— Да, вампиры — бесполезные создания, — вынужденно подтвердил я.
— Я бы на вашем месте добавила, что вредные они.
— Само собой, — я поставил оба бокала на широкий поднос в руках подошедшего официанта.
— Еще я вам сказать хотела…
Что именно собиралась мне поведать Лукреция, я так и не узнал. Ее лишило чувств заколдованное шампанское. Повиснув на мне, женщина беззвучно шевелила губами. Я повел ее в парк, аккуратно поддерживая. В тени каштанов Шенигла плюхнулась на мое плечо и шепнула:
— Тащи ее в цыганскую арбу… Цыган и медведей я прогнала.
— И там смогу поужинать? — я нервно вскинул плечи, подняв уснувшую Лукрецию на руки.
— Я не позволю уморить ее, — Шенигла подтвердила мое недавнее предположение. — Хочу другого от тебя деяния, Игнатьич. Ответь мне прямо, нравится она тебе? Ты мог бы полюбить такую, как она, бабенку?
— Занудна малость. Ну а впрочем, сносна. Мог, пожалуй, полюбить ее, будь хоть на четверть сыт.
— Игнатьич, ты неисправим.
— Так мне придется обратить Лукрецию? Взять Нюше на замену?
— Нужна тебе морока с городской бестолковкой? Другая просьба у меня.
— Что надо сделать с нею? Не томи, — заметив между деревьями цыганскую арбу, я ускорил шаг.
— А почитай, что ничего, Игнатьич, — вдохновенно присвистнула Шенигла и щелкнула когтями верхних лап. — Пр-р-к! Пр-р-ринеси бабенку в арбу и уходи к народу. Сама тебя найду. И не вздумай кого-нибудь съесть.
— Как прикажешь, птичка-невеличка.
Доставив Лукрецию в арбу, я уложил ее на расстеленный ковер между тюками. Длинная тонкая шея изогнулась, пульс был отчетливо заметен, и я смотрел как можно дольше на легкое вздымание ее кожи над выпуклой линией ключицы. Потом меня прогнала пернатая ведьма.
В величайшей растерянности я шел, понурив голову, сквозь веселую толпу к сцене. Знаки внимания со стороны адской птицы оказались совсем некстати. Известие о том, что она способна превращаться в человека не только в Купальскую ночь и вовсе наповал сразило.
«Не задумала ли она изобразить меня перед Демьяном коварным соблазнителем с целью побыстрее от меня избавиться. Но чем я ей мешаю? Прознала ли она о моих сношениях с охотницей или все еще снедает ее злая ревность к оберегу у меня на шее? Но вдруг (подумать только!) Шенигла и вправду влюблена. Я молод, хорош собою, а она — бессмертная богиня зла. Она обитает в волшебном краю с незапамятных времен и немало, думается, повидала мужчин. Почто бы не разбавить ей общество атамана моей персоной? Я для нее в новинку.
Если так, то мечты адской птицы напрасны. Я не смогу ее полюбить. Мое сердце похитила другая женщина».
Пока я размышлял, та самая другая, откуда ни возьмись, показалась передо мной.
— Еле вас нашла. Все ходите по закоулкам, как лисица. А у меня к вам разговор есть неотложный! — взволнованно дыша, Полина схватила меня за руку и отвела в сторонку от танцующих мазурку.
— Не тот ли самый, что мы с вами, помнится, закрыли? — насупился я.
— Я придумала всю нашу жизнь, возлюбленный мой Тихон, — охотница будто не слышала предупреждения.
— О, если б можно было жизнь придумать, я б такое сочинил… — я задумчиво завел глаза, — что стал бы государем императором.
— Так станьте! Императором вампиров! — прокричала она мне в лицо сквозь грохот разошедшегося оркестра.
— Полина, вы пьяны!
— Послушайте мой план, — затараторила охотница. — Я скоро выйду замуж за Андрея, перевезу сюда Николку. А вы расправитесь с Демьяном. Станете начальником над всеми его вампирами, и уведете их подальше от людей, за перевал Горыныча, на ту сторону гор. Мы будем с вами видеться порой, и братья с сестрами Николки от кого родятся — от вас, иль от законного супруга, то как Бог пошлет. На счастье, цвет волос у вас один с Андрейкой, и бледность кожи сходная.
— Я не принимаю вашего предложенья.
— Очнитесь! Хватит вам сидеть послушною болонкой у Демьяновой ноги! Покажите, наконец, ему клыки. Научитесь бороться за свое счастье! — настаивала Полина.
— Поймите меня. Я вас люблю, и вам желаю только счастья. Но Демьян мне как отец. Разве я могу его убить?
— Отцы бывают дураками и тиранами. У вас тот самый случай.
— Я знаю Демьяна лучше, чем служивые Отдела. И буду защищать его от вас, если придется.
— Жаль, что вы были со мной лишь телом, а душа ваша живет там, — Полина указала печальным взглядом на далекие горные вершины, чуть выдернутые из темноты лунным светом.
— Часть моей души навеки с вами, и мое истерзанное сердце бьется ради вас, — я взял ее за плечи, обвитые «увядшими лилиями».
— Ровно день вам оставляю на раздумья. Не дождусь согласия — уеду вместе с женихом на малую родину в Орел, — Полина жестко отвела мои руки.
— Так вы орлица. Вот откуда хватка, — я попытался шутить.
— Буду ждать вас до полуночи, — серьезно сказала Полина и ушла к сцене.
Стараясь не упустить ее из вида, я заметил, как Андрей ее встретил возле ступенек сцены, и что-то сказал, низко склонив голову — ему не позволяли ссутулиться железные латы. Судя по последовавшему удару под грудь, согнувшему Андрея пополам вместе с доспехами, сказал он что-то нехорошее. Распрямившись при содействии оказавшегося рядом арлекина, охотник посмотрел в мою сторону, но я ускользнул от его взгляда.
Шенигла поднялась на сцену, медленно взмахивая руками — «крыльями», сделала полный оборот вокруг своей оси, распушая перья платья и затянула старинную славянскую песню о спешащей в родимый край перелетной птице. Беспрестанно поднимавшие тосты зрители не отличили ее от жены судьи. Они не обратили внимания на сияющую белизну ее лица с естественным румянцем на щеках, не заметили, что глаза, шпионски поглядывающие на них из маски, ярко-зеленого, а не карего цвета, что нос певицы короче и легче греческого носа Лукреции, что малиново-розовые губы длиннее и тоньше, талия стройнее, а голос… Наперебой почтенные господа вслух удивлялись тому, что мадам Скалкина доселе скрывала от широкой публики свой талант оперной дивы, и восхищались ею, чувственно вздыхая. На бис Шенигла исполнила несколько испанских арий, не иначе как выуженных из мыслей церемониймейстера, и собственной персоной судья Порфирий Скалкин, коренастый человечек в костюме турецкого султана, вытиснувшийся из разноцветной толпы, предстал перед ней с разинутым ртом. Она воспользовалась подставленной им рукой, чтобы спуститься по узким ступенькам, и подвела его ко мне.
— Глубочайше прошу извинения, щедрый султан, на весь вечер я ангажирована мсье пиратом, — широко улыбаясь, произнесла Шенигла глубоким низким голосом.
