Тут со стороны входа раздался шум. В залу вошли несколько воинов и одного Гринер сразу узнал — светловолосый Ольвар. И если он был высок и широкоплеч, то стоящий рядом казался по сравнению с ним ребенком. Чернявой головой он едва доставал Ольвару до плеча. Но топор, висевший у него на поясе, был не меньше, чем у собрата. «Наверное, это Матис», — подумал Гринер — так и оказалось.
Воины подошли к главному столу, поклонились ярлу а потом стащили Тео со скамьи и стали поочередно обнимать. «Наверное, запрет на тисканья не распространяется за кровных сестер», — шепнул бард Гринеру и тот улыбнулся. Похоже на то.
— Братцы, братцы… — выдохнула Тео, вырываясь из лап увешанных оружием мужчин. — Полегче, а то из меня полезет угощение…
— Зато меда поместится больше, — с очень печальным лицом пошутил Матис. — Давай, брат, сдавим ее еще разок. Или лучше взять ее за ноги и потрясти?
— Потрясти… — Ольвар захохотал. — Ой, не могу, потрясти…
Матис пожал плечами и отошел к дальнему концу скамьи. Видимо, он попросил двоих мужчин пересесть, и они, взяв свои миски и перекинувшись какой-то шуткой, отошли. Все сидящие на скамье подвинулись так, чтобы новоприбывшие могли сесть рядом с Тео. Она стойко улыбалась.
— Меда! — взревел Ольвар. — Мы с сестрой будем пить!
Некоторые из сидящих за соседним столом поднялись, отошли в сторону и вернулись с инструментами. Бард заинтересованно рассматривал странное приспособление вроде меха с дудочками, торчащими из него. Еще двое музыкантов держали в руках что-то, напоминающее лютни, только держали как-то странно — широкой частью вниз, а в другой руке у каждого были палочки. Рик явно с нетерпением ждал, какую музыку они начнут играть. Рядом Ольвар наливал Тео в кружку пенящийся мед. Гринер не решился отвлекать магичку в такой важный момент и повернулся к Дереку.
— А Иргу можно пригласить?
— Почему нет, — пожал плечами маг. — Думаешь, справедливо было б ей отказывать в удовольствии от танцев только потому что она дочь ярла? Иди, конечно.
Зазвучала музыка. Странная, непривычная, но красивая. Мех с дудочками издавал протяжные стоны, однако, весьма мелодичные. Гринер вылез из-за стола и подошел к Ирге. Смущения он не испытывал, разве что знал — если она откажется, он будет чувствовать себя дураком.
Но она согласилась.
Присутствующие захлопали в ладоши, видя, что один из гостей пригласил дочь ярла. Хрогарт улыбнулся Гринеру и ободряюще качнул головой.
Они станцевали медленный танец, потом быстрый. Особой разницы между местными движениями и теми, которым его научила Тео, Гринер не заметил — если различия и были, он быстро приноравливался. Ирга то застенчиво опускала глаза, когда их руки касались друг друга в фигурах танца, то искренне улыбалась. Она была очень… простая, что ли, естественная — в отличие от тех деревенских девушек, с которыми Гринер успел завязать знакомство. Те неумело кокетничали, а потом неожиданно обижались без причины, потом смеялись…
После второго танца Ирга слегка поклонилась ему, и сказала:
— Спасибо, Гринер. Мы еще потанцуем позже, если захочешь, но пока я пойду к отцу.
— Конечно. — Юноша расплылся в улыбке до ушей. — То есть… и тебе спасибо.
Он вернулся к столу и ковыряющий кинжалом в зубах бард развязно ухмыльнулся:
— Похоже, наш парень влюбился.
«Какая бы муха Вас ни укусила, мне все равно, можете шутить сколько влезет», — хотел было ответить ему Гринер, но бард не дал ему и рта раскрыть:
— В новинку тебе, парень?
«А, демон с ним», — подумал Гринер, усаживаясь на свое место.
— Нет. Не в новинку.
— А я думал, ты девственник… — протянул бард.
Гринер внезапно разозлился. И, хоть понимал, что ввязываться в разговор с Риком, который, похоже, слишком много выпил, глупо; а тем более глупо объяснять ему что-то насчет своих отношений с девушками, все же ответил:
— Нет, не девственник.
— Деревенские простушки? Толстушки-стряпушки? — бард подмигнул, а Гринер задался вопросом — сильно ли обидятся хозяева, если он даст Рику в глаз?
— И когда только время нашел, — продолжал бард дурашливым голосом… — хотя я в твои годы…
Договорить бард не успел. Тео крепко прихватила его за шиворот, хотя со стороны могло показаться, что она по-дружески его обнимает. Гринер не заметил, как так вышло: еще секунду назад она, повернувшись к ним спиной, увлеченно кричала что-то вдохновляющее Ольвару, который пил на спор из большого бочонка, не отрываясь; и вот уже прижимает к себе барда и шепчет ему на ухо.
Что именно, Гринер не расслышал, но Рик, кажется, побледнел. Коротко ответил вполголоса. Тео отпустила воротник его куртки, и, хотя она засмеялась, Гринера выражение ее глаз немного напугало.
Рик повертел головой, разминая шею. Нагнулся, достал чехол с лютней, который в начале трапезы положил под скамью. Вынул инструмент и пробежал пальцами по струнам. Присутствующие, кроме магов, радостно загудели.
— Это друг Тео, сказитель и менестрель Рикардо, — объявил Ольвар, оторвавшись от бочонка. Тот был пуст — похоже, воин выиграл пари. — Рикардо, просим, исполни что-нибудь для нас!
Все захлопали, опять же, исключая магов. Бард, совладав с цветом лица, стал на скамью и чуть повертел колки на лютне.
— Магду! Магду! — раздались выкрики.
— Про двух петухов!
— Деву с медовыми волосами!
— Это новая песня, — объявил Рик, и присутствующие затихли. — С вашего позволения, я начну с нее, а потом исполню те, что вы назвали.
Он провел рукой по струнам, и те отозвались легкомысленным перебором. Мелодия песни была простая, но запоминающаяся. А слова… Гринер слушал, не отрываясь.
За старым трактиром, пропахнувшим сыром жил необычный кот.
Он был черно-белым, но так странно сделан, что демон его поймет.
Весь правый бок — белый, что ты с ним не делай.
Весь левый бок — чёрный, как уголек копченый.
И днем незаметно бродил он по свету, и слева всех обходил
И справа во мраке скользил, а собаки — поди-ка его найди.
Днем белое плохо видно — да, господа, обидно.
А ночью найди тьму-ка — да, господа, мука.
Он думал — какой я? Не знал он покоя, и черен хотел быть, и бел.
Он пробовал сажу, и даже однажды залез специально в мел.
В начале песни Тео сидела с вежливой улыбкой. Но чем дальше, тем больше на ее лице проявлялось странное выражение. Гринер заметил его, а также то, что она неотрывно смотрит на барда. У него и самого отчего-то мурашки по коже побежали. Изо всех сил он старался, чтобы никто не заметил, насколько его взволновала эта песня… и Тео, судя по всему, тоже.
