Подобное повторялось ещё несколько раз за ночь: очевидно, бедняге артефактору снилось его пребывание в пыточной и вспоминалась испытанная боль, усугубляемая общим скверным самочувствием. Его трясло, он то и дело прикладывался к кранику, смачивая губы водой, и ёрзал, пытаясь устроиться поудобнее. Лежать на спине он не мог, а жёсткий, холодный каменный пол был плохой заменой тюфяку. Ну а когда он засыпал, повторялись кошмары и громкие стоны, а то и крики.
Айриэ умела уплывать в сон быстро и на любом ложе, но толку, если тебя будят, едва ты успеешь заснуть? Она стойко боролась с нечестивым желанием придушить Мирниаса, он даже слова упрёка от неё не услышал. Оба промучились большую часть ночи и уснули только под утро, а там и внутренние часы магессы сработали, дав понять, что времени примерно шесть утра. Айриэ, морщась и растирая нывшие бока и спину, поднялась на ноги, чувствуя себя не на полтора века, а на полтора тысячелетия. Мирниас спал, хрипло и редко дыша, уткнувшись носом в согнутую в локте руку. Кажется, ему за ночь стало хуже, и Айриэ всерьёз задумалась, сможет ли молодой маг идти. Впрочем, если не сможет, она его потащит на себе, но как же магессе не хотелось пробовать себя в роли Шоко!..
— Сглазили меня, не иначе, — неслышно пробормотала она себе под нос, направляясь к дыре в полу. — Да ещё так заковыристо, что и сглаза не разглядишь. Почему я всё время должна сажать себе на шею этого недотёпу?..
Его светлость был пунктуален, явившись ровно в семь (по ощущениям Айриэ). Она к тому времени успела собрать мешок с припасами и облегчила его вес заклинанием. На всякий случай прихватила с собой и серпентесский ритуальный нож. Растолкала Мирниаса и заставила поесть, хотя долговязый маг вяло протестовал. Сама она позавтракала с аппетитом, который не могли испортить никакие подозрения насчёт мотивов герцога отправить её неизвестно куда неизвестно зачем. Она не верила, что Файханас сдаст ей своего мага, но, может, надеется, что она «потеряется» в катакомбах с помощью навязанного проводника? Глупо, это тоже грозит «ответным проклятием». Интересно, про убежище мага он упомянул просто чтобы заманить её в катакомбы или «маг-враг» действительно обосновался где-то там?.. Скорее второе, место подходящее, уединённое и криков жертв никто не услышит, даже если «полог тишины» не ставить. Вполне возможно, что логово в катакомбах, надо будет поискать.
Его светлость был хмур, но выглядел отдохнувшим и посвежевшим, в отличие от магессы.
— Мэора Айнура, — вежливо склонил голову так, будто они находились на великосветском приёме.
Мирниаса он не удостоил и взглядом, чему молодой маг, кажется, только порадовался. Мирниас сидел, съёжившись у стены, и старался не привлекать к себе внимания.
— Не рада вас видеть, герцог, — небрежно кивнула Айриэ в ответ, — уж не обессудьте. Итак, я жду вашего проводника.
— Отрадно видеть, что ваши планы не изменились, мэора, — всё так же вежливо и холодно сказал герцог. — Проводник сейчас присоединится к вам, но я хотел бы вначале предупредить вас кое-о-чём.
— Слушаю вас.
— Во-первых, мэора, хочу сообщить, что вы знакомы с человеком, который будет сопровождать вас. Это Фирниор. Во-вторых, я хотел бы попросить вас не совершать никаких опрометчивых поступков. Например, не пытаться взять Фирниора в заложники и шантажировать меня. Я не поддамся на шантаж, предупреждаю сразу.
Фирниор… Эта новость неприятно царапнула. Совершенно иррационально Айриэ не хотелось, чтобы юноша оказался замешан в грязные дела своей семьи. Но, разумеется, глупо было бы рассчитывать на это. Вслух же она сказала:
— Вот как, герцог? А вы рискуете… не собой, правда. Что, если я всё-таки захочу это сделать? Или просто избавлюсь от него в катакомбах?
— Значит, придётся рискнуть, — не выказывая возмущения, ответил он. — Мне будет жаль, мэора, если с Фирниором что-то случится. Но я учёл это заранее и решил, что риск оправдан.
— А ваш племянник знает, что вы так легко размениваете его — как медную монетку? — полюбопытствовала магесса, сузив глаза. Её ноздри затрепетали от гнева, и она постаралась успокоиться, не желая чересчур явно показывать свои эмоции.
Герцог промолчал. Не похоже было, что этот вопрос хоть как-нибудь задел его. Да, заботливый дядюшка у Фирниора… Впрочем, ей подобное только на руку. Если Фирниор ни о чём не знает, она попозже охотно его просветит касаемо родственных чувств, питаемых к нему двоюродным дядюшкой.
В потолке открыли люк и спустили туда Фимрниора. Юноша не был обвязан, а повис на руках, держась за широкую жёсткую петлю. Верёвку мгновенно подняли обратно, а Фирниор, отряхнувшись, отвесил магессе безупречный поклон. Заметил Мирниаса и уставился на него с изумлением, сквозь которое явно проступал испуг пополам с сочувствием. Артефактор презрительно скривился и сухо кивнул, после уставившись в стену с деланым безразличием.
Айриэннис одарила герцогского племянника недружелюбным взглядом, заставившим Фирниора едва заметно сдвинуть брови. Вид у юноши сделался чрезвычайно упрямым, будто он поставил перед собой некую сложнейшую задачу и вознамерился непременно её решить. Вообще выглядел Фирниор усталым и каким-то потускневшим, от его обычной жизнерадостности и следа не осталось. Сейчас, пожалуй, его кузен Орминд смотрелся бы моложе, несмотря на разницу в пять лет. С собой у него был заплечный мешок, в ножнах на боку висел тонкий, недлинный и лёгкий меч, а одет юноша был в такую же «наёмническую» кожаную куртку, как у магессы, разве что серебряных заклёпок и накладок там было побольше.
— Если вы, рингир Ниарас, готовы, можем выступать, — высокомерно цедя слова, сообщила Айриэ. — Впрочем, я бы рекомендовала прежде попрощаться с телом вашей кузины, поскольку неизвестно, успеете ли вы вернуться до похорон.
Она с какой-то злобной радостью, от которой першило в горле и губы немели, подошла и сдёрнула ткань с тела девушки.
— Юминна лежит здесь? — Его глаза сделались просто огромными. — Но… Да, благодарю вас, мэора, я последую вашему совету…
Его побелевшие губы машинально произносили нужные слова, и он, как сомнамбула, медленно приблизился. Метнул на герцога странный взгляд и тут же отвернулся к кузине. Усевшись на пол, он провёл кончиками пальцев по застывшей щеке Юминны и что-то беззвучно шептал, а глаза его потемнели, как море перед штормом, словно внутри у него ярился ветер — из тех, что с пугающей лёгкостью топят корабли, а на суше сносят целые дома и вырывают с корнем деревья.
Цепляясь за стену и пошатываясь, подошёл Мирниас и тоже что-то неслышно произнёс, прощаясь. Губы у него дрожали, взгляд был отчаянный и больной.
