. Раненый воин, неспособный держать оружие в руке, не может выйти на поединок — немного чести в победе над калекой, а значит, ярл должен был дождаться того момента, когда я буду готов выйти на бой. При этом, я уже разделил хлеб с ярлом и являюсь его гостем. До тех пор, пока гость не нарушит законы гостеприимства — с ним ничего нельзя сделать, равно как и со слугой гостя; сам же ярл точно так же не может выгнать гостя, не прослыв человеком бесчестным.
Естественно, мой поступок был отвратителен в глазах любого из северян, да и не только их, будем честны, но было у меня одно преимущество. Ведь честь хоть и находится в душе самого воина, но её корни произрастают из предков этого человека, а плоды чести вкушают его потомки. Мой клан уничтожен, я лишён своих корней, и через это не могу посрамить предков; потомкам же передать свой срам я не смогу за неимением этих самых потомков. Жизнь моя только моя и ничья больше, а значит — что мне порицание северян?
* * *
Дальнейший разговор с ярлом ни к чему хорошему привести не мог, но и сидеть в замке до самого выздоровления мне не хотелось. Оставался лишь один человек, который мог мне помочь — Грегор. Я побродил по двору, вылавливая пробегающих мимо слуг и выспрашивая где находится ярлов сын. Грегор нашёлся в кузне, в кожаном фартуке поверх простой рубахи, грязный и потный. Он размеренно стучал аккуратным молотом по небольшому топорику, вковывая тонкую полоску железа в заготовку.
Я с завистью вздохнул — те из лесных кланов, что умели сваривать сталь, сгорели в пламени войны около века назад. С тех пор лучшие клинки привозили с востока и ценились они на вес золота. Я моргнул пару раз и присмотрелся к работе. Как и ожидалось, тонкая полоска ярко светилась волшебством.
Увидев меня, Грегор отложил в сторону молот и отослал мальчишку-подмастерье за пивом. После чего сказал мне:
— Вот, нервы успокаиваю работой.
Сын ярла развел руками словно хотел объять тесное помещение. В печи красноватым цветом тлели угли, а в корзине в углу торчали заготовки под мечи.
— Да, Артур, какой камень свалился у меня с души вчера, когда вы с отцом нашли общий язык, — Грегор сел на скамью. — И ты опять взвалил мне его на плечи.
— Уже знаешь?
— Конечно, к вечеру все будут гудеть словно улей. Почему не пришёл ко мне?
Я пожал плечами. Грегор снял фартук и положил на небольшой столик.
— Не хочу, чтоб тебя убили. И этого дурака Руисерта. Меня терзает страшное предчувствие, а о чём оно — понять не могу.
На руках у ярлова сына ровным узором проступили вены. Рана заныла. Я проморгался и как следует посмотрел на рисунок вен. Ну, конечно, следовало сразу догадаться. Такое бывает, когда долго носишь источники, в данном случае — намотанные на руку цепи. Отсюда и эликсир из водорослей, и доброжелательное отношение. Что ж, это мой шанс…
— Грегор, я не до конца был с тобой честен. Я — не бродячий рыцарь.
— Да ладно? — в его голосе была слышна усмешка.
— Я звездочёт, составляю гороскопы по созвездиям.
Маленькая ложь для пользы дела.
— Но про курган я не врал, он действительно важен. Можешь проводить меня?
— Не могу, сам видишь, что происходит в замке. Нужно быть подле отца, — горец огладил бороду. — Знаю, кто сможет. Пошли.
Грегор накинул на себя клетчатый плед и направился к выходу из кузни.
* * *
Фингэл угрюмо пыхтел впереди, что-то бубня себе под нос. За те четыре часа, что мы ползли вверх по горной тропе, я так и не смог разобрать ни слова. Что это — горская песенка о счастливом пути или проклятия в сторону чужака, из-за которого похмельному мужчине приходится таскаться по козьим тропам? Я решил завести хоть какой-то разговор:
— Почему мы не пошли по тракту?
— По землям Нак Кимли? Да они порежут нас на лоскуты.
— А как же священные заветы? Путников нельзя трогать.
— Тракт заворачивает на наших землях, — Фингэл остановился и задумчиво почесал огромный нос. — Как бы так сказать, Нак Кимли они в углу. Для них мы не путники. Да и разбойники эти Нак Кимли, веры им нет.
Печально было слышать. Особенно печально для меня и моих ног.
— Но уже почти дошли. Смотри, за тем поворотом будет лесенка в скалах, она и приведёт нас к кургану.
Лесенка действительно оказалась там. Узкая и прямо над обрывом. Единственное, что спасало меня от падения — вбитые в скалу железные скобы, за которые приходилось крепко держать левой рукой. Я ожидал, что горец предложит мне привязаться веревкой, висящей у него на спине, но это явно не входило в его планы. В самом-то деле, сорвётся надоедливый чужак и помрёт, ему-то какое дело? А может он просто настолько привык к путешествиям по горам, что не представлял их опасности для чужаков.
Путь привёл нас на ровный горный луг, дальней стороной отлого уходивший вниз. Там, далеко в дымке, виднелась речка, раскиданные по её берегу домики и каменные заборчики, за которыми бегали стада овец. Совсем далеко, где глаз уже почти не разбирал, стоял типичный горский замок, брат-близнец замка Глипнесс, разве что башня на холме была каменная.
— Это замок Нак Кимли?
Фингэл выждал добрую минуту, прежде чем ответить, и даже перед тем, как произнести эти слова, как следует сплюнул на землю:
— Замок Эстер, — здоровяк сплюнул на землю ещё раз. — Да, в нём живёт ярл Нак Кимли.
— А как его звать-то, этого ярла?
Ответом был ещё один плевок, третий по счёту. Говорят, далеко на юге есть пустыня, где живёт горбатая лошадь. И эта лошадь постоянно ворчит и плюётся. Определённо, она бы нашла с горцами общий язык. В отличии от меня.
