– Полагаю, к сантибам в гости тебя не тянет? – кокетливо спросила Салли, убирая с лица длинные кудри.
– Представь себе, нисколько, – глухо ответил я, пряча руки в карманы, – Выходит, до завтра?
– Завтра я вынуждена взять перерыв, – нахмурилась девушка, досадливо поджав пухлые губы, – Без меня геройствовать не смейте! Лучше изучите какую-нибудь литературу, данные проверьте…
– В чём дело?
– Я же рассказывала о сестре, – замялась Салли, – Завтра будет ровно десять лет, как её не стало. Поеду к семье за город, тут совсем недалеко.
– Ясно, – пробормотал я, – Ещё раз сочувствую Гертруде.
Губы девушки тут же тронула светлая улыбка:
– Спасибо, Август… постой… а я разве говорила, как её зовут?
– Да, говорила, – чуть не выдав своей наглой лжи, ответил я.
Салли, похоже, сильно сомневалась и пыталась вспомнить этот момент. Но, всё же, сдалась и поверила:
– Ну, значит, говорила… Удачи, Август.
И мы разошлись по разным каретам. В свою я едва не влетел. Переводя дух, я зло выругал сам себя за нарушение негласной клятвы Ордена. Ещё немного и мог бы зайти очень далеко и сам того не заметить, пока не сошёл бы с ума. Надо что-то с собой делать! Долго не испытывал никаких проблем с самоконтролем, но сейчас чуть не поплыл… а ведь сколько примеров чужих ошибок я видывал.
– К Городскому Парку имени Барлоу, – скомандовал я кучеру.
Глубоко в карманах я нашёл часы. Серебряная крышка Ищейки поприветствовала меня, пожалуй, самой поучительной фразой настоятеля Франца, истинного гроссмейстера. На подарке настоятеля древними буквами языка иоаннитов оттиснуто: «Не заглядывай в чужой дом, пока не укрепишь стены собственного».
Очень правильные слова.
Кучер впервые ехал неторопливо и мне осталось только наслаждаться плавной ездой, но в моём случае люди и… не совсем люди, как я, забывают о таком слове, как наслаждение. Мне, прямо скажем, очень не по себе.
Прогуливание по пустому парку с целью снятия внутреннего напряжения заняло где-то час, а может, и больше. Я подолгу и часто поглядывал на крышку часов, но ни разу не открыл их, чтобы уточнить время. Посчитав, что дальнейшее промедление приведёт к беспокойству домашних, я отправился к себе.
Дом 69 по улице Саренз, мой дом, где я прячусь от демонов, что живут в этом мире. Но вот ключи от клеток, в которых таятся эти демоны, находятся в моей голове.
Арике стало заметно лучше – она стала почти такой же радостной и добродушной, смеялась, разговаривала и старалась всем своим видом показать, что уже забыла о произошедшем. Истериан вовсю хлопотал о ней, взял на себя всю её работу, старался не отходить от бедной девушки.
Ближе к ночи Арика попробовала сыграть на рояле. Руки девушки плохо слушаются, дрожат, пальцы двигаются вяло. Но даже так она умудрилась выдавать настоящие шедевры, завораживающие дивными созвучиями и тонким хитросплетением нот. Можно отдать душу за право слушать её игру. Жаль, что она не смогла играть много: сказалось вчерашнее отравление наркотиком…
Когда Арика и Истер легли спать, я остался в одиночестве бродить по тихому дому. Уединившись в кабинете, я вспомнил про чертежи на холсте. К надписям «Дом Культуры» и «сектанты» я подвёл соединяющие линии от кружка «Рене Рено», а его соединил с кружком «неизвестный друг Чили Сеттэра». И, пожалуй, соединим этого друга пунктиром с Рокфеллером.
Рисунок усложняется, но не проясняется…
Но, почему-то, думать о нём совершенно не получается…
Одинокая забытая комната с зеркалом в полный рост рада моему визиту, ну, или, по крайней мере, не против. Сидеть приходится на пыли, вдыхать – пыль, смотреть – либо на пыль, либо на своё отражение.
Оставаясь в одиночестве, всегда можно найти время для того, чтобы подумать о чём-то своём, о чём-то важном, на что порой не хватает времени в компании. Тем и хорошо одиночество. Когда тебя окружают люди, ты волей-неволей изучаешь их, их поведение, стараешься заглянуть в их мысли, чувства, а когда один, ты делаешь то же самое с самим собой. Иногда это сделать гораздо труднее, порой в лабиринтах собственного «я» легче затеряться, чем в прямых коридорах чужого…
Особенно для иоаннитов. Для нас вообще не существует проблем с пониманием людей, так как… мы умеем читать мысли. Это происходит не как у таинственного Отфули, а гораздо-гораздо проще: сконцентрировался, настроился и через секунду ты уже знаешь всё о человеке.
Вот только это запрещено, негласно, но запрещено. И главным тут стоит не этика и мораль, а элементарное чувство самосохранения. Дело в том, что чтение мыслей сводит нас в могилу…
Тысячи лет назад первые гроссмейстеры умели контролировать это умение и могли погружаться в таинства чужого сознания безо всякой боязни, но теперь их умения пришли в упадок, теперь мы знаем сам процесс, но забыли методы и правила.
Чтение мыслей проходит мгновенно, и за этот миг иоаннит видит всё, что видел человек, перед его глазами проносятся миллионы картин, он видит тысячи событий, слышит миллионы голосов, миллиарды мыслей, переживает сотни ситуаций, ощущает все эмоции, что когда либо ощущал человек. И всё это за один миг! Столько противоречивых, радостных, печальных, горьких, невыносимых, страшных, фееричных ощущений разом!
И это так соблазнительно… взять и прочитать чьи-то мысли, все, все до единой, рискнуть и прочитать! Первые десятки лет, когда ты только узнал о своей способности, сдержаться особенно тяжело. Попробовав, можешь сойти с ума от обилия сильнейших чувств, либо, если оказался достаточно стойким, попадаешь в зависимость! Тебе захочется читать мысли снова и снова, пока чья-то жизнь, развернувшись перед тобой во всей красе, не сожжёт твой разум.
Каждый человек – это мир, и мир крайне огромный! У каждого человека сотни граней, тысячи мелких нюансов, миллиарды мыслей, идей, убеждений. Свою жизнь мы строим и изучаем, собственно, всю жизнь, да и то редко успеваем укладывать всё обилие информации в голове. Познавать жизнь другого – это и вовсе непостижимый подвиг! Как можно познать человека, который сам себя толком познать не может? Бытие человека так же сложно и непонятно, как целая библиотека книг, в каждой из которых мириады задач, уравнений и головоломок.
Это сложно передать… Каждый человек – это мир, как те, из которых к нам попадают демоны. Они огромны, они бесконечны, они очень сложны и многообразны. Изучать их – самоубийство, но такое заманчивое!
Я плохо умею обезличивать толпу, но очень стараюсь. В ином случае могу плохо кончить. Залог воздержания от чтения жизней – ненависть к людям. Я воспитываю её в себе очень давно, потому что боюсь людей.
