Ну что ж поделаешь, других — нет. Видно, не для утех их пленили кочевники, а для тяжелой физической работы. А на кой чёрт такие страшилки еще нужны?
Снова появилась служанка дочери вождя, а с ней двое соплеменников — занесли объемистые сундуки.
— Тут барахло имперское, сам выбирай, что надо, — сказала мне девица.
Кочевники ушли, и мы остались втроем.
— На балах вы, разумеется, не бывали, — хмуро подытожил я свой осмотр.
Честно говоря, ведь и я на императорских балах не присутствовал. В Больших Яйцах их не проводили, так что я имел лишь смутное представление о том, как такое мероприятие должно выглядеть.
— Не подведите меня, дурынды неотесанные! — вскрикнул я от нахлынувшего волнения. — Живо разбирайте наряды и подгоняйте под себя, нам еще столько всего надо успеть!
— Ты ведь понимаешь, для кого так стараешься? — едко хохотнули девицы. — Лопоухой хоть с три короба наври, она всё за чистую монету примет.
— Да как вы смеете оскорблять такое милейшее создание?! — заорал я, приходя в бешенство. — Не было бы в вас нужды, сейчас бы по полю за конскими хвостами болтались!
Пленницы удивленно хмыкнули, но разбирать сундуки принялись охотно. Они бы с удовольствием копались в тряпках до самого вечера, однако я волевым решением прекратил это безобразие.
— Наряжайтесь немедленно! — ткнул я пальцем в более-менее приличные платья из тех, что они уже выбрали и отложили.
Девицы, не особо стесняясь, принялись переодеваться прямо на моих глазах.
О, великий ВЕТЕР! Мне и так сложно даже взглянуть в их сторону, не испытав при этом брезгливую неприязнь и приступы рвоты, а какой же ужас охватит меня, когда увижу их совсем без одежды?!
И я демонстративно отвернулся от этого мерзкого и пугающего зрелища…
Когда они закончили, я еще раз, пересиливая себя, осмотрел их придирчиво.
Конечно, не то чтобы так, как хотелось, но выглядеть они стали уже достаточно сносно. Особенно после того, как где-то подтянули, где-то подобрали.
Худосочные они всё же какие-то по сравнению с восхитительной Мархой-Изабеллой.
Суть бала — танцы. Любому дураку ясно. Но будущие «фрейлины» умели, скорее, плясать, нежели восторгать публику вальсами и кадрилями.
Правда, я и сам лишь названия припомнил. Движения пришлось придумывать нам сообща. Впрочем, никаких премудростей в том не было — больше плавных взмахов, поворотов и наклонов — и порядок.
Я даже взмок от усердия. Ведь я всё-таки один кавалер сразу на двух барышень. Звали девиц Уля и Эдита. Мне было жутко неприятно смотреть на их бледные лица с тонкими чертами, касаться их тел, слепленных природой в пропорциях без математических погрешностей…
Да мне даже находиться рядом с ними было тошнотворно!
Но я крепился.
В этом мне основательно помогал запечатлевшийся в моем сознании незыблемый идеал женской красоты, воплотившийся в наипрекраснейшей дочери вождя.
К моему большому сожалению, париков в сундуках не оказалось. Пришлось пойти на ухищрения. Я велел девицам вспомнить, как выглядят головы благородных дам империи, и изобразить что-то подобное из своих волос.
Они глумливо захихикали, кстати, очень гадко! Совсем не так, как хихикал тот милейший добродушный старикашка, который опоил меня чудодейственным зельем. Посмеявшись, девицы всё же с явным желанием принялись варганить «парики» на своих головах.
Но не передать того удовольствия, которое испытал я, когда завершая последние штрихи в создании их нарядов, внезапно обсыпал девичьи прически мучной пылью. А совершил я это для придания большей схожести и для удовлетворения своего злорадного чувства мщения за то, что они посмели высказать оскорбительные слова в адрес моей ненаглядной дамы сердца Мархи-Изабеллы — дочери великого вождя…
Глава 46
Девицы недовольно фыркали и отплевывались, гневно поглядывая на меня, но так и не решились наброситься. Видимо, женская склонность к импульсивным и необдуманным поступкам после долгого пребывания в плену у них поутихла, а может, и совсем атрофировалась.
Я же покатывался со смеху — пусть меньше раскрывают рты!
Имперские грубиянки! Злословные безобразные стервозины!
Да! Всё, что хоть как-то было связано с Селеноградией, меня теперь бесило! А уж эти девицы и подавно! Да какие они к черту девицы?! Базарные тетки! Даже, скорее всего, продажные девки. Они очень смахивают на Виолетту…
Я подозревал, что так действует шаманское зелье, но мне какое теперь дело до этого?
Конечно, больше всего злило то, что кочевники и меня считают имперцем, а самое унизительное и обидное — центр моей Вселенной Марха-Изабелла тоже называет меня так.
Но как они могут?! Разве не видят, что я уже стал человеком ВЕТРА?!
Нужно скорее изменить отношение ко мне этих изумительных людей. И я буду стараться изо всех сил.
Знаю наверняка — я обязательно преуспею в этом!
Уже близился вечер, и пора устраивать бал для дочери великого вождя.
Гордясь своим «творением», я прогнал девиц через все стойбище, умышленно удлинив маршрут, чтобы кочевники заметили мои усердные старания.
Они заметили. Улюлюкали и посмеивались нам вслед. Доблестных воинов великого племени мне удалось порадовать.
А вот у той, для которой и затевался весь этот бал-маскарад, наше появление вызвало явное недовольство. Марха-Изабелла презрительно рассмотрела принаряженных девиц. Затем взяла в руки один из многих масляных светильников и, подойдя к «фрейлинам» вплотную, ощупала их пышные платья.
Смахнула с «белоснежной» щеки Ули чуточку мучной пыли, растерла ее пальцами, понюхала и лизнула.
Кривя губы, дочь вождя какое-то время поглазела на глубокие вырезы, из которых стремились вырваться наружу спелые груди девиц. Оценивающе, склонив голову набок, попялилась на их туго обтянутые талии, хмыкнула и с очевидным скепсисом уточнила у меня:
— Ты точно фрейлин видал?
— Разумеется! — соврал я, глупо улыбаясь. — И даже близко знал. Двух или трех.
Как только что выяснилось опытным путем, мое новое состояние и мой нынешний внутренний мир совершенно не мешали мне лгать. Однако делал я это лишь для того, чтобы угодить этой наипрекраснейшей девушке — дочери великого вождя.
— Ладно, — снисходительно сказала она и, уже обращаясь к «фрейлинам», велела: — Мне тоже пышное платье сшейте, но не из обносков. Через три ночи чтобы было.
Пленницы покорно склонились.
Марха уселась в кресло-качалку, поманила пальцем одну из своих служанок, находящихся подле, и что-то ей шепнула. Та быстро покинула шатер и вскоре вернулась с кожаным мешочком в руках. А подойдя к хозяйке, она занесла руку над головой Мархи и высыпала его содержимое.
Белое облако мельчайших частиц окутало дочь вождя. И лишь оно рассеялось, все увидели преобразившийся облик Изабеллы. Ее лицо и волосы покрывал густой слой муки.
Она тут же, не поворачиваясь, пошарила рукой за спиной, выудила оттуда большой сверкающий гребень и воткнула его в волосы, будто бы водрузила себе на голову корону.
«Фрейлины» благоразумно сумели подавить раздирающие и пучащие их смешки, а я бросился к ногам хозяйки бала и рассыпался в искренних комплиментах, воспевая ее красоту и «белоснежную» величественность…
Мархе понравилось. Она слушала и не перебивала меня, однако, видимо, не вытерпев неприятные ощущения, пару раз чихнула и вытерла мучную пыль со своих губ и вокруг глаз. Теперь казалось, что на ней надет головной убор грабителя с вырезами для необходимых отверстий лица.
— Начинай, — благосклонно велела она, как только я выдохся и прекратил изливаться в словесах.
— Да будет бал! — торжественно воскликнул я.
Фрейлины тотчас принялись вышагивать и выписывать руками и кистями приятные плавные движения, а ногами кренделя, правда, их не было видно под широкими подолами, волочащимися по полу. Я же метался от одной к другой — кружил их, нагибал и подбрасывал в воздух.
