— Мне кажется, под конец он был уже совершенно безумен. Не какие-то ваши поступки, а болезненные фантазии Болесо представляются мне причиной всего этого.
— Я не представлял себе, что он так… так не в себе. Когда случилось та неприятность со слугой, я написал отцу, что мне следовало бы вернуться домой, но он ответил, что приказывает мне оставаться на посту. Усмирение одного замка на границе и уничтожение нескольких банд разбойников теперь представляется мне менее жизненно важным делом по сравнению с теми новостями, которые я мог бы узнать в Истхоме. Думаю, отец хотел, чтобы скандал меня не коснулся.
А возможно, хотел защитить от более опасных вещей… Или отправка Биаста на границу во время такого кризиса была делом рук других заинтересованных лиц? Не виден ли тут отпечаток копыта жеребца Хорсриверов?
Биаст вздохнул.
— Я рассчитывал, когда придет время, получить корону из собственных рук отца, еще при его жизни, как бывало со всеми королями-Стагхорнами до меня. Еще три года назад отец все уже приготовил для избрания и коронации моего старшего брата Бизы, безвременно почившего. Теперь же я должен сам бороться за корону или позволить ей упасть…
— Биза умер от внезапной болезни, не так ли? — Ингри тогда не было в Истхоме: он выполнял поручение Хетвара в Нижнем порту и опоздал к похоронам принца. Знамя принца-маршала, принадлежавшее брату, Биаст получил всего через несколько недель после этого. Не счел ли больной рассудок Болесо такую замену заманчивым прецедентом?
— От столбняка. — Воспоминание заставило Биаста вздрогнуть. — Я в то время был в свите Бизы в его морском лагере в Хелмхарборе. При спуске на воду новых кораблей несколько человек заболели столбняком. Да избавят меня пятеро богов от такой судьбы! С тех пор я испытываю ужас перед постелью умирающего, и сердце у меня обрывается при мысли, что это снова мне предстоит… Я пять раз на дню молюсь о выздоровлении отца.
Ингри видел умирающего священного короля несколько недель назад, еще до того, как у него случился удар. Старик уже тогда был совершенно желтым и изможденным, двигался с трудом и говорил тихо и неразборчиво.
— Думаю, что нам теперь следует вымаливать для него другое благословение…
Биаст, не споря, отвел глаза.
— Обвинение против Болесо, если только это не клевета со стороны Камрила, заставляет меня гадать: кому я могу верить. — Взгляд, который принц бросил на Ингри, оставил у того странное ощущение.
— Каждого человека нужно оценивать по достоинству.
— Требуется способность здраво оценивать людей — в этом-то и проблема. Сумели ли вы уже оценить моего зятя?
— Э-э… не вполне.
— Представляет ли он такую же опасность, как Болесо?
— Он… умнее. — То же самое, начал чувствовать Ингри, можно было сказать и о Биасте. — Я не хотел оскорбить… — добавил он в запоздалой попытке проявить такт.
Биаст поморщился.
— По крайней мере я надеюсь, что он не так безумен.
Последовало молчание.
— Приходится ведь кому-то доверять…
— Я не доверяю никому, — буркнул Ингри.
— Даже богам?
— Им — меньше всего.
— М-м-м… — Биаст потер шею. — Что ж, предстоящее обретение короны в таких обстоятельствах меня не радует, однако я вовсе не собираюсь позволить, чтобы над моим мертвым телом ее возложило на себя чудовище.
— Правильно, милорд, — сказал Ингри. — Этого и держитесь.
Симарк, который слушал разговор, сложив руки на груди, поднялся и подошел кокну — желая, по-видимому, по высоте солнца определить время. На его вопросительный взгляд Биаст кивнул и устало поднялся. Ингри тоже встал.
Принц провел рукой по волосам жестом, подумал Ингри, позаимствованным у Хетвара.
— Есть ли у вас для меня еще какой-нибудь совет, лорд Ингри?
Ингри был всего на год или на два старше Биаста; тот наверняка не мог видеть в нем царедворца, умудренного жизнью.
— Во всех вопросах политики вам лучший совет даст хранитель печати Хетвар, милорд.
— А в других вопросах?
Ингри заколебался.
— Что касается дел храма, то Фритин разбирается в них лучше всех, но опасайтесь его приверженности своему клану. Если же говорить о… э-э… практической теологии, лучше обратиться к Льюко.
Биаст некоторое время размышлял над довольно зловещим намеком, содержащимся в этом упоминании «практической теологии».
— Почему?
Ингри растопырил пальцы и коснулся кончиком большого всех остальных — от указательного до мизинца.
— Потому что большой палец дотягивается до всех прочих. — Слова родились словно где-то в другом месте и вылетели изо рта Ингри помимо его воли — он даже вздрогнул от неожиданности.
Биаст тоже, казалось, увидел в них что-то, далеко превосходящее их простой смысл, потому что бросил на Ингри странный взгляд, рассеянно сжав руку в кулак.
— Я буду держать это в уме. Присматривайте за моей сестрой.
— Сделаю все от меня зависящее, милорд.
Биаст кивнул, жестом велел Симарку следовать за собой и вышел.
Ингри обошел дом и удостоверился, что Фара, как и предполагалось, отдыхает в своих покоях, а граф отправился во дворец священного короля. Что же там было такого, что заставило Венсела пренебречь новостями по поводу расследования? Тот факт, что он не стал сопровождать жену на допрос, удивления не вызывал: Венсел давно научился так незаметно избегать окрестностей храма, что это уже даже не вызывало пересудов. Однако какое бы злодеяние Венсел ни замыслил, он уже не одну неделю осуществлял свои планы в отношении тестя, и Ингри не стремился оказаться с ним рядом. Пока не стремился…
В данной ситуации требовалась скорее изворотливость рассудка, чем сила руки, однако если пренебречь нуждами тела, то и ум теряет остроту; поэтому Ингри отправился на кухню, чтобы раздобыть еды. Лакей, накрывавший для него стол, пожаловался Ингри на Теско, поэтому, пообедав, Ингри заставил своего слугу вернуть те деньги, которые тот мошеннически выиграл в кости. Приведя Теско в состояние должного смирения, Ингри велел ему вытащить нитки из шва у него на голове и сменить повязку на правой руке. Длинная рваная рана как будто закрылась, но все еще болела, так что Ингри осторожно поправил наложенный Теско бинт. «Все могло бы уже и зажить».
В узкие амбразуры окон сочился тусклый свет осенних сумерек; Ингри уселся на свою новую постель и погрузился в размышления. Приближающийся траур положил конец светским развлечениям принцессы; необходимости сопровождать графа тоже не предвиделось. Если новый господин Ингри пожелает отправить его с каким-либо несвоевременным поручением, то как сможет он выполнить просьбу Биаста — охранять Фару — или выбранную им по собственному желанию задачу спасти Йяду? Отправить вместо себя кого-то из гвардейцев Хетвара, а самому остаться в Истхоме и шпионить? Такое решение было бы связано с многочисленными сложностями. Публично взятое им на себя обязательство служить графу оказалось, на взгляд Ингри, опасной ловушкой; похоже, Хетвар плохо продумал свой план.
