ведущую к моему дому, вывернул наследник, а я заорала зычным басом, прибавив драконьего рыка и глубины:
– Вон отсюда!
Расха и Эдор припустили прочь, даже не обратив особого внимания, мимо кого бегут, в то время как Китарэ смотрел на меня во все глаза, раскрыв свой красивый рот в удивленном «о». И, пожалуй, один лишь Рэби веселился, как дитя, делая ободряющие жесты и беззвучно хохоча, точно нервнобольной.
– Доброе утро, – попытавшись мило улыбнуться, кокетливо помахать рукой и хоть как-то исправить ситуацию, поздоровалась я.
– Утро, да, – пробормотал Китарэ и точно так же нелепо махнул в ответ.
– Я даже могу представить, что именно в этот момент он впервые задумался, стоит ли ему с тобой связываться для… ну… семейной жизни, – гаденько похихикивая, шептал Рэби одними губами так, чтобы Китарэ точно не услышал.
– Поздно, – фыркнула я, проходя мимо него и направляясь к все еще пребывающему в легком недоумении наследнику.
…Мне кажется, впервые за все время в храме наше Ожерелье принимало участие в общей утренней молитве действительно как единое целое. Больше не было этого странного ощущения, что есть я и они. Мы были вместе, чувствовали друг друга. Каждое движение было естественным, и нам не приходилось следить друг за другом, чтобы попасть в единый ритм. Это было просто, как дышать, достаточно лишь услышать друг друга. Как, оказывается, здорово позволить энергии просто течь сквозь тело, разрешая ей, переплетаясь в движениях, созданных специально для нее, выходить в этот мир. Это похоже на танец или песню, при помощи которых я могла бы высвободить нечто ценное и невероятно нужное этому миру – магию, силу, энергию. Пока я пела в одиночестве лишь для огня, но совсем скоро вместе со мной это смогут делать и остальные.
По завершении молитвы, когда мы уже собрались отправиться на завтрак, подошел ис Тарой и попросил ребят дать нам поговорить наедине. Думаю, конечно, он услышал мою песню и почувствовал те изменения, что коснулись моей сущности. Ребята также поняли его правильно.
– Стоит ли мне переживать? – спросил вдруг ис Тарой, глядя на меня своими удивительными фиалковыми глазами.
Конечно же, я поняла, о чем он спрашивал, как и то, почему это его волновало. Раз я ушла за Полотно в одиночестве, значит, произошло что-то настолько серьезное, что нарушило мою устойчивость и привело к спонтанному выбросу силы.
– Если бы было о чем, разве нам не пришлось бы тушить храм? – изогнув бровь, поинтересовалась я. – Со мной все хорошо, насколько это возможно. Впрочем, вы и так об этом знаете. – Я не испытывала иллюзий насчет осведомленности Верховного эвейя храма Двенадцати.
– Само собой, – усмехнулся он, – но вежливость требует…
– Пожалуйста, не будьте со мной таким вежливым, – попросила я, прямо взглянув ему в глаза, – от этого начинает болеть голова.
Совершенно неподходящая этому древнему эвейю мальчишеская улыбка расцвела на его лице, точно передо мной оказался кто-то совершенно другой. Возможно, мой ровесник, друг, приятель… От тепла его глаз, как будто давно знакомых, улыбки, в которой читалось что-то близкое, мне стало не по себе.
– Как хочешь. – Он подмигнул, встав спиной к Китарэ и ребятам, чтобы они не могли разглядеть выражения его лица. – Просто будь осторожна… Осталось немного, – выдохнул он. Его пальцы вдруг сжали кончики моих, и он тут же отпустил их. – Думаю, разумно, что сейчас на тебе кольцо из храма Теней, – заговорил он, посмотрев на мой большой палец, на котором красовалось простое обсидиановое кольцо. – Никто из послушников не почувствует тебя, равно как и те, что не смогли найти отражения. Но все же, думаю, нам недолго удастся держать в тайне то, что круг Китарэ готов для ритуала, а стало быть, мне придется усилить охрану храма, а тебе быть особенно осторожной. Ты должна понимать…
– Конечно, ис Тарой, я понимаю, что я самое уязвимое звено для всех. Не волнуйтесь.
– Все же позволь мне, – тихо сказал он, а его взгляд стал особенно глубоким, каким-то необычайно интимным.
Я смотрела ему в глаза и совершенно не понимала, что означают эти перемены в нем. Почему он так ведет себя? Это был вопрос, ответ на который вряд ли я смогла бы отыскать в том, что прожито в этой жизни. Глубже я смотреть не желала.
* * *
Алмэй аккуратно провела ладонью по идеально собранным в тугой пучок волосам. Привычное белоснежное кимоно, как всегда, безукоризненно: ни складки, ни пылинки, ни пятнышка. Она вдовствующая императрица и должна с достоинством чтить память покойного мужа. Заперев себя пятнадцать оборотов назад во дворце, она превратила этот уголок империи в целый мир, который был ей понятен, безопасен и в котором она могла жить, защищая то единственное самое драгоценное, что у нее осталось.
– Госпожа, – обратилась к ней в глубоком поклоне ее ближайшая придворная дама, – ис Нурак просит вашей аудиенции.
Алмэй лишь вздернула бровь, продолжая молча всматриваться в пейзаж за окном. Как только это место стало ее крепостью, напитанной магией и силой, что она щедро тратила, расплачиваясь собственной молодостью и красотой, она поняла одну простую вещь: она заперла себя в этом дворце до конца дней. Жаль, что ей не по силам сделать то же самое с Китарэ. То, что некогда было продиктовано простым желанием уцелеть в дворцовых играх, превратилось в манию. Иногда она понимала, что ведет себя нездорово. Но по большей части это было единственным условием, при котором она чувствовала себя комфортно, – не покидать стен дворца! Ис Нурак был единственным эвейем, который, как казалось Алмэй, понимал и поддерживал ее, взвалив на себя обязанности покойного мужа и позволив ей просто оберегать своего ребенка.
– Позови, – бросила она, теряясь в догадках, почему двоюродный брат мужа столь неожиданно решил нанести ей визит.
Придворная дама ушла, а совсем скоро двери в ее личную приемную вновь отворились, и на пороге возник ис Нурак. На этот раз Алмэй, как и было положено в таких случаях, расположилась на высоком постаменте, на котором императрице полагалось принимать подданных, дабы соблюсти все приличия.
– Моя госпожа. – Ис Нурак склонился в глубоком поклоне, дожидаясь ее дозволения вновь встать ровно и заговорить.
Всякий раз, приходя во дворец вдовы своего брата, ис Нурак чувствовал себя так, словно приходит в гости к больному ребенку, которого изолировали от общества. Этот ребенок совершенно ничего не смыслил в том, чем и как живет этот мир, предпочитая проводить эту жизнь в выдуманной реальности кукольного дворца, который обладал самой изощренной системой защиты, которую ис Нурак только видел в своей жизни.
– Подойдите,
