«Нет!» – снова хочется выкрикнуть мне. Я пытаюсь дышать. Мои легкие напрягаются, сердце колотится с бешеной скоростью так, что я слышу его стук в ушах. Мне становится жарко, потом холодно, потом очень жарко и сразу же очень холодно. Я думаю только об одном: «Нет, так не должно происходить, не должно все вокруг меня разваливаться на куски снова и снова…»
Уорнер хватает меня за руки выше локтя:
– Прошу тебя, – взволнованно говорит он. – Не надо ничего делать, не надо, я не хочу…
– Проклятье, Кенджи! – взрываюсь я и отталкиваю Уорнера в сторону. – Прошу тебя, ради всего святого, не будь же ты идиотом. Ты должен пойти со мной… ты мне очень нужен…
– Мне требуется гарантия, Джульетта. – Кенджи расхаживает по комнате, запустив в волосы обе руки. – Я не могу поверить просто в то, что все якобы будет хорошо…
Я поворачиваюсь к Уорнеру, кулаки у меня сжаты, грудь вздымается.
– Предоставь им все то, что они хотят. Мне все равно, что бы это ни было, – говорю я ему. – Прошу тебя, ты должен обо всем договориться. Ты должен сделать это. Он мне нужен. Мне нужны все мои друзья.
Уорнер долго и пристально смотрит на меня.
– Пожалуйста, – шепчу я.
Он отворачивается, потом снова смотрит на меня.
Наконец, он встречается взглядом с Кенджи. Вздыхает:
– Так что вы хотите?
– Мне нужна горячая ванна, – слышу я голос Уинстона.
После чего он тихонько хохочет.
Он действительно хохочет, иначе я никак не могу воспринять эти звуки.
– Двое наших больны, они серьезно покалечены, – начинает Кенджи, мгновенно сориентировавшись. Голос его становится строгим и официальным. Все эмоции отброшены в сторону. – Им нужны лекарства и медицинская помощь. Мы не хотим, чтобы нас постоянно контролировали, нам не нужен комендантский час, и мы рассчитываем на нормальное питание, а не то, что полагается как минимум и продается в автоматах на улице. Нам нужны настоящие белки. Фрукты. Овощи. Мы хотим иметь возможность принимать душ на постоянной основе. Нам потребуется новая одежда. И мы хотим быть вооружены постоянно.
Уорнер стоит рядом со мной, и он настолько спокоен, что я даже не слышу его дыхания. В моей голове шумит, а сердце никак не успокоится в груди. Но я уже немного прихожу в себя, потому что сознаю, что могу, по крайней мере, нормально дышать.
Уорнер смотрит на меня.
Через мгновение он закрывает глаза. Резко выдыхает. Переводит взгляд куда-то вверх.
– Хорошо, – говорит он.
Кенджи с удивлением спрашивает, глядя на него:
– Погоди-ка, что «хорошо»?
– Я вернусь сюда завтра в четырнадцать ноль-ноль и провожу вас на новое место жительства.
– Вот это да! – подпрыгивает Уинстон на диванчике. – Вот черт! Черт!
– У тебя все твои вещи с собой? – обращается Уорнер ко мне.
Я киваю.
– Отлично, – говорит он. – Тогда пошли.
Уорнер держит меня за руку.
Я могу сосредоточиться только на этом странном факте, а он уже ведет меня вниз по лестнице, и мы заходим в гараж. Он открывает дверь танка, помогает мне усесться внутри и захлопывает за мной дверцу.
Потом сам забирается внутрь с другой стороны.
Заводит двигатель.
Мы уже выехали на дорогу, а я успела моргнуть всего шесть раз с того момента, как мы покинули дом Адама.
Я до сих пор не могу поверить во все то, что только произошло. Я не верю, что мы будем работать все вместе. Не верится мне и в то, что я сказала Уорнеру, что нужно сделать, и он меня послушался.
Я поворачиваюсь к нему. Как странно, что я никогда еще раньше не чувствовала себя в такой безопасности рядом с ним, как сейчас. Я испытываю невероятное облегчение. Вот уж никогда бы не подумала, что смогу так комфортно ощущать себя в его обществе.
– Спасибо тебе, – шепчу я с благодарностью, хотя одновременно еще я испытываю некоторое чувство вины за все то, что случилось сегодня. Ну, это относится хотя бы к тому, что я оставляю тут Адама. Мне кажется, что я совершила сейчас нечто такое, что уже будет невозможно исправить. Мое сердце все еще разрывается на части. – Правда, – повторяю я, – я тебе очень благодарна. За то, что ты приехал сюда за мной. Я оценила…
– Пожалуйста, – просит он, – умоляю тебя, остановись.
Я замираю.
– Я не могу вынести твоей боли, – говорит он. – Я так ясно ощущаю ее, что это начинает сводить меня с ума. Так что, пожалуйста… Не грусти. И забудь о своей боли. И ни в чем ты не виновата. Ты не сделала ничего такого, о чем должна была бы сейчас сожалеть.
– Прости…
– И прощения просить тоже не нужно, – продолжает он. – Боже! Единственная причина, почему я до сих пор не разделался с Кентом, так это то, что я знаю, как сильно это бы тебя расстроило.
– Вот тут ты абсолютно прав, – через секунду отвечаю я. – Но дело не только в нем.
– То есть? – спрашивает он. – Что ты имеешь в виду?
– Я не хочу, чтобы ты вообще кого-то убивал, – говорю я. – А не только Адама.
Он как-то странно и резко смеется, но выглядит так, будто сейчас ему стало легко на душе:
– Другие условия у тебя имеются?
– В общем, нет.
– Значит, ты не хочешь меня менять? Ты так и не составила длинный список того, над чем мне нужно будет работать?
– Нет. – Я смотрю в окошко. Там, снаружи, все выглядит каким-то тусклым и неуютным. Холодно. Земля покрыта снегом и льдом. – У тебя нет таких недостатков, которыми не обладала бы я сама, – тихо произношу я. – И если бы я была поумнее, сначала бы подумала о том, как переделать саму себя в лучшую сторону.
Некоторое время мы молчим. Постепенно в этом тесном пространстве начинает нарастать напряжение.
– Аарон? – начинаю я, наблюдая за тем, как проносится за окном печальный пейзаж.
Я слышу, как у него на секунду замерло дыхание, ведь я впервые обращаюсь к нему именно так.
– Да?
– Я хочу, чтобы ты знал вот что, – продолжаю я. – Я не считаю тебя безумцем.
– Что? – Он даже вздрагивает от неожиданности.
– Я не считаю, что ты сумасшедший. – Там, за окном, мир кажется каким-то размытым и неясным. – И я не считаю тебя психопатом. И еще я не думаю, что ты – извращенный, больной на голову монстр. И что ты бессердечный убийца. И я не считаю, что ты заслуживаешь смерти, и еще вовсе не считаю тебя жалким. Или глупым. Или трусом. Я не разделяю мнение всех остальных и не верю в то, что они о тебе успели наговорить.
Я поворачиваюсь к нему.
Он пристально смотрит вперед на дорогу.
– Ты так не считаешь? – голос у него тихий и какой-то испуганный, так что я с трудом слышу его.
– Да, – киваю я. – Я так не считаю. И мне просто показалось, что тебе следует об этом знать. Я не пытаюсь изменить тебя, мне кажется, ты в этом не нуждаешься. Я не хочу превращать тебя в кого-то другого. Я хочу, чтобы ты оставался тем, кто ты есть. Потому что, как мне кажется, я успела узнать, какой ты на самом деле. Мне кажется, я видела тебя настоящего.
Уорнер ничего не говорит в ответ, я вижу, как взволнованно вздымается и опускается его грудь.
– И мне все равно, кто и что говорит про тебя, – продолжаю я. – Лично мне думается, что ты хороший человек.
Уорнер начинает быстро моргать, и мне становится слышно его дыхание.
Вдох – выдох.
Такие неровные.
Он молчит.
– Ты мне… веришь? – спрашиваю я через некоторое время. – Ты чувствуешь, что я говорю тебе правду? Я действительно так считаю.
Он крепко держится за руль. Костяшки его пальцев побелели от напряжения.
Он кивает.
Всего один раз.
Уорнер до сих пор не сказал мне ни слова.
Мы уже находимся у него в комнате, где оказались благодаря помощи Делалье, которого Уорнер, правда, тут же отпустил. Мне здесь странно, но уютно, потому что все вокруг знакомо. Именно в этой комнате мне довелось испытывать и страх, и комфорт.
А теперь мне тут даже нравится.
Это комната Уорнера. А Уорнер теперь не представляет для меня никакой угрозы, и бояться его не стоит.
За последние месяцы он сильно изменился в моих глазах, да и за прошедшие два дня произошло столько всего, было столько всевозможных откровений, так что я до сих пор окончательно не пришла в себя. Не буду отрицать и того, что теперь он кажется мне совсем другим человеком.
И возможно, что я начала понимать его так, как никогда раньше.
Он напоминает мне испуганного и измученного зверя. Некое создание, которое провело всю свою жизнь в постоянных побоях, оскорблениях, в изоляции от всех остальных. Его насильно заставили жить такой жизнью, которую он сам не хотел, и ни разу не предоставили выбора. И хотя у него есть все для того, чтобы убить человека, он слишком измучен эмоционально, чтобы использовать свои способности против своего собственного отца – того самого человека, который сам и научил его быть убийцей. Потому что каким-то образом, самым непостижимым, может быть, все получилось так, что он до сих пор хочет, чтобы отец все же полюбил его.
И я это понимаю.
И еще как понимаю…
