— Какая же, говори?
— Словно ослица пернула.
Чуча вытаращил на него свои круглые желтые глаза:
— И ничего похожего! Тоже мне поговорка!
Владигор взглянул на Дара и пожал в недоумении плечами. Мальчик улыбнулся:
— Все просто. Чуча рассказал о том, что он увидел, аскан — о том, что он услышал.
Айгурский певец согласно кивнул.
— А-а, — протянул Чуча. — Ну, тогда понятно. Вообще-то поговорка неплохая!
Владигор расхохотался так звонко и заразительно, что от веселого дружного смеха не смог удержаться никто.
— Я их не вижу, но чувствую, что они рядом.
Морошь произнесла свою мысль вслух и даже не заметила этого.
— Про кого ты говоришь? — сверкнула любопытными глазками некрасивая девочка лет двенадцати.
— Ах, это не твоего ума дело, Замарошка! — Царица с досадой поморщилась. — Не приставай, займись чем-нибудь.
— Мне скучно! — захныкала та. — Давай гадость кому-нибудь сделаем?
— Оставь меня, мне нужно думать.
— Хоть бы этот одноглазый дурак прилетел. Или папашка с хвостом.
— Уходи, говорю.
— Почему ты красивая, а я нет?
— Потому что твой папашка — с хвостом.
— Ты его сильнее, да? Отруби ему его мерзкий хвост, пусть повизжит!
Царица едва заметно усмехнулась, поднялась со своего трона и подошла к дочери.
— В твоих жилах кровь человеческая течет вперемешку с кровью лютого зверя, даже более чем зверя, — произнесла она, взяв девочку за подбородок и глядя ей прямо в глаза. — Зверь сидит в каждом человеке. Но тот, который в тебе, будет рваться наружу с особенной прытью. Я хочу, чтобы ты навсегда запомнила вот что. Как бы ни был силен зверь, человек в конечном итоге окажется сильнее его. Более умной, жестокой и коварной твари, нежели человек, невозможно себе вообразить. Поэтому не поддавайся звериным желаниям, а подавляй, подчиняй себе, приберегай их до поры, чтобы в нужный момент выплеснуть их с такой страшной силой, какой не обладает ни один смертный.
— Как тот Огненный вал?
— Ну хотя бы, — неохотно ответила царица, выпуская подбородок Замарошки из своих цепких пальцев. — Он несколько опустошил меня, голова ноет.
— Научи меня управлять им, — вкрадчиво попросила девочка. — Я однажды попробовала, и у меня почти получилось.
— Ты? — искренне удивилась Морошь. — Когда же?
— А не помню, недавно. Твоя ручная двухголовая ворона прилетала в тот день.
— Ворон, а не ворона.
— А, все равно дурак!
— Зачем же ты разбудила стихию, природа которой тебе неизвестна?
— Мне хотелось убить уродливого коротышку с его компанией.
— И что же, убила?
— Ага!
От оглушительной пощечины девочка отлетела к стене и больно ударилась головой о высокую, расписанную змеями вазу, которая раскололась на мелкие черепки. Протяжный жалобный вой огласил просторную залу. Вода в фонтане перестала журчать и словно остекленела. Морошь махнула рукой, звонкая струя вновь послушно ожила.
— Я ударила тебя не за то, что ты хотела убить чужаков. — Голос царицы был совершенно невозмутим. — Ты не по назначению использовала силу, которая могла в любое время понадобиться мне. Если ты по-прежнему будешь поддаваться своим звериным прихотям, твои волосатые ноги станут еще уродливей.
Девочка гневно топнула ногой, но не нашлась что сказать, горько заплакала и бросилась вон из залы.
В раскрытое окно потянуло вдруг едким дымом, который начал сгущаться, обретая формы коротколапого чудовища с оскаленной зубастой пастью. Царица поморщилась и провела ладонью сверху вниз, воздвигая перед собой незримую преграду. Триглав двинулся вперед, ткнулся мордой в прозрачную стену и озадаченно замер. Затем усмехнулся и прорычал:
— Вот, значит, как! Даешь понять, что даже дух мой тебе непереносим?
— Ты догадлив.
— И пытаешься вытравить из моей дочери семя отца?
— Она не твоя дочь.
— А чья же? Не ты ли минуту назад растолковывала Замарошке, чья кровь в ней главенствует?
— Никогда в ней не будет главенствовать твоя кровь! Я запретила тебе являться ко мне! Что тебе опять надо?
— Открой мне свои мысли, свои планы. Я же знаю, что ты задумала что-то неслыханное. Учти, Воронья гора моя, и я тебе не позволю туда соваться.
— Не позволишь? Хотела бы я посмотреть, как ты сможешь помешать мне сделать что-либо. Если ты попытаешься, я сделаю то, что посоветовала Замарошка.
— Что она такого посоветовала?
— Отрезать твой мерзкий хвост и послушать, как визгливо ты будешь верещать от боли и унижения.
Чудовище в ярости кинулось на царицу, но, наткнувшись на невидимую стену, отлетело назад и шмякнулось животом о скользкий пол. Триглав с трудом встал на ноги, но это был уже не зверь, а безбородый старик.
— Я шел к тебе с хорошей новостью, Морошь, — процедил он сквозь зубы. — Но ты в самодовольстве своем не захотела обрести во мне друга. Знай же, что отныне я твой враг и буду использовать любую твою оплошность, чтобы обратить ее против тебя. Я терпелив, у меня в запасе вечность, а ты всего лишь смертная женщина.
— Нет уж, от дружбы твоей уволь меня, — засмеялась царица. — И угрозы твои ничего не стоят. Разве я не вижу, что тебя гложет страх? И не без основания. Твое бессмертие может кончиться гораздо раньше, нежели ты сам думаешь. Тогда ты, подобно ящерице, будешь счастлив отдать свой хвост ради собственного спасения. И пришел ты ко мне не угрожать и бахвалиться, а пощады просить.
Старик прищурился:
— Пеняй же на себя, Морошь, когда придет твой смертный час. Я ухожу. Что толку спорить с глупой женщиной! Ты безумна, и сила трех стихий выходит у тебя из подчинения.
— И чтобы убедиться в этом, ты намеренно разбил свою морду и растянулся на полу, — съязвила та.
— А ты уничтожила тысячный отряд айгурской конницы, которая могла быть нам полезна.
— Могла быть тебе полезна, — поправила его царица. — Это были не айгуры.
— Именно айгуры. Ты ошиблась, приняв их за войско Братских Княжеств.
— А если и так, что с того? Они потревожили пустыню и получили свое. Айгуры так же ничтожны, как и те народы, которые они желают обратить в рабство.
— Верховный айгурский вождь больше не прилетит к тебе.
— Ты, кажется, собрался уходить. Убирайся, пока я не рассердилась!
Лицо старика искривилось в злобной гримасе. Не сдерживая себя, он с остервенением плюнул в фонтан. Вода в мраморном бассейне начала пузыриться и булькать. Буро-зеленый дым поднялся к потолку и скрыл Триглава с глаз царицы.
В эту минуту почти такая же злобная усмешка исказила и без того некрасивое лицо маленькой девочки, когда она шагнула в верхнюю комнату Западной башни. Вся ее левая щека горела от полученной пощечины. Захлопнув за собой дверь, Замарошка остановилась, оглядывая большой котел над потухшим очагом, столы со всевозможными колбами и ретортами, полки с разноцветными пузырьками, чучелами птиц и летучих мышей, змеиными шкурками и толстыми фолиантами в кожаных переплетах. Большой серебряный ларь стоял в углу комнаты. Девочка направилась к нему и прошептала какое-то слово. Массивный железный замок разомкнулся и упал на пол, тяжелая резная крышка медленно приподнялась. В ларе не было ничего, кроме желтого песка. Замарошка принялась водить над ним маленькой ладошкой. Песок зашевелился, будто под ним проснулся какой-то зверек, начал вздыматься волнами и опадать. Затем волны сошлись в одну желтую волну, которая стала расти ввысь.
