— Погоди-погоди. Разве мы с южанами воюем?
— А с кем же еще?
— Я так полагаю, законный герцог воюет против самозванца. — Я благоразумно не указала, кто есть кто.
— Это само собой… А самозванец, он откуда взялся? На южные деньги засланный, на южные деньги купленный. На что только не идут, чтоб нас разорить… Ты-то, вообще, откуда? — Он воззрился на меня с подозрением.
— Из Вальграма. — Я назвала самый дальний к востоку порт. — Туда война еще не добралась.
— А-а. Нам — оно виднее.
— Верно, только скажи мне — где южане и где вы? Как они до вас доберутся?
— Ни черта ты не понимаешь. Зараза-то когда начала расползаться? Годы тому, и немалые. А большие господа и рады, заразу распознать не умеют, им только того и надо, что разную сволочь привечать взамен честных людей. Но с нами такое не пройдет. Мы их враз раскусили, ублюдков этих южных, штукарей паскудных, прислужников сатанинских.
— Это кого?
— Да комедиантов, кого ж еще! Чуешь, какое дело — все угодья в них: и южане, и шпионы, и колдуны, и скоморохи развратные!
Теперь я поняла, почему лицо повешенного показалось мне знакомым. Это был Дайре, глава актерской труппы. Я отвернулась от трактирщика, и взгляд мой невольно упал на черное пятно на утоптанной земле.
— Это мы все ихнее сожгли, — гордо сказал трактирщик. — Машкеры, дудки, барабаны, одежки похабные, книги чернокнижные… Жаль только разобрались не со всеми. Главаря— то мы повесить успели, а остальные — мы их в амбаре заперли — в это время как-то выбрались, не иначе, сатана помог, и утекли.
Мне сразу стало как-то легче. Хотя теперь я знала, что по крови не принадлежу к южанам, мне все равно было их жаль. Даже если среди них был Пыльный. Но это сомнительно — если он человек Вирс-Вердера, а тот нынче генеральный судья…
— А они точно были колдуны?
— А то! Отец Теофил — это он всю их злобность обличил — у главаря настоящую черную книгу видал. А на ней вот такими буквами написано, — он понизил голос и сделал знак от нечистой силы: — «Оборотень». Ну как?
«Оборотень». Трагедия в пяти действиях. Бедный Дайре.
— Ладно, хватит разговоры разговаривать, пошли посмотрим! — Трактирщик уже потерял ко мне интерес. Смотреть на их сволочное ополчение мне вовсе не хотелось, но отказаться — значило бы навлечь на себя подозрение, и я, взяв повод Керли, поплелась за ним.
Селяне собирались на лугу за церковью. Меня удивило, что они вообще рассредоточивались после обедни, но оказывается, они домой за оружием ходили
— не подобает в дом Божий с оружием соваться, так отец Теофил сказывал! Мушкет имелся только у одного, у остальных — вилы, цепы — не боевые, а обычные, ножи, топоры, рогатины, даже дубины. В рукопашном бою это все, разумеется, куда как сподручно, однако пять-шесть рейтаров с хорошим боезапасом уложили бы их в несколько минут. Всего же их было человек тридцать. Мужчин с оружием, я разумею, но крутились здесь и мальчишки, и пара-тройка баб волокла пустые тачки — неужто и эти в поход собрались? Лица у них были радостные, просветленные. Я поискала глазами виновника праздника. Он был лет на пятнадцать моложе нашего отца Нивена — за сорок, а может, и под пятьдесят, с заметным брюшком, бледным пухлым лицом и тяжелыми веками. Он посмотрел на меня из-под этих век, и я машинально сняла шляпу. Нужно было соответствовать роли. Почему— то мне показалось, что после этого он успокоился, хотя поначалу была в его взгляде какая— то подозрительность.
Убедившись, что на лугу собрались все — и те, кто отправлялся в поход, и те, кто провожал, отец Теофил начал речь:
— Дети мои. — Голос у него был слабый, и, чтобы все могли расслышать, должно было воцариться полное молчание, а это было невозможно, потому что нерасслышавшие тут же начинали переспрашивать у соседей. Но слушали все. — С того дня, как до нас дошел слух, что смута потрясает славную землю Эрда, я ждал знамения от Господа. Я ночи проводил перед алтарем, непрестанно молясь.
— Почему-то я не сомневалась, что так оно и было. — И наконец глаза мои отверзлись. Господь уже даровал нам знак, а мы, неразумные, не поняли этого! Те мерзкие колдуны, блудники и нечестивцы, главаря которых Небеса покарали нашими руками, — они и были знамением! Разве прежде нога нечестивого дьяволопоклонника оскверняла нашу милую землю? Враг уже здесь, говорю вам, а мы спим, благодушествуем, не ведаем зла! — Он взял слишком высоко и закашлялся. — Истинно говорю вам — южане, порождения ехиднины, южане — вот кто наши враги! Вы скажете, добрые мои дети, — есть и худшие их — грязные обрезанцы, не оскверню губ своих именем их, нечестивые еретики, схизматики и безбожники. Нет, отвечу я вам — они все еще не совсем погибшие души, ибо не просвещены светом истины, не очищены водой святого крещения, вроде как голые дикари в Дальних Колониях, и могут еще спастись. Они не знают истины, но могут узнать ее. Но не те, кому истина явлена и отвергшие ее! Они оскорбляют Евангелие, топчут святые дары, предаются мерзкому волхвованию — вы сами видели это! Они подкупают властителей наших, натравливают их друг на друга и нагло являются сюда поживиться бедой нашей! Так поднимемся и вышвырнем их с земли Эрдской, а с теми, кто не захочет уйти добром, поступим, как они того заслужили. Не бойтесь ничего, ибо это дело угодно Богу, и я, пастырь ваш, отпускаю вам грехи ваши!
На самом деле речь его продолжалась гораздо дольше, чем здесь изложено, ибо по слабости голоса ему приходилось делать передышки, в то время как селяне повторяли друг другу его слова. Я помалкивала. Не настолько я глупа, чтобы встревать, что бы я ни чувствовала. Я видела, как настроены люди, и знала, чем обернутся мои противоречия. Ну, положу я троих-четверых, а остальные тут же дубинками меня и забьют.
В лучшем случае.
После завершающего призыва начался общий гомон, и я поняла, что раньше вечера в поход они вряд ли выступят. И еще поняла я, что не напрасно не упомянула, кто у нас законный герцог, а кто самозванец. Они сами этого не знали. Отец Теофил в данном вопросе был им не помощник. После проповеди, уже не первой, видимо, за сегодняшний день, он словно бы впал в оцепенение и как будто спал стоя Паства его продолжала разбираться между собой. О том, как должны выглядеть злые южане и чем отличаются они от честных эрдов, они имели представление смутное. В таких случаях набрасываются на всех, кто на тебя не похож, а здесь разнообразие могло представиться большое. Я своими ушами слышала, как один малый спросил у своего папаши, увидят ли они голых дикарей, за что сподобился затрещины. Потом они принялись обсуждать, в каком направлении лучше двигаться. Спросили у меня. Похоже, они не сомневались, что я иду с ними. Я не стала их в этом разубеждать, по той же причине, что не спорила с попом. С уверенностью указала им дорогу в сторону Эрденона и в свою очередь спросила, разведывали ли они, что происходит в окрестностях. Я была уверена, что нет, и не ошиблась. Тогда я предложила им проехать вперед, посмотреть, все ли безопасно в дороге, и добавила — не желает ли кто за компанию со мной? Согласия я не боялась, один противник — это не тридцать, но они, кажется, всецело мне доверяли. Разумеется, на ближайшем повороте я свалила в лес, сделала круг и нашла Руари там же, где его оставила. После чего поспешила в направлении, прямо противоположном указанному мною.
