Аршаумы бросили убитых врагов там, где те погибли, но тела своих людей подобрали и поспешно выкопали для них могилы, как только нашли достаточно мягкую почву возле одного из ручьев.
Толаи быстро проговаривал что-то, пока кочевники засыпали землей тела своих товарищей.
— Что он говорит? — спросил Марк Горгида.
— Слушай сам… Ох, прости! Я осел. Ты ведь не знаешь языка аршаумов. — Врач потер слипающиеся глаза. — Я так устал… — пробормотал он. После стычки грек исцелил троих тяжелораненых кочевников своим искусством. С видимым усилием Горгид встряхнулся. — Толаи молится, чтобы духи врагов, убитых в бою, служили этим воинам в ином мире.
Неожиданная мысль пришла в голову Скавра.
— Толаи — сильный чародей?
— Более сильный, чем я предполагал поначалу. Но почему тебя это интересует?
Не называя имени Вулгхаша, трибун рассказал, как его галльский меч был частично скрыт от чар Авшара. Горгид наклонил голову в знак того, что уловил мысль трибуна.
— Да, Виридовикса проклятый колдун преследовал по всей степи и нашел именно по мечу. Если Толаи сумеет наложить такие же чары на оружие кельта, это поможет замести наши следы. — Пристальный взгляд Горгида стал просто пронзительным. — Не слишком ли сильное колдовство для случайного стражника, который попался тебе на пути?
Лицо Марка запылало от смущения; ему уже давно следовало понять, что невозможно утаить что-либо от умного и проницательного грека.
— Полагаю, сейчас уже не имеет большого значения, кем был этот чародей на самом деле, — ответил трибун и рассказал обо всем Горгиду.
Врача внезапно одолел приступ лютого кашля. С трудом придя в себя, он сказал:
— Разумеется, это к лучшему, что ты не назвал его настоящего имени при Ариге. Каган увидел бы в Вулгхаше лишь повелителя Йезда, то есть врага. Вряд ли Ариг пощадил бы его только ради твоего спасения. Наш вождь-аршаум любит тебя, но не настолько, чтобы отказаться от мести.
— Тогда он ничем не отличается от своего противника, — заметил Скавр. — Да и Туризин — тоже. — Марк криво усмехнулся. — Порой я ворчал на порядки в Римской республике, но, поглядев на царей и императоров вблизи, я надеюсь, что республика будет существовать вечно.
В тот же день вечером Толаи внимательно осмотрел меч трибуна, потом подверг такому же осмотру меч Виридовикса.
— Я вижу результат, — сказал наконец шаман, — но не знаю, как его добились. Я попытаюсь сделать так же, но по-своему.
Толаи быстро облачился в одежду шалмана, украшенную бахромой, надел маску демона и начал бить в барабан, призывая на помощь духов. Скавр даже подскочил от неожиданности, когда неизвестно откуда донесся громкий голос; трибун еще не сталкивался с такого рода колдовством.
Барабан стучал все громче и чаще, призывая демона все настоятельнее. Но магия, заключенная в галльском мече, должно быть, восприняла это колдовство как враждебное, потому что символы друидов внезапно загорелись золотым огнем. Дух взвыл. Толаи покачнулся и крикнул что-то суровым, повелительным тоном. Ему ответил только удаляющийся презрительный смех.
Дрожащими руками шалман приподнял оскаленную деревянную маску. Его широкое, скуластое лицо так побледнело, что белизна пробивалась даже сквозь загар смуглой кожи. Он быстро заговорил с Горгидом. В голосе Толаи слышались огорчение и досада. Грек перевел:
— Он говорит, что может только похвалить того чародея, который наложил скрывающие чары на твой меч, Скавр. Шаман сделал все, что мог, но его магия недостаточно сильна.
Трибун с трудом скрыл свое разочарование.
— Во всяком случае, стоило хотя бы попробовать. Хуже уже не будет, и мы ничего не потеряли.
— Если не считать беднягу духа, пожалуй, — сухо отозвался Виридовикс. — Он взвыл, как пес, которому прищемили хвост.
Позднее Горгид заметил в разговоре со Скавром:
— Я не думаю, что Толаи просто потерпел неудачу. Однажды он побил двух колдунов одновременно. Вулгхаш, должно быть, очень могущественный чародей, если смог наложить заклятие на твой меч.
— Не на сам меч, а скорее вокруг, это будет ближе к истине, — ответил трибун. — Даже Авшар не осмелился бы наложить заклинание, которое коснулось бы самого меча.
— И это правильно, — вмешался Виридовикс. — Наши друиды обладают большим могуществом, чем какой-то паршивый, полудохлый колдун, потому что их чары исходят от истинных богов! Вот так-то.
В его голосе слышалась абсолютная уверенность в превосходстве кельтских жрецов над любыми другими.
Гай Филипп презрительно фыркнул:
— Если твои расчудесные «великие» друиды такие могущественные, то почему же Марк одолел одного из них в бою и получил этот меч? И почему магия, заключенная друидами в этом оружии, перенесла нас всех сюда, прихватив с нами и тебя? Заколдованный меч должен был оставить тебя в Галлии, как положено всякому порядочному магическому предмету.
Виридовикс смерил старшего центуриона негодующим взглядом.
— Проклятие, я совсем забыл, какой ты ядовитый жучок! — Кельт пошевелил поленом тлеющие угли в костре. — Я думаю, что все мы попали сюда не просто так, а из-за какого-нибудь предзнаменования или там предназначения.
Кельт сказал это ради того, чтобы защитить друидов, но Горгид прервал насмешливое фырканье Гая Филиппа.
— Может быть, так оно и есть, — серьезно заметил грек. — Отшельник в руинах старого города тоже говорил об этом.
— Какой отшельник? — спросил Марк. Столько всего случилось с ним, с центурионом, с его друзьями в этой степи, что никто из них не успел еще толком разобраться во всех их приключениях.
Горгид и Виридовикс стали наперебой рассказывать свою историю. Слушая их, Скавр поглаживал щетину на подбородке. Встретившись с друзьями, Марк первым делом одолжил у Виридовикса бритву и сбрил свою бороду. Трибун продолжал бриться, хотя эта процедура с прогорклым жиром оставляла желать лучшего.
Когда рассказ был закончен, Гай Филипп заметил:
— Похоже, еще один жрец слишком долго варился в собственном соку. Он не сказал случайно, что это было за дурацкое предназначение?
— На мой взгляд, люди создают предназначения, а не предназначения — людей, — сказал Горгид и с вызовом спросил ветерана: — Ты нарочно задал мне нелегкий вопрос?
Из горла Гая Филиппа вырвался невеселый смешок:
— Я хочу убить Авшара.
— Я тоже! — Виридовикс почти пропел эти слова. Сейчас он снова стал похожим на того варвара, который уже почти исчез в нем. — Я тоже! Я хочу прибить его голову над дверью моего дома.
