Они уже трудились целый час, снимая натуру с разных ракурсов. Темнота почти совсем овладела рощей. Только таинственно светились белые тела берёз. Вот это бархатистое свечение и не давало Немучкину покоя. Он силился его запечатлеть. Потом на эту натуру наслоят анимационных картушей.
Тьма меж двух берёз беззвучно разошлась, как разрез в чёрном пластиковом мешке. И в эту щель хлынули потоки света. И всё это оказалось в кадре. Кондаков хотел выругаться, но не успел.
Из света вышли две нереальные фигуры. На миг показалось, что у них крылья за спиной. Пахнуло чем-то дивно сладким.
"Инопланетяне" — заторможенно подумал режиссёр.
"Ангелы" — подумал оператор.
Разрез закрылся, свет потух. Фигуры немного постояли, привыкая к темноте. Одна повыше, другая словно бы ребёнок. На них были светлые воздушные платья. И сияющие диадемы. Вокруг медленно увядал рой золотых искр.
Фигуры взялись за руки и легко двинулись, словно полетели мимо камер. Объектив не отставал от них. Плёнка запечатлела как они растворились в темноте.
"Ангелы" — подумал Кондаков.
"Инопланетяне" — решил Немучкин.
ГЛАВА 34. Ночной террор
— Что это такое, Катя?!
— Мама, а мы видели чужих! Наташа была Рипли!
— Платонова! — строго спросила бывшая классная руководительница. — Откуда эти платья? И что это за туфли?
— Мне нечего сказать вам, Антонина Андреевна. — едва скрывая улыбку, призналась та.
— Мама, да говорят тебе, мы были в стране эльфов! Мы были маленькими и летали, как стрекозы. Мы дрались с Кретинакером! Мургатый хотел на мне жениться! Я танцевала с принцем эльфов!
— Катенька, — терпеливо отвечала мама. — такого быть не может. Это только сказки! Как ты могла там быть целую неделю, если только утром я тебя видала?!
— Ну ё-моё! Ничего не верят! — возмущалась Катерина. — А Жучинский тоже мне приснился?
— А кто такой Жучинский? — поинтересовался дядя Саня.
— Это сказочник. Жук-бронзовик. — невозмутимо отвечала Платонова. — Казяв Хитинович Жучинский.
Зоя оторопело вертела в руках алмазную корону. Стоимость её была просто баснословной. Вторая такая была в руках у Антонины. Та отказывалась верить в её подлинность.
Наташа смеялась. Невозможно ни объяснить что-либо, ни придумать какую-нибудь историю. Факт есть факт: они вернулись спустя шесть часов, одетые в совершенно сказочные платьях, в хрустальной обуви и с фантастическими диадемами на головах.
— Катька! — со смехом говорила она. — Не вздумай камешки выковыривать и девочкам носить!
Постепенно суета на веранде угомонилась, и Наташа поинтересовалась, куда девался Лёнька.
— Лёнька вас ищет в Бермудском Треугольнике. Мы чуть с ума не сошли, пока вас ждали. Думали, что вас ведьма изловила.
Наташа немного посерьезнела. Она уже забыла и про ведьму, и про оборотня Дину, и про картушей. Она вернулась из Селембрис совершенно другой. Теперь Платонова знает, что она волшебница. А опыт — дело наживное.
На память пришли события, почти забытые во всей этой кутерьме. Тот барьер, который помешал ведьме проникнуть на веранду. Это ведь не Лёнька установил его. Это Наташа безотчётно воздвигла преграду и защитила их от Евдокии. Сможет ли она установить такой барьер вокруг всего дома? А если сразу уничтожить ограду вокруг деревни? Надо попробовать. Ведь у неё есть сила раскрывать межпространственные переходы. Не поэтому ли Катерина не утратила памяти, попав в Селембрис. Не потому и и она сама, попав туда в первый раз, не потеряла память! Всё объяснилось просто. Она — волшебница!
— Я пойду искать Косицына. — сказала Наташа.
— Куда ты ночью пойдёшь?!! — перепугались взрослые. — Тебя ведьма изловит!
— Не-а. — сонно отозвалась Катька. — У неё молния в руке. Я же говорила: она — Рипли.
Взрослые выпали в осадок.
* * *
Платонова не пошла в Бермудский Треугольник. А направилась мимо спящих изб прямо по тропинке к дому Леха. Он должен знать, где ведьма.
Ещё не доходя до пасеки, Наташа почувствовала, что её поджидают. От черёмухового дерева отделилась тёмная фигура. Колдунья подходила медленно, вглядываясь в девушку. И, наконец, проронила:
— Где же ты была?
— А ты где думала?
— Я думала, ты попала к мертвецам, как Кондаков с Немучкиным. Они там пробыли неделю. Материал снимали для фильма.
Не слишком понятно, о чём ведьма говорит.
— Нет, я была в Селембрис. В самой её сердцевине, в Эльфире.
Ведьма не ответила. Лишь во тьме блестели кошачьим зеленоватым светом далеко не старушечьи глаза.
— Ты знала, что я волшебница, как и Лёнька?
— Догадывалась.
— Ну, и что теперь будет?
— Ничего не будет. Ты не убийца. Пока ещё. Снимешь мой барьер — все приезжие останутся с иллюзией другой души. Морок не снять просто так. На веранде вечно прятаться не будешь.
Наташа не ответила. Она вообще не знала, что сказать. До этого момента всё казалось очень просто. У неё есть сила, чтобы вернуть Блошки в реальное пространство. А теперь она сомневается: вдруг ведьма не врёт. Вдруг правда всё так и произойдёт. Значит, надо найти способ вынудить ведьму сдаться.
— Тебе нужна война в этом маленьком пространстве? — спросила Наташа, оглядываясь в ночь.
— У меня нет выхода. Я слишком далеко зашла. Сергей должен получить тело. Он должен видеть себя среди привычных ему вещей. Он не должен помнить зла. Моя душа переселилась в Марианну. А моя колдовская сила должна найти нового хозяина. Тогда лишь я уйду.
— Я выйду отсюда и призову сюда волшебников. Теперь твой барьер мне не помеха.
— Не делай этого. Они убьют его. Для них он — лишь морок. Болотная вода. Возьми мою силу и найди способ освободить людей. Но его не трогай. Пусть он живёт тут с Марианной. Она — пустая оболочка. В ней давно убили душу.
— Ты же обманываешь меня, я чувствую. Чтобы он тут жил счастливо, здесь все должны остаться пленниками.
— Я прошу о милости.
— Я не могу.
Она отступала и уходила. Старуха стояла на тропе, опершись о клюку, и не делала попытки остановить её.
Что делать? Выйти и позвать волшебников? А вдруг они и правда истребят призрачного Сергея. Наташа уже знала, что их было двое. Один — ночной гость, он снимался в фильме. Второй — бесталанный Карсавин, снимался в дневных эпизодах и был очень плох даже на непрофессиональный взгляд. Он для ведьмы всего лишь тело. Тело для того, необыкновенного, волшебного принца, потерявшегося в стране забвения. Того, кто не играл, а просто жил в кадре. Наверно он даже и не знал, что его снимают. Блошки — это коробочка с чудесами.
