— Гитане… — вздохнул Вадиус. — Следопыты больших городов…
Я решил, что Лис, скорее всего, наблюдал снаружи и по каким-то ему одному известным приметам определил местонахождение засады.
— Тогда пошли! — повторил мастер Триммлер.
И мы пошли… Наш путь к верхним этажам достоин отдельного повествования. Возможно, когда-нибудь, в старости, я напишу мемуары, в которых подробно изложу все жуткие подробности этого путешествия. Если, конечно, доживу до седин. Сейчас не хочу даже вспоминать. Скажу только, что мы потеряли еще четырнадцать человек, да возродятся они в счастливое время. И смерти их легкими не назовешь. На нас нападали зомби, возникающие ниоткуда ядовитые вихри, самые странные магические сущности, которые мне когда-либо приходилось видеть, кровожадные призраки, сгустки непонятного вещества — по утверждению Копыла, маги использовали все разработки тайных лабораторий. В общем, когда мы добрались до верхнего этажа, я и сам уже не верил, что большей половине отряда удалось выжить. Стояла глубокая ночь, и маленькие солнца — магические светильники — горели ярким ровным пламенем.
— Здесь Рубиновый круглый зал, над ним расположена Хрустальная обсерватория, — сообщил Вадиус, указывая на инкрустированные перламутром двери.
— Усилить защиту! — скомандовал я, сплетая заклятие Темного огня.
Я не успел закончить плетение, когда створки распахнулись от сильного удара изнутри. Навстречу нам устремилась целая плеяда крупных огненных шаров. Все они, конечно, разбились о щиты. Внутри великолепного круглого зала, на стенах которого горели багровые звезды, стоял отряд молодых волшебников. Секретари и слуги то ли защищали последний оплот Совета, то ли пытались обезопасить себя, но вид у них при этом был не боевой. Съежившись и понемногу отступая назад, они невпопад отправляли в нас заклятия, которые легко отражались нашими щитами. С каждым разом волшба становилась все слабее, а лица молодых людей все испуганнее.
— Да, не вояки, — констатировал дядя Ге, — может, их как-нибудь аккуратно обезвредить, чтобы под ногами не путались?
Его голос прозвучал для меня как будто издалека. Я слышал слова, но они утратили для меня привычное значение. Душу снова охватило какое-то оцепенение, зато сознание выдавало ясные приказы: необходимо обезвредить находящихся в обсерватории магов. Это нужно сделать без промедлений. Потому что Совет мешает установлению единой власти в стране. А значит, затрудняет продвижение к основной, высшей цели. Волшебники, обороняющие последний этаж, должны быть уничтожены. Нельзя оставлять врага за спиной… Руки сами закончили плетение и отправили смертоносные чары вперед. Затем я сотворил перед дверью плотный щит, не дающий Темному огню вырваться наружу. Все закончилось в считанные мгновения, и ко мне снова вернулась способность видеть окружающий мир таким, каким он был на самом деле. Я тупо смотрел на собственные ладони, не понимая, что сделал. И главное, зачем? От молодых магов остались лишь головешки. А ведь их можно было связать заклятием Стальной паутины и запереть в каком-нибудь кабинете. Эти юнцы с их слабыми умениями не причинили бы нам никакого вреда.
— Эк-хм… — откашлявшись, мастер Триммлер нерешительно спросил: — так что дальше-то?
— Сынок… — только и смог выдавать дядя Ге, бледный то ли от потери крови, то ли от потрясения моим поступком.
Мои товарищи отодвинулись от опустевшего зала, аккуратно огибая меня и стараясь не смотреть в глаза. Исключением были только Лилла, не увидевшая в моих действиях ничего странного, прячущий довольную ухмылку Вадиус, Дрианн, в хмуром взгляде которого вдруг проскользнуло что-то вроде сочувственного понимания и Лютый, который хлопнул меня по плечу и сказал:
— Иди, время не ждет. Разбираться потом будешь.
— Рубиновый зал, — тоном вельможи, демонстрирующего свои владения, произнес Копыл, — самое роскошное помещение Дома Совета. Стены инкрустированы тремя тысячами отборных рубинов, привезенных с Южного континента. Как вы знаете, господа, этот камень обладает свойствами наполнять человека энергией, а круг замыкает ее на том, кто находится в центре.
— Ну да, вот Совет и наполнился, а теперь ждет нас во всеоружии, — вздохнул Дживайн.
— Как-то так, как-то так… — пробормотал Вадиус, деловито осматривая потолок, потом перешел на мыслеречь: — Если распылить пауроний по окружности, а потом одновременно в четырех сторон ударить, к примеру, Железным кулаком, думаю, мы сумеем достичь нужного эффекта.
— А дом-то устоит? — осведомился дядя Ге.
— Устоит, не забывайте о том, что его строили лучшие созидатели империи.
Копыл взмахнул рукой, демонстрируя решимость и указывая отряду, куда нужно отойти для полной безопасности. По его знаку я раскрыл капсулу с пауронием. Вадиус тщательно отмерил четвертую часть серого порошка и произнес заклинание Снежного вихря. Волшебный металл взметнулся вверх и закрутился посреди комнаты постепенно расширяющейся воронкой. Дживайн, дядя Ге, Копыл и я встали на равных расстояниях друг от друга и приготовили заклятия Железного кулака.
— Давай! — мысленно воскликнул Вадиус.
Мы одновременно отпустили волшбу в потолок и, прикрывшись щитами, со всей скоростью, на которую были способны, ринулись прочь из зала. Мне, как самому молодому и резвому, досталась самая дальняя позиция, поэтому я успел достигнуть лишь середины помещения, когда с потолка с чудовищным грохотом обвалилась огромная каменная плита и рухнула прямо мне под ноги, чуть не придавив носы сапог. Вслед за ней посыпались новые обломки. Это подстегнуло меня, и я ветром понесся к выходу, по пути ухватив за шиворот Копыла. Хромой волшебник, хоть и стоял недалеко от двери, все равно не успел покинуть зал. Время словно замедлилось, камни падали плавно, как снежинки, и мне без труда удавалось от них уворачиваться. При этом я еще успевал поддерживать над нашими головами плотный щит. Дядя Ге и Дживайн, слава Лугу, сумели вовремя выбежать из Рубинового зала. Вскоре я уже стоял рядом с ними и устанавливал над отрядом Большой Темный зонт.
— Как тебе это удалось? — спросил Лютый.
— Что?
— Нестись с такой скоростью. Тебя почти не было видно, настолько быстро ты двигался.
Я пожал плечами. Времени на обсуждение не было. Мои новые способности вкупе со странными приступами равнодушия к людям означали только одно: сущность изначального берет во мне верх. Исчезал второй покров, а вместе с ним и понимание человеческой морали. В кого или во что я превращусь с окончательным падением покрова — даже подумать было жутко.
