— Я тоже буду скучать по нему, Рон.
— Нет, ты не понимаешь… я был ему ужасным другом в этом году. Не могу поверить, что потратил все то время на пустяки, когда я… я… я должен был быть рядом с ним. Он едва не погиб, Гермиона. Я слышал, как мама говорила это Биллу.
Гарри застонал, попытавшись пошевелиться. Руки и ноги слегка двигались, но ни о чем большем не стоило и мечтать. Хорошо, еще боли не было, но потеря двигательных навыков уже начинала раздражать. Если так продолжится, он проведет почти все лето в постели. Гарри медленно открыл глаза. Рядом с ним находились расплывчатые фигуры Рона и Гермионы. Друзья смотрели на него.
Кто‑то надел на него очки, и Гарри сразу заметил обеспокоенность на лицах друзей. Глаза Гермионы опухли и покраснели — видимо, она плакала недавно. Рон же выглядел так, что вот–вот заплачет сам. И оба выглядели усталыми. Гарри невольно задумался, через что им пришлось пройти в последние дни. Подумав об этом, он понял, что даже понятия не имеет о том, что же происходило в последние дни за дверями Больничного крыла.
— Как ты себя чувствуешь, Гарри? — спросила Геримона, пожимая ему руку. Гарри смог лишь слабо простонать в ответ. — Ой, прости, я забыла, что ты не можешь нормально говорить в кислородной маске. Сириус и Ремус просили сказать тебе, что они отлучились, но скоро вернутся. Фадж сейчас находится в кабинете Дамблдора, наверное, опять добивается своего. Сириус и Ремус, видимо, решили помочь спровадить его отсюда.
— Дамблдор наложил ограничение на посещение Больничного крыла, — добавил Рон. — После того как ты в первый раз пришел в себя, сюда могут приходить лишь те, кто тебя близко знает. Теперь все спрашивают о тебе нас. Ты всех реально напугал, приятель.
Гарри взволнованно посмотрел на лучших друзей и, увидев их глаза, понял, что никогда не сможет рассказать им, что произошло на самом деле. Гарри отвернулся от друзей. Он внезапно понял, что совершенно отличается от них. Одного его друга убили прямо у него на глазах. Самого его пытал Волдеморт. За одну ночь не восстановиться. Кошмары той ночи продолжали время от времени проноситься в голове ужасными видениями, и такое, скорее всего, будет происходить еще продолжительное время.
Открывшаяся с грохотом дверь выдернула Гарри из мрачных мыслей. Тело его мгновенно напряглось, а Рон с Гермионой быстро развернулись, заслонив парня от того, кто вошел. Дыхание Гарри участилось. Сердце застучало быстрее, отдаваясь дробью в ушах. Казалось, его стук должен быть слышен во всем Больничном крыле. Кто‑то быстро приближался к его постели.
— С дороги! — приказала мадам Помфри, и Гарри наконец ее увидел. Она торопливо сняла с него кислородную маску, просунула руку под плечи Гарри и приподняла его.
— Это успокоительное, мистер Поттер, — произнесла она и поднесла флакон с жидкостью к губам Гарри.
Гарри принял зелье, и беспокойство, поселившиеся внутри, исчезло. Он почувствовал, как его уложили обратно в постель и снова надели маску. Парень понимал все, что происходит вокруг, но сил, чтобы беспокоиться об этом, не было. Гарри обессиленно простонал и повернул голову к друзьям. Те стояли, словно громом пораженные. На лице Гермионы ясно читалась паника, а от лица Рона отхлынула вся кровь. Причина такого их поведения стояла прямо перед ними. Это был министр Магии, скептически осматривавший двоих друзей.
Мадам Помфри проверила пульс Гарри и оглянулась через плечо на наблюдателей.
— Мисс Грейнджер, мистер Уизли, боюсь, время вашего посещения закончено, — произнесла она. — Вы сможете навестить мистера Поттера, когда его состояние снова стабилизируется. Министр, вынуждена настаивать, чтобы вы тоже ушли.
Фадж лишь сузил глаза и хмуро уставился на мадам Помфри.
— Видишь ли, женщина, к мистеру Поттеру имеются вопросы, не терпящие отлагательства, — объявил он. — Если он смог рассказать Дамблдору о случившемся, значит, может рассказать и мне!
Мадам Помфри повернулась лицом к Фаджу. Суровый тон последнего ее нисколько не напугал.
— Мистер Фадж, мистер Поттер — мой пациент, и мне решать, что будет лучше для него, — решительно произнесла она. — Кроме того, мистера Поттера никто не вправе допрашивать без присутствия его опекунов. Если вы подожджете, думаю, мистер Блэк и мистер Люпин будут рады сказать вам пару слов о вашем шумном появлении, из‑за которого у мистера Поттера случился приступ паники.
Фадж что‑то раздраженно прорычал и бросил мешок с золотом на прикроватную тумбочку.
— Ваш выигрыш, мистер Поттер, — коротко бросил он. — Родители Диггори отказались от претензий на приз. Пожалуй, мне действительно стоит поговорить с вашими… опекунами относительно произошедшего. Надеюсь, все… неясности тогда разрешатся… Хорошего дня.
Министр надел свою шляпу–котелок и вышел из Больничного крыла. Парень провожал его широко открытыми глазами. Фадж не верит, что Волдеморт вернулся? Страх вытеснил все другие эмоции. Если не Волдеморт, то кто тогда убил Седрика? Гарри вовсе не было желания ждать того дня, когда окрепнет достаточно для подобного разговора. Корнелиус Фадж еще тот упрямец.
Рон и Гермиона были выпровожены из Больничного крыла, оставив Гарри наедине со своими мыслями. Третье испытание и дальнейшие события всплывали у него в голове. Он тогда ужаснулся, увидев, как на Седрике применяют Круциатус. Но это было только начало. Гарри вспомнил выражение, появившееся на лице Седрика, когда он увидел Гарри, привязанного к надгробию. Выражение беззащитности и страха. Он знал, что умрет, и не беспокоился в тот момент о себе.
Гарри закрыл глаза, но стало только хуже, но снова уснуть казалось сейчас невозможным. Вновь открыв глаза, Гарри уставился в потолок, стараясь не думать о произошедшем, но давалось это с трудом. Лицо Волдеморта так просто не забудешь. А фразы "убей лишнего", "я найду тебя, и тогда ты умрешь, как и твои родители" и "Авада Кедавра", видимо, он будет помнить до самой смерти.
Гарри не знал, сколько он пролежал так, глядя в потолок и слушая эхо фраз "убей лишнего" и "держись, друг", звучавших в его голове. Казалось, он был пойман в капкан своих мыслей. И когда сочувствующие лица крестного и "дяди" появились в поле его зрения, он даже не обратил на них внимания. А мог ли?
Гарри не понял, как оказался в крепких объятиях Сириуса.
— Не переживай, Сохатик, — мягко произнес тот. — Через несколько дней мы переедем домой, где никакой министр не побеспокоит нас. Знаю, это тяжело — так терять друга, и я не лгу тебе. Трудно будет лишь в первое время, а потом боль притупится. Постарайся думать о хорошем, не надо о плохом. Седрик бы не хотел этого.
От этих слов вновь полились слезы. Казалось, Гарри просто нуждался в ком‑то, кто бы сказал эти слова, кто бы разделил его чувства. Сириус сел на кровать, продолжая держать руку крестника. Парень не издавал ни звука, но намокающая рубашка ясно говорила, что Гарри продолжал плакать. Ремус сел с противоположной стороны и успокаивающе погладил парня по плечу, напомнив ему, что они здесь ради него… и всегда будут с ним.
