Это снова навело меня на мысли о Романове. Я по-прежнему был уверен, что он могущественнее любого магида. «Романов… – думал я. – Эту фамилию носили цари старой России. И он, наверное, тоже царь, крутейший из магов, король магии, как у нас есть короли нефтяные или угольные. Эх, вот бы с ним поговорить! Уж он бы помог мне все уладить и вернуться обратно в свой мир».
И тут случилось странное.
Описать это сложно. Нельзя сказать, что я что-то «унюхал» или «ощутил», но это было и то и другое сразу. И еще вроде бы легкий ветерок повеял вдоль тропы. Как будто его вызвали мои мысли о Романове. Но никакого ветерка на самом деле не было. Сырой воздух оставался абсолютно неподвижным. И тем не менее я вдруг почуял, что Романов проходил по этой самой тропе по дороге в свой неведомый дом.
– Ну, он же сам сказал, чтобы я пришел к нему, если за мной будет охота! – сказал я вслух. – Вот я и приду.
Я встал на ноги и принялся на ощупь пробираться по тропе.
В течение какого-то времени – не знаю, долго ли, коротко ли, – это было ужасно. Тьма стояла непроглядная. Я видел небо над головой, между скальными стенами, но небо было почти таким же темным, как и сама тропа. На нем не было ни звезд, ни луны, ничего, так что видеть оно мне совсем не помогало. Оставалось только продвигаться на ощупь, растопырив руки. Правой я вел вдоль влажной, неровной каменной стены, а левую вытянул перед собой и поводил ею из стороны в сторону, на случай, если впереди окажется выступ скалы. О том, что еще там может оказаться, мне даже думать не хотелось. Все время слышались какие-то звуки: то влажное чавканье, от которого становилось страшно, что мои пальцы в любую секунду могут уткнуться во что-то огромное и слизистое, то поскрипывание, то сухое хлопанье. Последнее было хуже всего. Каждый раз, как слышалось это хлопанье, волосы у меня на затылке вставали дыбом и оттягивали воротник.
Тропа под ногами тоже была неровной. Я спотыкался о камни, которых не видел, оступался и поскальзывался на подъемах и спусках. Несколько раз довольно сильно ушибся, но так и не понял обо что. Я ступал в лужи, и грязный щебень хрустел у меня под подошвами, я промочил и натер ноги, и, главное, я совершенно не представлял, что ждет впереди.
А потом пошел дождь.
– Только этого не хватало! – простонал я.
Это был холодный проливной дождь, я в несколько секунд промок до нитки, вода струилась у меня по лицу, волосы слиплись острыми сосульками и лезли в глаза. У меня застучали зубы, такая была холодрыга. Но, хотите – верьте, хотите – нет, от дождя стало лучше. Звуки утихли, как будто издававшим их тварям дождь тоже пришелся не по вкусу, и вскоре я уже не слышал ничего, кроме шума дождя, падающего на камни, плещущего в лужах и струящегося по скалам. А из-за того что по скалам струилась вода, они начали слегка поблескивать в слабом свете, падающем с неба, и лужи тоже чуть-чуть блестели, так что мне хоть сделалось видно, что впереди. Я откинул волосы со лба и зашагал быстрее.
Наконец ливень перешел в мелкую морось, и мне показалось, что начало немного светать. Я уже видел тропу, вьющуюся впереди по расщелине в скалах. Все острые грани были слегка очерчены серебристо-голубым. А потом впереди послышались звуки. Не такие, как раньше. Это было больше похоже на удары и крики.
Я пошел вперед очень медленно и осторожно, приставляя ногу к ноге и прижимаясь плечом к правой стене, чтобы иметь возможность заглядывать за каждый угол, прежде чем я его обойду. Впереди было что-то огромное и живое, и оно орало во всю глотку.
Миновав третий поворот, я начал разбирать слова.
– Вспашем поля и засеем мы их динамитом! – услышал я. А потом, после следующего поворота: – Добрый король Венцеслав взглянул в последний раз – а в первый раз он когда взглянул? – на славный пир Стефана!
Я едва не заржал, однако шел вперед по-прежнему очень осторожно. Вокруг становилось все светлее, а спереди по-прежнему доносились вопли. Пением это назвать было нельзя. Все мелодии были перевраны до неузнаваемости. Наконец я миновал последний поворот и увидел того, кто издавал весь этот шум.
Это был тощий, седой старый пьяница. Он сидел, привалившись к выступу скалы, и пел во все горло. Когда я осторожно выглянул из-за поворота, он орал: «Скала веков, разверзнись предо мно-ою!» – и держал в трясущихся старческих ладонях маленький голубой огонек. Огонек ярко освещал его одежду и играл на мокрых скалах и его морщинистом лице с раззявленным ртом. Когда я выглянул из-за угла, он приподнял огонек повыше и вскричал:
– Выходите, выходите оба! Или у меня просто в глазах двоится? Выходите, чтобы я мог хорошенько разглядеть вас обоих! Не прячьтесь там по углам!
Я вышел и остановился перед ним. Он выглядел вполне безобидным. Никогда еще не видел, чтобы человек был настолько пьян, – даже мои приятели, когда выжрали все папино виски, и то были потрезвее. В таком состоянии этот тип никому вреда причинить не мог. Он видел-то меня и то с трудом. Он нетвердой рукой протянул в мою сторону голубой огонек и прищурился, вглядываясь. Я думал, что этот огонек – что-то типа специальной уличной свечки или фонарик вроде тех, которыми пользовались Арнольд и компания, но нет. Это оказался просто язычок голубого света, танцующий прямо у него на ладони.
– Я пьян! – сообщил старик. – Нажрался в зюзю. Никогда не мог ходить этими путями, если сперва не нажрусь. Слишком страшно. Вот ты – тебе страшно?
– Страшно, – ответил я. Я все никак не мог оторвать глаз от язычка пламени. Это была одна из самых удивительных вещей, какие я когда-либо видел. – А оно не жжется?
– Вовсе нет, вовсенет, вовсенет! – заорал в ответ старик. Он был слишком пьян, чтобы говорить тихо. – Видишь ли, оно имеет ту же сущность, что и моя плоть, потому и не жжется. Оно называется огоньской колданек… то есть колдовской огонек. Оно даже не горячее, милый юноша. Даже не теплое. Ну давай, давай, выкладывай, выкладывай!
– Чего выкладывать? – не понял я.
– Ну как же: что тебе нужно или чего тебе хочется. В этом месте надо повстречать троих, нуждающихся в помощи, и помочь им всем, чем сумеешь, и тогда попадешь туда, куда тебе надо. Ты у меня третий! – крикнул он, размахивая своим голубым огоньком взад-вперед почти у меня под носом, – так что я, естественно, тороплюсь поскорее разобраться с тобой, сделать все, что надо, и отправиться своей дорогой. Ну, выкладывай! Чего ты хочешь?
Надо было спросить, как найти Романова. Теперь я это понимаю. Если бы я так и сделал, многое пошло бы иначе. Но этот голубой огонек настолько меня зачаровал, что я отклонился назад, чтобы он не слепил мне глаза, и указал на него.
– Могу ли я делать то же самое? Можете ли вы показать мне, как это делается?
Старик подался вперед, вглядываясь в меня, и едва не свалился со своей скалы.
– Удивительно, – сказал он, поспешно откинувшись назад и снова прислонившись к скале. – Удивительно. Ты находишься здесь и тем не менее не умеешь делать простейших вещей вроде возжигания света – или надо было сказать «ожидания смеха»? – ну, не важно. Ты этого не умеешь. Почему?
– Меня никто не учил, – ответил я.
Старик слегка качнулся из стороны в сторону.
Вид у него сделался торжественный.
– Цитирую! – объявил он. – Я хорошо знаком с литературой нескольких миров, и вот я цитирую: «Чему же все-таки их учат теперь в школах?» Откуда это – знаешь?
– Из книжки про Нарнию, – ответил я. – Из той, где начинаются все приключения. Так вы мне покажете, как зажигать такой огонек?
– Я тебе скажу! – поправил он меня с еще более торжественным видом. – Показать не могу, потому что это исходит изнутри тебя, понимаешь ли. Надо найти свой центр – это-то ты умеешь?
– Пупок, что ли? – спросил я.
– Нет, нет! – взвыл он. – Ты же не женщина! Или ты женщина? Честно говоря, я тебя плохо вижу, но твой голос кажется мне принадлежащим подростку мужского пола. Это так?
– Да, – ответил я.
– И невежественному как пробка! – проворчал старик. – Надо же, таких вещей не знать… Твой центр – он вот где!
Он подался в мою сторону и, застав меня врасплох, сильно ткнул меня куда-то под грудину. От неожиданного тычка и алкогольного выхлопа, который ударил мне в лицо, я отлетел назад и распластался на скалах по ту сторону тропы. А старик потерял равновесие, попытался было ухватиться за мои колени, промахнулся и кулем свалился мне под ноги. Голубой огонек как будто расплескался по земле. Но тут же взобрался по его руке и пристроился на блестящем от влаги плече.
– Солнечное затмение, – печально сказал старик. – Вот он где, в солнечном затмении.
– Вы не ушиблись? – спросил я.
Старик поднял мокрую седую голову.
– Существует специальный ангел, – сказал он, – приставленный заботиться о тех, кто пребывает под возлиянием крепких алкогольных напитков. Вот потому-то, молодой человек, трезвым я сюда не хожу. Все сходится. Ну что, понял, как вызывать свет?
