Тут уж Молчун встревожился — и, не выпуская из рук топора, кинулся к калитке.
За воротами никого не было.
Но вон там, вдали… у кромки леса… что там? Бегут два человека, взявшись за руки? Или один силой тащит за руку другого?..
Стиснув рукоять топора, Молчун бросился следом. Он не думал о том, какие опасности таит лес, в черной тени которого уже успели раствориться две человеческие фигуры. Он только остро, до боли в груди сожалел, что не может закричать вслед.
А перепуганный Нурнаш бросился к крыльцу: надо же рассказать маме, что случилось!
Но тут двор огласил визг, перешедший в хрип.
Огромный черный пес забился в конвульсиях: цепь захлестнула ему горло.
Мальчик кинулся к любимой псине, поспешно расстегнул ошейник.
Тут же здоровенный зверь, прекратив ломать комедию, вскочил на лапы, вырвался из рук маленького хозяина, который пытался его удержать, и помчался через двор за калитку — следом за Молчуном.
Нурнаш пробормотал пару слов, за которые мать надрала бы ему уши. Хват не первый раз его так обманывал, но мальчик вновь и вновь попадал впросак.
Но тут же мальчишка опомнился и побежал к крыльцу:
— Ма-ама! Па-апа!
* * *
— А хотелось бы мне знать, мое сокровище, куда ты отправила стражников? Почти весь гарнизон замка!
— Ах, какой пустяк! — попыталась привычно пропеть красивая женщина, глядя мужу прямо в глаза. И сделала небрежный жест левой кистью — легко отмахнулась от вопроса…
Не вышло. И жест оказался нарочитым, и в нежном голосе прозвучала фальшивая нотка.
— Пустяк? Из-за пустяка ты оставила замок почти без охраны? Или ты думаешь, радость моя, что у меня под рукой армия?
Спрут говорил ласково. Очень ласково. Такого тона слуги боялись больше, чем крика.
Женщина едва заметно повела лопатками: по коже пробежал озноб. Хотя ей-то чего бояться? Она не служанка, она законная жена. Хозяйка замка.
— Я… я послала их ловить разбойников.
Почему так предательски дрогнул голос?
— Они их ловят не первый год, сердечко мое. И не могут поймать. А ты взяла и отправила их в лес — да не наугад, а точное место указала…
Проклятые румяные щеки, проклятые цепкие глазки с масленым блеском, проклятый насмешливый прищур под вскинутой бровью… проклятые, проклятые пальцы, уютно сцепленные «в замок» на выпуклом брюшке!
— Один нищий ночевал у разбойников, в их тайной лощине. А потом решил заработать на их секрете.
— Нищий, да? А почему я не видел этого нищего? Почему он не ко мне подошел? Почему не я отправил отряд — а, моя желанная?
— Я думала, что надо как можно скорее…
— Где этот нищий? — перебил Унтоус лепет жены.
— Сейчас пошлю служанку найти и привести…
— Не трудись, мой цветочек. — Издевательские нотки в голосе Спрута становились все отчетливее. — Я уверен, что он уже побрел своей дорогой.
Вастер стиснула кулачки так, что ногти до крови впились в нежные ладони.
Стены трапезной словно сдвинулись вокруг мужчины и женщины, которых разделял дубовый стол. Об ужине оба давно забыли.
Муж иначе глядит на Вастер. Иначе цедит слова сквозь безукоризненные белые зубы. Даже руки на пузе держит как-то… как-то угрожающе!..
Да нет же, что за вздор, руки как руки… все как обычно…
Все, кроме нее самой!
Без своих драгоценных бусин, без краденых талантов она чувствовала себя бесконечно уязвимой. Казалось, что вокруг от горизонта до горизонта раскинулась ровная, голая пустыня, ее крышкой накрыло такое же плоское мертвое небо с неживым, нарисованным солнцем. И в его тусклых лучах застыла Вастер — нагая, слабая, беспомощная…
Усилием воли хозяйка замка отогнала нелепое видение.
Чепуха. Бред. Она ведь даже не до конца обезоружена. Любимая алая бусинка привязана к браслету на левом запястье под длинным рукавом.
Если сейчас Вастер тихонько, словно нечаянно, начнет намурлыкивать медленный мотив, Унтоус забудет о своих подозрениях, сгребет жену в охапку и на руках понесет в опочивальню… Да какая опочивальня, прямо здесь ею овладеет, в трапезной, на столе…
Ну и что? Едва схлынет страсть — все начнется снова. Тот же прищур, тот же взгляд, те же вопросы.
— Пусть нищий бредет своей дорогой, зачем он нам нужен? — уже с откровенной насмешкой завершил беседу Унтоус. — Он свое дело сделал, подсказал дорожку в разбойничий лагерь. И моя расторопная женушка послала туда почти весь гарнизон замка — ай, молодец! Буду с нетерпением дожидаться возвращения наших бравых парней. Ведь не с пустыми руками вернутся — с разбойничьей добычей. С золотом, с серебром… а если очень повезет, то принесут даже шкатулку с грошовыми стекляшками, из-за которых моя жена почему-то потеряла покой!
* * *
— Отпусти меня! — потребовала Камышинка. — Я сама пойду!
— И не подумаю! — отозвался тот, кого на постоялом дворе знали как Опекуна. Он нес девушку на руках, следя, чтобы ни одна ветка не хлестнула ее по лицу. — Тут сплошь коряги. Ты в темноте себе ноги переломаешь.
— А у тебя что, глаза совиные? Пусти, Шадхар, я уже не маленькая.
— Хорошо, только подожди, перейдем Безымянку. Не в твоих башмачках по воде хлюпать.
В этот миг деревья расступились, закатное солнце швырнуло последнюю пригоршню лучей на темную гладь неширокой реки.
— Сейчас дойдем до брода, — добродушно объяснял Шадхар. — Там вообще мелко, да еще и валуны большие в воде лежат. А за речкой — уже недалеко…
Девушка поверх плеча своего спутника с опаской оглядела берег.
— Ты хоть понимаешь, куда ты меня затащил? Я про здешние леса таких страхов успела наслушаться…
— Виалеста, не трусь. У нас хорошая охрана. И разве стал бы я втягивать тебя во что-нибудь опасное?
Это нахальное заявление так возмутило девушку, что она чуть не спрыгнула с рук Шадхара.
— Да ты же только этим и занимаешься! Сделал из меня какую-то… ну, прямо государственную преступницу! Сама себя бояться начинаю, такая угроза силуранскому престолу… Ну, почему мне нельзя было уехать туда, куда приказал король?
— Тебя бы там убили, — терпеливо, как маленькому ребенку, объяснил ей Шадхар. — Сколько раз тебе говорить…
— Все равно не верю, не верю! Я Тореола с детства знаю.
— Девочка, люди меняются. А уж что с ними делает корона!.. Ну, хорошо! Допустим, Тореол все тот же мальчишка, что лет десять лет назад спихнул тебя в дворцовый фонтан. Но ведь у него есть придворные — а это такой народ… лучше короля знают, что королю надо. Один Незаметный чего стоит — ух, ненавижу! Этот кого угодно сожрет. А с меня Нуренаджи взял слово: случись с ним что-нибудь, буду беречь и охранять его сестренку.
