Он был не по зубам не то, что сбитой из всякого отребья и вооружённой чем попало отчаянной разбойничьей шайке, которых в этих местах всегда было великое множество, и которые нападали на торговцев и путников чуть не каждый день, даже в большие церковные праздники. Нет, он был не по зубам и куда как более серьёзному противнику, даже сильному отряду какого-нибудь местного феодала было бы очень сложно с ним справиться.
Ещё бы: в нём одних только рыцарей Храма было почти семь десятков, и все они ехали в полном боевом снаряжении, со щитами за спиной и поднятыми вверх длинными смертоносными копьями. Братья-рыцари Храма, общепризнанно считавшиеся одними из лучших воинов от восточных земель Византии и Леванта до самого Пиренейского полуострова, да ещё и таким числом — серьёзная сила. Каждый из них в бою стоил с полдюжины, а то и целой дюжины обычных воинов, а когда они сражались в сомкнутом строю, победить их было почти невозможно — любой противник разбивался об их стальную стену!
Помимо рыцарей, в отряд входила сотня конных сержантов и несколько сотен пеших латников и арбалетчиков. К тому же, в той или иной степени были вооружены и многочисленные слуги, а также возницы, каждый из которых умел хорошо обращаться с фальшионом и коротким пехотным копьем. В бою каждый из них мог с успехом выполнять задачи лёгкого пехотинца.
Кто осмелится напасть на такую силу?.. — разве что сам король или герцог — но с чего бы? Орден Бедных рыцарей Христа и Храма Соломонова ни с кем из христианских владык не в ссоре, и даже наоборот: храмовники пользуются несомненным доверием и полным расположением при всех монарших дворах Европы…
Так да оно так, да и конец пути был уже близок, но мало ли что… — даже здесь, почти в центре Île-de-France, все дороги, как говорится: «от ворот — до ворот», были в той или иной степени опасными. Разбойники, под видом которых зачастую могли действовать и — как знали все шателены ордена — довольно часто действовали местные сеньоры, не брезговали любой и уж тем более — богатой добычей. Возглавляемые ими шайки безжалостных головорезов часто подолгу отслеживали крупные и хорошо защищённые караваны. Сбивались в большие отряды, возглавляемые своими отчаянными предводителями, они могли выбрать благоприятный момент и напасть, даже на такой сильный отряд, как у них. Памятуя об этом, тамплиеры, по своему обыкновению, двигались во всеоружии.
Конь маршала переступил ногами и наклонил голову к земле в поисках корма, но маршал натянул поводья и конь попятился назад, к тому месту, на котором стоял.
— Так что, брат де Торнье? Ты что-то почувствовал или заметил? Засада?.. и так близко от Парижа?
— Нет, монсеньор-маршал, не думаю, что здесь на нас кто-то осмелится напасть — простые разбойники нам не страшны, а кто-то из местных графов никогда не решится совершить нападение на крестоносцев во владениях французского короля. К тому же и спрятаться нападающим здесь негде — местность хорошо просматривается.
— Тогда почему ты остановил авангард? — теперь в голосе маршала послышалось недовольство. — Мы и так движемся слишком медленно!
— Наши кони сильно устали. До Тампля ещё несколько часов хода, но небо быстро хмурится. Я думаю, что дождь застанет нас в пути, а телеги сильно нагружены. Как мы будем выглядеть на размокшей дороге и измученных лошадях в глазах горожан?
— Так значит, ты предлагаешь сделать остановку и покормить коней?
Бернар де Торнье кивнул.
Маршал, отвечающий за безопасность не столько отряда, сколько того груза, который тот охранял, размышлял недолго. Повернувшись в седле, он с поклоном обратился к Великому магистру:
— Монсеньор, я согласен с братом-рыцарем де Торнье. Мы вполне можем остановиться на привал. Посмотрите на небо: дождь действительно вот-вот начнётся и, судя по всему, он будет довольно сильным.
Жак де Моле — Великий магистр ордена Бедных рыцарей Христа и Храма Соломонова, не раздумывая и мгновенья, отрицательно покачал головой:
— Нет, маршал. Мы сделаем по-другому. Остаёмся на дороге. Коней не рассёдлываем, от телег не отходим. Просто задайте лошадям овса, пусть они поедят из торб. Сделаем для этого короткую остановку и потратим на неё не больше четверти часа. Как только лошади поедят, мы двинемся дальше. Наш груз слишком ценен, чтобы мы могли позволить себе оставить его на ночь вне пределов одного из наших, осенённых святым крестом замков. Помните об этом! Я хочу уже сегодня быть в Тампле, даже если для этого нам потребуется двигаться всю ночь!
— Ваша воля, монсеньор!.. — маршал дал команду и отряд, привычно выставив сторожевое охранение из арбалетчиков, занялся лошадьми. Не прошло и пяти минут — оруженосцы и слуги едва успели подвесить коням наполненные овсом торбы, как раздались первые сдвоенные раскаты грома, вдали сверкнула молния, и на головы тамплиеров хлынул дождь.
Небеса разверзлись так, словно Господь вдруг захотел напомнить братьям-рыцарям о седьмой библейской каре египетской: дождь ударил с такой необузданной силой, что дорога в считанные мгновения покрылась глубокими фонтанирующими лужами, а её обочины — в размякшую коричневую жижу. Совсем недалеко от стоянки каравана облака пронзила сначала первая одинокая молния, затем, одновременно с новыми раскатами грома, ещё и ещё одна, расчертили почерневшее потемневшее небо своими изломанными лилово-голубыми зигзагами.
Столько падающей с неба воды тамплиеры не видели уже давно. Не прошло и минуты, как льющиеся сверху потоки насквозь промочили их суконные плащи-сюрко. Прошла ещё одна минута, и холодная вода полностью пропитала шерстяные котты рыцарей, их кольчуги и быстро добралась до одетых под них нательных полотняных камиз.
Вместе с дождевой водой до разгорячённых дорогой тел, добрался и колючий холод. Он мгновенно сковал мышцы, но как-то избавиться от него ни у братьев-рыцарей, ни у сержантов-конвентов и шедших в конце каравана оруженосцев и простых воинов не было никакой возможности. Укрыться от воды и холода им было попросту негде — на несколько лье и впереди, и позади растянувшегося на пятьсот шагов каравана, простиралась лишь нещадно заливаемая дождём и прямо на глазах превращающаяся в грязь дорога.
Люди — конные и пешие — плотнее укутались в плащи и по возможности собрались в небольшие плотные группы. Многие из пеших воинов, спасаясь от падающей сверху воды, подняли над собой чёрно-белые щиты, и им тут же показалось, что по ним с тяжёлым упорством бьёт не холодный весенний дождь, а ливень сарацинских стрел — так же, как это ещё недавно было при защите осаждённого Руада…
— Клянусь Пресвятой девой Марией и Святостью непорочного зачатия — нам было бы лучше оставаться на Кипре. Остров прекрасно укреплён. Помимо нас, там надёжно закрепились наши братья-госпитальеры, а они — воины, вернее и храбрее которых, я нигде не встречал. Вместе с ними мы были несокрушимой силой, которую не удалось сломить даже проклятому Салах-ад-дину! К тому же, там — на Востоке — были сарацины, а значит — и мы всегда были при деле!.. Да и жаркое солнце — как по мне — так оно куда как приятней этого промозглого ливня! — Робе́р де Ридфор остался сидеть верхом, разумно предпочитая бесперспективному поиску какого-нибудь укрытия, хотя бы иметь под собой сухое седло. — Вот скажи мне: почему мы едем в спокойный христианский Париж? Почему мы не направимся дальше — за Пиренеи — в Арагон, Наварру или Кастилию? Там тепло и там есть мавры — считай, что те же сарацины, а значит — враги Христа и наши враги!
— Я поддержал бы твои вопросы, брат Робер, если бы мы с тобой были бы вправе их задать. Мне тоже непонятно решение Великого магистра, и я не понимаю того, чем оно продиктовано. Если бы кто-то спросил моё мнение, я бы сказал, что считаю нашей святой обязанностью направить все наши силы и помыслы на отвоевывание у магометан христианских королевств Леванта. Да и как можно поступить иначе, если наш орден был создан и благословлён Папой именно для борьбы за освобождение Гроба Господня?.. — его собеседник, также оставшийся в седле, провёл впереди себя рукой:
