условия игры.
Он спиной чувствовал ярость Ив. Казалось, сама ее эмоция обжигает и плавит его кожу не хуже открытого огня. Чувствовать ее негодование, гнев, ярость было осязаемо больно. И это злило его не меньше! Его Ив было больно! Для нее казалось невыносимым понимать, кто перед ней, и не иметь возможности просто уничтожить этого эвейя. Это злило как никогда. Только ее чувства, ее эмоции могли найти такой отклик на невозмутимой глади его покалеченной души.
–.. Брачное соглашение, – самодовольно закончил ис Нурак, протягивая ему бумагу.
Китарэ уверенно раскрыл свиток и сделал вид, что читает, хотя и так прекрасно знал, что может быть там написано и заверено печатью его матери.
Полный ярости тихий вдох Ив, словно огненный ветер сквозь сердце, разгоняющий кровь.
– М-м. – Он кивнул сам себе, принимая, что огонь его женщины, похоже, делает его малость не в себе и без его ненормального второго «я». – Хорошее соглашение, – холодно улыбнулся он, – вот только я уже помолвлен. – Он пожал плечами и взглянул в глаза иса Нурака.
В комнате воцарилось гробовое молчание. Кажется, ни один из присутствующих не ожидал такого развития событий, в особенности ис Нурак, его мигом покрасневшая дочь и сама вдовствующая императрица, которая, казалось, впервые ожила за последние пятнадцать оборотов.
– Но… но… этого не может быть, – пробормотала она, беспомощно переводя взгляд с иса Нурака на своего сына.
– Конечно же, нет! Это же бред! – не выдержав, повысил голос он.
– Почему нет? Мой отец все проделал должным образом. Обеты были принесены в родовом храме нареченной дважды главами родов, и, как вы понимаете, договорной брак перед обещанием богам не имеет силы. Так что я вынужден сказать, что даже императорская печать этого не изменит.
– Но, Китарэ, мы не знаем, кто твоя нареченная перед богами, – заговорил ис Нурак так, словно перед ним был умственно отсталый.
– Вам и не надо, – холодно оборвал его Китарэ. – Я знаю. На этом все, я думаю? Матушка, ты разделишь со мной ужин? – поинтересовался он у матери, которая, похоже, совершенно растерялась от происходящего. Еще бы, это не ее знакомый и такой надежный дворец, где она чувствовала себя комфортно. – Остальным следует покинуть храм.
Помолвка, конечно, уважительная причина, но не стоит злоупотреблять гостеприимством настоятеля. Ис Нурак, прошу вас более не тревожить меня в ближайшие две недели. Сейчас важный этап моего взросления. Надеюсь, вы понимаете?
– Но… – Кажется, старый мерзавец был в ярости, так как едва не задыхался от переполняющих его чувств.
– Не расстраивайтесь, – все же не выдержав, снисходительно улыбнулся Китарэ, – слухи всегда можно изменить, как и причину вашего приезда. Конечно, мне очень приятно, что вы и кузина навестили меня, чтобы благословить перед таким важным днем в моей жизни. Я искренне благодарен и ценю это. Что ж… – Сложив руки за спиной и намеренно держа дистанцию, чтобы дядя не мог коснуться его, Китарэ отошел в сторону, явно намекая на то, что тому пора покинуть его жилище.
Некоторое время никто не решался сдвинуться с места. Вся свита иса Нурака замерла в ожидании его дальнейших действий. Китарэ с непроницаемым видом продолжал стоять напротив дяди, словно показывая тем самым, что на этом считает разговор оконченным.
Ис Нурак смотрел на племянника, разрываемый желанием уничтожить последнего не сходя с места. Внутри все кипело от негодования. Только подумать, какое унижение от сопляка он должен стерпеть! Видят Парящие, он хотел сделать все безболезненно! Хотел проявить милосердие! Но раз так… Что ж, он тоже поступит так, как давно следовало сделать. Империя сама откажется от Нити! Они сами закопают это прошлое как нечто, изжившее себя.
– Я надеюсь, – выдавил он из себя и слегка улыбнулся, – что через две недели смогу назвать тебя императором. – Он поклонился и на негнущихся ногах пошел прочь. Сейчас ему хотелось одного – убить кого-нибудь, и он даже знал кого.
Ис Нурак бросил мимолетный взгляд на племянницу Дорэй, что сейчас стояла вместе с Нитью Китарэ. Девушка выглядела совершенно невозмутимой. Взгляд казался каким-то затуманенным и отсутствующим. «Молодец, Дорэй, вырастила совершенно тупую овцу. То что надо… Славно», – мысленно усмехнулся ис Нурак, быстрым шагом выходя на улицу.
– Не знала, сын, что ты способен на такие сюрпризы, – заметила Алмэй, отпивая ароматный зеленый чай из крошечной пиалы.
Сейчас, когда они поужинали и отпустили слуг, Китарэ открыл окна, ведущие во внутренний двор его покоев. Они могли немного поговорить, наслаждаясь друг другом и спокойствием зимнего вечера за пиалой чая и неспешным разговором. Сидя друг напротив друга за маленьким низким столиком прямо на полу, будто это обычное для них дело.
– Разве это был мой сюрприз? – усмехнулся Китарэ. – Скорее твой, хотя ты и знаешь, как я их не люблю.
– Мне все еще кажется, что я знаю, как будет лучше для моего ребенка, – тихо ответила она.
– Тебе просто кажется, что я еще ребенок. Это не самая мудрая позиция, мама.
Некоторое время Алмэй молчала. Характер ее сына изменился пятнадцать оборотов назад, и она приняла это, решив, что смерть отца так отразилась на нем. Но порой его было очень сложно выносить даже ей. Он никогда не грубил, не повышал голоса и не огрызался. Просто после разговора с ним возникало ощущение, что твоим лицом вытирают грязный пол…
– Не слишком ли ты…
– В самый раз. – Он прямо взглянул ей в глаза, и у Алмэй побежал мороз по коже от его пронизывающего взгляда. – Ты выбрала для себя путь и жизнь, закрыв двери для внешнего мира и растворившись во дворце. Это твой выбор, так придерживайся его.
– Ты указываешь мне мое место? Это слишком даже для тебя! – с трудом заставив себя проглотить пряный напиток, воскликнула она.
Китарэ глубоко вздохнул и пригубил свой чай:
– Разве? Почему тебя так задевает собственный выбор, озвученный мной? Я всего лишь сказал так, как есть на самом деле. Так почему ты злишься?
– Потому, что я все еще императрица…
Китарэ поднял ладонь вверх, обрывая ее на середине фразы:
– Я всегда жалел тебя. Всегда сомневался в себе, понимая, что ты и так слишком многое потеряла, чтобы я взвалил на тебя груз, с которым ты просто не сможешь справиться. Знаешь, какую бумагу ты подписала и так самодовольно поставила печать? Ты подписала мой смертный приговор со всем положенным достоинством императрицы, ведь это так приятно, когда у тебя спрашивают дозволения. Пятнадцать оборотов назад ты так легко приняла тот факт, что жемчужина
