Гарри каждый день покидал свой дом и отправлялся на новую службу. Она не слишком отличалась от прежней по своей сути, но Отряд претерпел значительные изменения, у него стало куда больше полномочий, а его теперешние функции были столь многочисленны, что никто толком не мог их запомнить. Сначала Гарри вынужден был слушать бесконечные лекции Холборна о новых порядках.
— Теперь отдел у нас один, поскольку не так уж много нас осталось, чтобы еще разделяться. Ты будешь, конечно, входить в Совет при Министре, иначе и быть не может. Совет, равно как и Отряд, возглавляет формально сам Министр, но, разумеется, у него есть наместник, руководящий ударными группами, ведущий основные расследования и так далее. Как ты понимаешь, должность министра подразумевает, скорее, политическую и законодательную функцию, а вот что касается правопорядка…
— Я подчиняюсь непосредственно Министру? — перебил Гарри, порядком устав от коллеги.
— Пока нет, — уклончиво ответил Холборн. — Первым для тебя будет его наместник, а скорее, военачальник. Но как знать, — он со значением посмотрел на Гарри, — вдруг Министру понадобится, как минимум, еще один наместник?
— С какой стати?
— Брось, об этом уже все говорят, хотя прошло всего несколько дней.
— Послушай, я не хочу никакой борьбы за власть. Всегда считал это идиотизмом.
— Если наместник проявит мудрость, он сам уйдет в сторону.
Гарри покачал головой.
— И кто он, хотелось бы знать?
Холборн хмыкнул.
— Ермон, кто же еще? Единственный и неповторимый. Он хорошо справляется со своими обязанностями, но Министр, как мне кажется, опасается, что он со временем будет претендовать на его должность. Этого бы никому не хотелось.
— Он вроде бы хорошо проявил себя во время войны.
— Неплохо, — снисходительно согласился Холборн. — Но ты ведь понимаешь, о чем я говорю. Ты моложе него, но все‑таки, в сумме, подвергался в своей жизни куда большему количеству опасностей и все их преодолел. Люди восхищаются тобой, Гарри, и даже не пытайся это отрицать.
— Если бы они знали, кем на самом деле восхищаются, — мрачно отозвался Гарри.
— Время археологических раскопок в собственной душе подошло к концу, должно подойти, — упорствовал Запоминающий и Стирающий. — Ты прошел неимоверно долгий путь, мисс Грейнджер многое о тебе рассказала в твое отсутствие. Некоторые истории невероятны сами по себе, но, чем больше я их слушал, тем глубже проникался уважением к тебе. Поверь, для меня это нехарактерно, но это так. Мисс Грейнджер тоже удивительная девушка, сильная и мудрая, но и она относится к тебе с огромным почтением. Гарри, просто так ничто не случается. Если я раньше и пробовал уповать на случайности или что‑то подобное, то теперь это в прошлом. Все закономерно. Вот увидишь, тебя ждет непростое, но великое будущее.
— Где‑то я это уже слышал, — скептически проговорил Гарри. — Почему ты так уверен, что мне можно доверять власть?
— Я разбираюсь в людях, — не без самодовольства ответил Холборн. — В Ермоне я не вижу того, что есть в тебе, а для лидера это очень важно.
— И что это?
— Великодушие.
Гарри фыркнул и решил слегка уклониться от темы.
— Я увижу сегодня нашего Аполлона?
— Думаю, через несколько дней. Они с Министром уехали на континент.
Таким образом, Гарри было необходимо немного подождать, прежде чем удовлетворить свое любопытство.
Ермон выглядел, как обычно, гордо и привлекательно. За эти годы он значительно возмужал, однако не забыл и приумножить свою надменность. Разумеется, появлению Гарри он совершенно не был рад, но довольно‑таки умело это скрывал. Естественно, радость Гарри по поводу того, что красавец был жив и здоров, почти сразу испарилась. Соперничества, впрочем, он не желал.
Предсказания Холборна сбылись. Не прошло и двух недель после возвращения Гарри из‑за Вуали, как министр магии произвел его в наместники, и им с Ермоном все‑таки пришлось делить власть. Заодно Гарри выяснил, как на самом деле звали «Аполлона». Его имя с фамилией — Кевин Уоррен — были весьма прозаичными, но все же неуловимым образом сочетались с его внешностью, как бы заранее предупреждая всех о том, кто был перед ними. Сам Ермон предпочитал, чтобы его называли по прозвищу, и Гарри решил не злить своего коллегу, тем более что эта «кодовая кличка» звучала гораздо солиднее.
Загруженный новыми обязанностями до предела, Гарри приходил домой только на несколько часов, успевал поиграть с сынишкой, если тот не спал, перекинуться парой слов с Джинни и опять умчаться на работу. Особенно он радовался, когда заставал у себя в гостях Гермиону.
Девушка вполне управлялась без помощи поводыря или специальной трости. Миссис Уизли настояла на том, чтобы Гермиона жила у нее, и последней ничего не оставалось, кроме как согласиться, поскольку ей все равно было некуда идти: ее родной дом был разрушен в самом начале войны. Джинни уговаривала подругу переселиться к ним, но Гермиона упорно отказывалась, считая своим долгом быть с миссис Уизли после того, как Рон покинул родных.
Малыш Рональд обожал «тетю Гелмиону». В первую очередь, это объяснялось тем, что у Гермионы был великолепный дар рассказчика, чего, как раз, недоставало Джинни. Читать свои любимые книги она больше не могла, пользоваться магией ей тоже приходилось с предельной осторожностью, а потому Гермиона воззвала к своей памяти, которая, как выяснилось, могла воспроизвести почти все, что когда‑либо слышала или читала девушка. Иногда Гермиона погружалась в своеобразную медитацию, что помогало ей вспомнить мельчайшие детали тех или иных событий или прочитанных сказок и легенд. Таким образом, в том, что сын Гарри был без ума от своей тети, не было ничего удивительного.
Гермиона не являлась родной тетей Рональда, а приходилась ему крестной, но слово «крестная» было слишком трудно для мальчугана, а Гермиона ничего не имела против «тети Гелми». Она занималась с ребенком иногда часами напролет, за что Джинни испытывала к ней глубочайшую благодарность. Дружба двух женщин обещала стать нерушимой.
В первые дни Рональд пытался пробраться на чердак, где поселился единственный обитатель дома номер двенадцать, который в течение долгого времени не выходил из своего укрытия, — Северус Снейп. Гарри, строго следивший за сыном, когда случалось бывать дома, неоднократно ловил его у самой двери и отправлял к матери. Отца Рональд боялся и не всегда понимал, что тот от него хочет, но с Джинни у него, понятное дело, были совершенно особые отношения: ей всегда удавалось пресечь его шалости. Гарри мог лишь догадываться, почему ребенок проявлял столь повышенный интерес к мастеру зелий, но, к сожалению, мальчик, в свои три с небольшим года, не мог внятно ничего объяснить.
