И все бы ничего. Затея вполне могла оказаться удачной, если бы не злополучный конюх. Его вопль был услышан вернувшимися в гарнизон гвардейцами, в тот момент обихаживающими коней. Следуя вейнгарскому приказу проверять даже кажущиеся незначительными происшествия, он отправились на досмотр. Не обнаружив нарушителя спокойствия, доложили командиру, и тот отправил поисковый отряд.
Паническим настроением вейнгара пренебрегать не стоило никому.
Она проснулась, дрожа под одеялом, словно лежала на сырой земле под порывами ледяного ветра. Сердце билось, как у загнанного зверька — надрывно, с перебоями. Щеки были мокры от слез.
Лураса зарылась лицом в подушку, заставляя себя дышать медленно и ровно, чтобы остановить сумасшедший ритм, штурмующий грудь. Мечтая об одном, хоть немного сбавить бег крови по венам. Она задыхалась от исполненной страхом боли, терзающей ее сердце.
Вновь этот тревожный сон. Уже который раз. Которую ночь. Один и тот же.
Она не знала, о чем он. Не помнила, проснувшись. Стоило открыть глаза и все проходило. Забывалось, оставаясь за гранью реальности.
Лишь только чувство великой потери оставалось в ней. Самой страшной потери в ее жизни. И Раса не была уверена, что хочет вспомнить, в чем именно она состоит.
Проворочавшись некоторое время в постели, Лураса сдалась и откинула одеяло. Больше ей не уснуть. Не сейчас, пока свежи болезненные воспоминания. В комнате было тепло, даже жарко, и женщина подошла к окну, чтобы впустить немного свежего воздуха.
Легкий ветерок коснулся ее лица, освежив пылающие щеки. Раса вдохнула полной грудью, наполнив легкие солоноватым морским воздухом, а на память тут же пришел другой — насыщенный ароматом хвойных деревьев. Она никогда более не бывала в горах. Не видела лишенных растительности скал, не любовалась ущельями. Только тогда, с ним.
Они любили стоять у окна, обнимая друг друга и смотря в ночь. Любили, держась за руки, прогуляться вдоль каменных стен горной крепости, когда лишь звезды наблюдали за ними с небес, и никто не мешал слушать тишину ночи. Или посидеть у обрыва, внемля далекому уханью совы.
Прошли годы, а она все помнила. Каждый день, проведенный рядом с ним, каждый миг, что могла видеть его. Прикасаться. Не думать о будущем и позволить себе быть счастливой. Это было так давно, и в то же время так близко.
Она посмотрела на молодой месяц, думая о том, видит ли он его? Любуется, так же как и она? Может ли он своим сиянием на мгновенье соединить их души?
Хотелось верить, что может. Хотелось вновь ощутить его тепло.
Крики во дворе привлекли ее внимание, отвлекая от грустных мыслей. Лураса высунулась из окна, посмотреть, что происходит. Возле конюшен полыхали яркие огни факелов, и мелькали темные людские фигуры. Женщина нахмурилась, раздумывая над тем, что могло так растревожить гвардейцев.
Уже несколько недель замковый гарнизон напоминал растревоженный улей. Со дня похищения Таирии, отряды мужчин в униформе сновали по двору, то собираясь в дорогу, то возвращаясь в казармы. Казалось, что численность гвардейцев несоизмеримо увеличилась по сравнению с бывшим ранее составом. Во всяком случае, она никогда не думала, что в пределах дворца обитает такое количество обученных военному делу людей.
Подстегиваемая пробудившимся любопытством, Лураса накинула на плечи шаль и вышла в смежную комнату, чтобы взглянуть из другого окна. В камине еще теплился разведенный с вечера огонь, и в его неровном свете женщина увидела спящую в кресле кормилицу.
— Гарья, — укоризненно прошептала она, потрепав по плечу молочную мать. — Ну, зачем ты опять здесь? Иди к себе.
Старая женщина рассеянно похлопала глазами, прежде чем сон отступил, и она разглядела Лурасу.
— Сама не заметила, как уснула, — принялась отнекиваться она, зная, что Раса не одобряет ее ночные бдения.
Названная дочь неодобрительно покачала головой. Она ни на миг не поверила, что Гарья случайно уснула. Скорее уж сознательно осталась сидеть здесь, чтобы в случае чего встать на пути у вейнгара.
— Ложись, иди, — посоветовала кормилице Лураса. — Я сама справлюсь.
Пока Гарья, ворча что-то о неблагодарных детях, поднималась с кресла, Раса подошла к окну и распахнула его. Ее покои располагались в восьмиугольной башне, и из притворной комнаты можно было беспрепятственно видеть конюшни, вытянувшиеся вдоль дворцовой стены.
Если сперва сестра вейнгара подумала, что что-то стряслось непосредственно на конюшнях, то сейчас поняла, что наибольшее средоточие огней находится правее, в непосредственной близости от стены. Ветер доносил до нее встревоженные выкрики, но разобрать о чем они не получалось.
— Что ты там выглядываешь? — раздалось у нее за спиной, а затем теплая рука кормилицы опустилась на ее плечо.
Гарья высунулась вслед за Лурасой в окно, и уже обе женщины устремили удивленные взгляды в сторону горящих факелов.
— Случилось что-то. Вот только не пойму что, — ответила Раса, встревожено кусая губы.
Где-то внутри нее вспыхнула и постепенно все ярче разгоралась жалящая искра нехорошего предчувствия.
— Может, жеребец какой взбеленился? — предположила Гарья, так же, как и молочная дочь, напрягая слух.
— Не похоже, — не согласилась Лураса. — Больно их много на одного.
— Разузнать?
— Нет, узнаем еще, — отказалась было сестра вейнгара, но тоненький голосок в ее груди запротестовал, требуя немедленно все выяснить. — Или же…
Она замолчала, когда ночь прорезала яркая голубая вспышка. Сердце замерло на мгновенье, а затем пустилось вскачь. Горло перехватило. Перед глазами все поплыло, превращаясь в водоворот разноцветных вспышек. Ноги вдруг стали ватными, отказываясь держать ее, и женщина ухватилась за открытую створку окна, чтобы не упасть.
— Гарья, — простонала она, когда руки вездесущей кормилицы обхватили ее за талию.
— Что такое, милая? Голова закружилась? — запричитала старая женщина, пытаясь отвести Лурасу от окна, но та словно приросла к месту.
— Это он, Гарья. Это он!.. — беспрестанно повторяла она, будто заставляла себя поверить во что-то.
Кормилица же, абсолютно не понимая, о чем идет речь, успокаивающе вставляла в промежутках:
— Все хорошо, родная. Все хорошо…
Но хорошо не было. Нить, столько лет удерживающая Лурасу в заточении, оборвалась. Ее рассекло яркой вспышкой. До боли знакомой вспышкой. Не раз виденной из окна горной крепости, когда Антаргин спускался в ущелье, что подарить несколько минут свободы рьястору. Давая себе и ему возможность на несколько коротких мгновений стать свободными.
