Виалеста недоверчиво фыркнула. Как-то не вязалась подобная сентиментальная забота с образом ее хамоватого, эгоистичного братца.
Но тут же девушка отогнала эту недостойную мысль. Разве можно так — о мертвом?
— Охранять и защищать? — переспросила она с вызовом. — Такая защита, да? Сейчас, должно быть, король переворачивает весь Силуран — ищет пропавшую принцессу!
— Никто ничего не переворачивает.
— Но как же… ведь я не доехала до…
— До замка, где должна была стать узницей? — Шадхар просиял, как мальчишка, которому есть чем похвастаться. — Но принцесса Виалеста благополучно добралась до места своего заключения!
— Не понимаю…
— Незаметный сам себя перехитрил, — со вкусом объяснил Шадхар. — Для пущей секретности отправил на путь к замку три отряда стражников, чтоб те передавали друг другу пленницу. И лишь командир первого отряда знал, кого везет. Остальным было только приказано доставить барышню на место…
— Зачем ты это рассказываешь? Я знаю. На одной из этих подстав ты меня и похитил.
— Не похитил, а подменил. Чисто и красиво. В замок отправилась Мышка.
— Какая еще… ой! Мышка? Моя служанка?! Шадхар, как ты посмел?!
— А в чем дело? Рабыня должна быть счастлива, что может оказать услугу своей доброй хозяйке.
— Шадхар, — раздельно и твердо произнесла принцесса. — Господа отвечают за своих слуг. За их повеленье, здоровье и жизнь. А с Мышкой мы как сестры. Ты считаешь, что в замке мне грозит смерть… и ты послал туда ни в чем не повинную девушку?
Теперь Шадхар понял, чем недовольна Виалеста. И обиделся.
— Если я готов отдать свою жизнь — жизнь Сына Клана! — за то, чтобы ты взошла на трон, то не стану считать высокой ценой жизнь хоть сотни слуг и прочего сброда. Я…
Заговорщика прервал короткий, полный ужаса вскрик девушки.
Из воды, вырисовываясь на залитой закатным огнем речной глади, поднимались плечи и голова большого ящера.
Шадхар хохотнул.
— Не бойся. Это Большелапый. Таких, как он, еще трое шло рядом, охраняя нас, только ты их не видела и не слышала… Мне еще многое надо тебе рассказать и показать. Вот доберемся до места, разложим костерок и поговорим.
Вокруг высоких сапог зашумела вода. Мужчина уверенно шагал по высоким камням, еле заметным в потоке, бережно держа свою драгоценную ношу.
* * *
Ночной лес, что раскинулся по берегам Тагизарны, — почти верная гибель для одинокого человека, у которого всего-то и есть, что топор в руке.
А если человек к тому же не воин, привыкший драться за свою жизнь… и не Подгорный Охотник, что знает повадки чудовищ, которые наползли из-за Грани… ну, тогда этот человек сам не даст медяка за свою жизнь.
Паршивее всего мысль о том, что если поблизости случатся люди, то как подашь им знать о себе? Немота проклятая! Не крикнешь «ау!» той, которую разыскиваешь наугад в круговерти стволов, в мокрой непролазной гуще подлеска, не кликнешь никого на помощь…
Зато какое счастье, если помощь придет сама. Незваная.
Вынырнув из сплетения мокрых ветвей, черный лохматый зверь прыгнул лапами на плечи Молчуна, чуть с ног не сбил. Молчун выронил топор от радостного потрясения. Обнял Хвата за шею, зарыл пальцы в сырую, резко пахнущую шерсть — и отступило безнадежное отчаяние.
Эх, сейчас бы приказать: «След! Ищи!» Но голоса нет… да и Хват — пес не охотничий, по следу идти не обучен…
Нет! Прекратил вертеть хвостом, опустился на все четыре лапы. Деловито зашмыгал по кустам… исчез из глаз… снова вернулся… опять исчез…
Молчун подобрал топор, огляделся. Из черной мглы забухал лай — требовательный, не злой. Человек напролом двинулся в ту сторону.
* * *
Вот когда Кринаш оценил подарок судьбы, направившей на его постоялый двор два десятка «черно-синих»!
Может, он и рискнул бы вдвоем с Верзилой отправиться вдогонку за таинственно исчезнувшей Камышинкой и сгинувшим Молчуном. Пожалуй, не остался бы в стороне отважный молодой Лейчар из клана Волка. Возможно, присоединились бы к маленькому отряду актер Нилек и певец Арби, хотя от этих двоих в драке пользы было бы мало.
Но вот два десятка дюжих, до зубов вооруженных стражников — это уже сила!
Правда, «сила» отнюдь не желала тащиться в ночную чащу на поиски некоей девицы, а желала, наоборот, как следует выспаться перед завтрашними подвигами. Но с Кринашем спорить — себе дороже. Зря, что ли, он когда-то дослужился до десятника? Стражники успели получить по факелу и вылететь за ворота, прежде чем сообразили, что Кринаш им не командир.
И вся эта армия с криками и шумом, стараясь не разбредаться далеко друг от друга, двинулась обшаривать опушку. Следы искали — но какие уж следы в ночной чащобе?
* * *
Молчун слышал далеко за спиной крики. Но не отозвался бы, даже если бы мог.
Он стоял на берегу Безымянки, у брода западнее моста. Он знал это место — но как же разлилась речушка!
Рядом метался пес, потерявший след.
А Молчун взволновано разглядывал в лунном свете свою находку, на сломанной ежевичной ветке висела тонкая ленточка. Как же он не прошел мимо, каким чудом разглядел эту узенькую полоску шелка в серебристом луче? Парню казалось, что ленточка сама окликнула его нежным девичьим голоском.
Сейчас она казалась белесой, но Молчун знал — сиреневая… Он помнил, как вплетался этот сиреневый шелк в русые волосы, как тонкие пальцы теребили край ленточки…
Хват тем временем, прыгая с камня на камень, перебрался на другой берег и теперь отряхивался — только брызги шумно разлетались в стороны.
Молчун бережно снял полоску материи с ветки и повязал на свою веревочную опояску. Затем перешел Безымянку по камням.
Пес обнюхал сырые кусты и целеустремленно рванул сквозь них — к черневшей вдали стене деревьев. Время от времени он оглядывался — следует ли за ним человек?
В Молчуне пробудилась надежда. Он не бредет наугад! Теперь главное — не отстать от своего лохматого проводника, взявшего след!
Вдруг Молчун споткнулся, с размаху грохнулся лицом в сплетение коряг, покрытых палой листвой. Не вставая, сердито дернул правой ногой, которую держало что-то тонкое и прочное. Это же надо — угодить в силок, поставленный кем-то на зайцев!
Сел и снова дернул ногой, уже сильнее, чтобы оборвать петлю…
И вдруг «веревка» ожила, рывком опрокинула человека навзничь, сильно и плавно потащила в сторону реки.
Не был бы Молчун немым — заорал бы в голос от неожиданности! Вцепившись левой рукой в корягу, он извернулся, взмахнул топором, ударил по коварному живому «силку».
Но на мягкой земле веревку не перерубишь. Тонкое, как струна, щупальце неведомой речной твари только вдавилось в полусгнившие листья — и тут же вновь натянулось, напряглось, зло подрагивая. Коряга, за которую цеплялся Молчун, захрустела и подалась…
