– Грязному, – заметил Барвник.
– Что? – переспросил Тулей.
– Ваше Величество, – сказал Барвник очень почтительно, даже очень даже, – вы забыли добавить обычное «грязному дикарю». Или «грязному варвару».
Тулей поморщился.
– Ах да… Еще – грязному артанину… А что, я перестал употреблять эти слова? Или только сейчас?
– Уже давно, – сказал Барвник, он стоял ровный, как столб, не дрогнул лицом, не шевельнул бровью. – С тех пор, как принес рукоять. Нет, с тех пор, как этот грязный артанин принес ножны этого меча.
Тулей поморщился сильнее.
– Перестань. Никакой он не грязный. Как ни крути, это – герой. Но даже герою не хотелось бы отдавать Итанию, если он – артанин.
Барвник вздохнул.
– А он ее и не получит.
Голос его был очень серьезен. Тулей отхлебнул вина, рука привычно потянулась за орешками, но тут до него дошло, что маг не просто поддакивает, как и надлежит вести себя с властелином.
– Да? Гм… Почему?
– Я забыл упомянуть… Тулей кивнул.
– Ну-ну, забыл. Конечно же, совершенно случайно забыл упомянуть. И что ты забыл упомянуть?
– Что лезвие меча… не взять.
– Ага, – сказал Тулей, и нельзя было понять, обрадован или огорчен тцар. Да, судя по его виду, он и сам не знал еще, чего в нем больше. – Нельзя… Но лезвие вообще-то есть?
– Да, Ваше Величество, – ответил Барвник с поклоном. – Есть.
– Где оно?
– В Склепе, – ответил Барвник лаконично. Тулей поставил кубок, глаза недобро блеснули.
– Знаешь, ты мне загадки не загадывай. Я – тцар. Мне надо говорить коротко и… просто.
– Хорошо, Ваше Величество, – ответил Барвник несчастным голосом. – Если коротко, даже очень коротко, то дело было так… Как вы знаете, когда наш Верховный Творец Род сотворил человека, то ангелы преисполнились ревностью и всячески старались очернить человека. Тогда Творец предложил ангелам облечься плотью и отправиться на землю. Двести ангелов спустились на гору Хермон…
– Это в Куявии? – спросил Тулей.
– Вряд ли, – ответил Барвник. – Хотя я не знаю всех гор. Может, в Артании… Словом, ангелы стали вступать в браки с земными женщинами, а от них рождались великие герои, великаны. Но эти герои не имели той святости, что вся в Роде и его ангелах, творили великие дела, даже очень великие, но не всегда… благородные.
– Ага, – сказал Тулей саркастически, – тогда уж точно не в Артании.
– Возможно, – согласился Барвник. – Словом, от этих детей ангелов и земных женщин рождались другие великие герои, полубоги, а от них рождались те, в ком еще меньше и меньше святости Рода, зато больше звериного начала, что в человеке…
Тулей поморщился.
– Как произошли все эти драконы, горгоны и прочие чудовища – знаю. Хоть и тцар. Могу же я знать то, что знает каждый мальчишка? Ты мне скажи про меч! Почему его нельзя?
– К этому и веду, – ответил Барвник торопливо. – Род позволил тем двумстам ангелам наплодить чудовищ, чтобы другие увидели пагубность такого пути. После чего послал верных ему ангелов, те низвергли неверных в глуби земли, а самого могучего, его звали Азазель, еще и придавил огромной скалой.
– Но при чем тут меч?
– Это его меч, – сказал Барвник. Тулей выкатил глаза.
– Его? А как же Хорс? Барвник отмахнулся.
– Хорс был просто последним, кто пользовался этим мечом. Он не бог, это с мечом обрел мощь бога. И стал богом! А потом великий чародей, который разломал этот меч, лезвие сунул под спящего Азазеля. Но этот меч, вернее тот обломок, не вытащить! Да, не вытащить… не разбудив Азазеля.
Тулей заметно побледнел, напомнил себе на всякий случай, что ему вроде бы ничего не грозит, но все равно по телу прокатился холод, словно оказался ночью голым на вершине мира. Даже думать, говорить о таких великих деяниях жутко простому человеку. А тцар, даже великий тцар, не вхож на небеса. Он так же прост, как и землепашцы.
– Но кто посмеет разбудить Азазеля? – проговорил он дрогнувшим голосом. – Это значит, пойти против самого Творца, создавшего мир, солнце и звезды! Населившего мир богами, людьми, создавшего свет и тень, день и ночь… Да, подлую вещь мы задумали. Бедный артанин!
Барвник сказал глухо:
– Но даже ножны этого меча обладают великой святостью. Город, в котором будут храниться эти ножны, станет неприступен. Разве этого мало?
Тулей тупо смотрел на кубок с вином. Затем тцарским голосом ответил:
– Да, этого достаточно.
– Нам только осталось, – уточнил Барвник осторожно, – оставить их в Куябе.
Придон заснуть не мог, метался по комнате, как попавший в клетку зверь. В окно смотрел тонкий серп луны, уже в другую сторону, крупные звезды сияли ровно, изредка подмигивали, от двух светильников шел ровный свет и распространялся сладковатый запах воска и меда.
Волнуясь, он впервые за много дней вспомнил о своей внешности, отыскал стену с большим зеркалом и долго рассматривал себя во всех обличиях: с выпяченной вперед нижней челюстью, нахмуренным, со вздутыми бицепсами или же веселым, с широкой улыбкой на лице, чтоб его белые ровные зубы блистали… лучше стать против солнца, тогда на загорелом лице белые ровные зубы блистают как молния в ночи…
Вздутый шрам на левом боку, багровый, совсем свежий, заставил задуматься: артанские женщины воспринимают шрамы как знаки доблести, но Итания явно больше ценит гладкость кожи да запах ароматных масел, как вот этот запах от светильника или чаши с курящимися благовониями.
– Итания, – прошептал он. – Итания…
Он оглянулся на дверь, чуткие уши уловили грохот тяжелых сапог, стражи не спят, ходят взад-вперед, бдят. Но никто не поставил стражу по ту сторону окна, а если и поставил, то далеко внизу, на земле, а не прилепил к стене на уровне четвертого этажа.
Ноги сами взметнули его на подоконник. Решетка слегка заскрипела, железо выползало из каменных гнезд нехотя, противилось. Он напрягал мышцы, задерживал дыхание, в то же время прислушивался к шагам по ту сторону двери.
Решетка наконец оказалась в его руках. Он опустил ее на пол, тут же протиснулся, обдирая плечи, холодный чистый воздух заполнил легкие, начал сдирать приторные запахи. Придон, цепляясь за мельчайшие неровности, двинулся вдоль стены, заглядывал во все окна, затаивался, слыша внизу голоса и даже видя, как там прохаживается стража.
Беспечно живут куявы, подумал мрачно. Окна распахнуты, в любое можно пролезть без помех. Похоже, решетки только на его окне… нет, вот еще, но потоньше. Свет из комнаты желтый, запахи оттуда выдавливает тяжелые, едва-едва переваливаются через край и тут же, как слизь, ползут по стене тяжелыми волнами.
Комната заставлена тяжелыми сундуками, все заперты на большие висячие замки. Под сводами пучки колдовских трав, стена завешана амулетами, даже изредка – талисманами. А вот там участок стены весь в талисманах…
