— Так победим! — выкрикнул подросток и поспешил отодвинуть засов, чтобы старший не ругался.
Дверца приоткрылась, и в ту же секунду стоящий у стены Ёрш рванул её на себя. Щавель прыгнул, выбрасывая вперёд ногу. Каблук утонул в чём-то мягком. Упало тело, загрохотали доски, десятка Скворца втянулась в проём.
Амбар освещала в дальнем углу у топчана лампа-коптилка, которая больше не светила. А коптила, поэтому у входа ничего не было видно. Дружинники однако нашли цель и замолотили булавами. Враг не вскрикнул.
Запалили принесённые факелы, стали осматривать захваченный объект.
Пустой и гулкий амбар не представлял из себя ничего интересного, но посерёдке торчала будка, сколоченная из старого горбыля. Жёлудь отворил дверь. Деревянные ступени наклонной лестницы уводили в глубокую пропасть, кое-как озарённую прикрученными к стене коптилками, и терялись в бездне.
Десятка Фомы зашла в амбар, заперлись изнутри. Ратники дивились на труп стража, проникались уважением к Сверчку, отбившему атаку этих уродов, и воеводе Хвату, чья вера некогда одолела чары злокознённого шамана.
Убитый был отроком, но таким, что сразу обрадуешься прерванному развитию его из личинки во взрослого человека. Широкоплечий, с длинными руками-грабками, голову он имел овальную, словно дыня. Под высоким лбом размещались квадратно-гнездовым методом узенькие глазки и крупные ноздри какого-то совершенно поросячьего носа. Из пасти до ушей торчали огромные зубы. Судя по размеру челюстей, украденного мальчика приёмами кощунственной магии превращали в солдата, но недопревратили. Дневальный был одет в белую рубашку и чёрные портки до колен, укороченные, должно быть, с целью экономии материи, ибо не находилось иных доводов при взгляде на это убожество. На шее был повязан красный галстук, но не такой как у манагера, а в форме косынки, с торчащими в разные стороны концами впереди и треугольником ткани сзади. Если бы здесь присутствовал Тибурон, он сказал бы, что так и должен выглядеть юный ленинец и, возможно, назвал его имя.
И ещё все ратники поняли, что внизу столкнутся с такими же, если не взрослыми особями.
Жёлудь остался равнодушен к пугающему облику юного ленинца, а занялся лежбищем дневального с топчаном, тумбочкой и ночным горшком поодаль. На тумбочке он увидел новенькую книгу в цветастом переплёте «Новые приключения Маркса и Энгельса» и немедленно сунул её в котомку.
— Давайте, встали, — услышав повелительный голос отца, Жёлудь поспешил занять место в строю. — Разобрались!
Щавель в последний раз оглядел всех воинов вместе, сказал веско:
— Вы это видели, и я это видел. Вот такие бездны раскрываются перед входом в метро. Улыбаться нечему, впереди Москва. Это может быть страшнее всего, что мы видели до сих пор. Но мы пойдём дальше и выполним задачу. Не ссать и не бояться! У силы есть только одно право — гнобить тех, кто ниже ростом, — Щавель прошёлся вдоль строя, размеренно вдалбливая в головы древнейшую заповедь предков: — Всех, кто меньше и слабей, не раздумывая, бей. Справа в колонну по одному за мной шагом марш!
Командир первым шагнул по лестнице в чёрный зев наклонной шахты. Широкие — двое разойдутся — ступени тянулись вдоль правой стены, из которой торчали железяки с коптилкой. По левой стороне были прочные перила с затёртым поручнем. Пространство за перилами зашили досками, но по гулкому эху чувствовалась пустота внизу. Под отрядом снаряженных ратников лестница скрипела и раскачивалась, таиться бесполезно. Щавель выслал головной дозор с огнестрелом и факелом, сам приготовил лук. «Делать, так по большому», — он потянул тетиву, зажав стрелу между средним и указательным пальцами. Только сейчас пришло осознание, что первый длинный этап с угрозой спалиться пройден и начался короткий, с гарантированным палевом. Теперь уж точно нырнули с головой в дерьмо, на что намекала закопчённая кишка тоннеля, и выход из этой клоаки находился явно не там, где вход, а, значит, придётся её пройти целиком, если хочешь выбраться на поверхность.
Лестница привела в огромный зал с квадратными колоннами чёрного камня и простенками, облицованными сероватым мрамором. Потолочный свод терялся во тьме. В перемычках между колоннами было вмонтировано нечто вроде широкого трона с высоченными подлокотниками из витых железных прутьев, украшенными сверху четырьмя белыми шарами. На спинке трона Жёлудь разглядел великолепную картину. Древний мастер выложил из разноцветных стёклушек многоглавую церковь, отливающую серебром и золотом. Судя по отсутствию на маковках кругов, крестов, полумесяцев и прочих опознавательных знаков, в храме сем молились неведомому богу. На витраже имелась поясняющая надпись «КИЖИ», смысл которой остался в допиндецовых временах. Города такого Жёлудь не помнил. Возможно, сей тетраграмматон был именем бога, которому поклонялись в этом храме. На троне лежала просиженная подушка, набитая конским волосом — от неё ощутимо несло лошадью. Должно быть, сиденье волхва.
Ратники тянули факелы, осматривались, притихли в замешательстве. Трудно было постичь, кому под силу оказалось сотворить такое роскошное подземелье. Но если кто-то его вырыл и украсил, значит, цель была достойна усилий. Вероятнее всего, то было капище для поклонения подземным богам, и живущие под Москвой боги были настолько сильны, что затея имела смысл. Со жрецами и подвластной им неведомой силой сталкиваться на их территории отчаянно не хотелось.
«Как здесь сухо, — Щавель не обнаружил потёков на стенах и луж на полу. — Станция метро лежит значительно ниже русла рек, так почему не затоплена до самого устья шахты? Кто выпил всю воду? Проклятый город держится на колдовстве!»
Старый лучник повёл дружинников за колонны, к краю платформы, перешагнул через ограничительную линию и отважно спрыгнул в тоннель, откуда совсем недавно убрали рельсы — по бетонным брусьям тянулся жирный ржавый отпечаток.
Отряд втянулся в чёрное жерло. Факельный свет тонул в его ребристых стенах. «Это же сколько надо было металла отлить, чтобы выстелить огромную трубу в толще недр! — поразился Жёлудь. — Что за колоссы сотворили такое? Какие грандиозные цели они преследовали? Непостижимо! Воистину, лучше бы этот город был стёрт с лица земли, а его глубинные храмовые комплексы погребены и забыты вместе с их человекопротивными тайнами».
Циклопическая труба заворачивала. В конце тоннеля забрезжил свет.
— Стой! — по приказу Щавеля ратники замерли. — Тихо! Не дышать.
Командир прислушивался, приоткрыв рот для лучшей звукопроницаемости головы. Вытянул из колчана осветительную стрелу, сдёрнул кожаный чехольчик. Сунул намотанную повыше наконечника паклю, пропитанную скипидаром, в ближайший факел. Наложил стрелу, наклонил голову, ловя звук. Пакля разгоралась. Уверенно вскинул лук и пустил стрелу вперёд и вверх. Огонёк улетел под своды. Осветил ползущее под потолком голое тело. Визг и тяжёлый стук шлёпнувшегося на бетонный пол мяса подстегнул воинов. В тусклом свете улетавшего огня Щавель заметил крадущиеся вдоль стен серые тени.
