На берегу его ждал Никит.
— Тус там, — сказал Мик. — Подержи и позаботься. — Негнущимися пальцами он развязал мешочек с бериллом, протянул его библиотекарю. — Эронт скажет.
Мик снова нырнул. И на этот раз конгай понял, почему не удается поднять Туса. В балахон служки был завернут большой камень, причем завернут так, что выпутать из него Туса без помощи ножа не было никакой возможности. И Мик поспешил наверх.
На этот раз, чтобы прийти в себя, ему понадобилась целая минта. Пока он прыгал на камнях, как сумасшедший, Никит успел раздеться.
— Может, вдвоем? — предложил библиотекарь. — Плавать я умею.
— Пока не надо…
Мик с ножом в зубах и камнем в руках, чтобы быстрее достичь глубины, уже был в воде.
Тело едва слушалось. От холода и быстрого погружения ломило уши. Освободив Туса от непонятного груза двумя резкими ударами ножа, которые толща воды превратила в неторопливые и плавные, Мик ухватил служку за ногу и потянул наверх. Нож серебряной рыбкой скользнул вниз и исчез в темной расщелине между камней. Уже наверху Мик почувствовал, что всю его левую половину сковала судорога.
Старик разделся вовремя, ибо поднять нелегкую ношу Мику удалось, а добраться до берега не хватало сил. Никит бросился в воду, перехватил тело Туса, а Мик тем временем, превозмогая боль, работая лишь одной рукой и одной ногой, выбрался на берег и, схватив рубашку, принялся растираться ею.
Никит выволок Туса на берег и последовал примеру Мика.
— Нож п-п-п… — сообщил Мик.
— П-п-потерял?.. Не страшно… — словно передразнивая юношу, ответил Никит. — Надо что-то делать.
Надев куртку и штаны, Мик немного согрелся. Библиотекарь же всегда одевался тепло и, натянув телогрейку, передал влажную хламиду Мику.
— Хоть и не совсем сухая, а согреет… Возьми…
Никит неумело оттянул веко Туса и наклонился, разглядывая его зрачок.
— Не понимаю, живой, нет? — произнес он. — Забыл, что с глазом должно произойти…
— Не знаю. Я слышал, делают так…
Мик перевернул Туса на живот, надавил на него сверху и пояснил:
— Чтобы вода вытекла… Течет?
— Не видно… Темно… Вроде течет… — комментировал Никит. — А теперь вроде нет.
— Потом делают так…
Мик снова перевернул Туса, заткнул пальцами его нос и, набрав полную грудь воздуха, вдохнул его в рот утопленнику. Эту процедуру он повторил несколько раз.
— Дышит? — спросил Никит.
— Вроде нет…
— Надо отнести его в монастырь. Юл поможет. — Никит переместился к ногам Туса. — Взяли…
Почти бегом они направились к монастырю. Левая половина тела по-прежнему плохо слушалась Мика. В ушах булькала вода, но ему казалось, что все эти недомогания касаются не его, а некоего другого Мика, оставшегося у озера. Вдруг на полпути они увидели, что от монастыря отделились две светящихся точки, два темных силуэта с огнями.
— Никит, где ты? — издалека донесся голос Эанта, заглушаемый шумом реки. — Мы ждем, ждем. Мик… Никит!
— Здесь! — хриплым голосом выдохнул Мик.
Встречающие же, не услышав ответа, приблизились. Вторым оказался Рут.
— О, Великий Хрон… — пробормотал он, разглядев ношу.
— Возьмите, — произнес Никит, — мы устали.
И тело Туса перехватили руки Эанта и Рута. Но уже после первого десятка шагов стало ясно, что жрец слишком низок и слаб для подобной работы. Как Эант ни старался, камни словно сами лезли ему под ноги. Мик дотронулся до его плеча.
— Я еще не согрелся, — с наигранной бодростью произнес конгай и освободил Эанта от ноши.
— Он жив? — спросил жрец.
— Не знаю. Мы его вытащили из-под воды, с самого дна, — ответил Никит.
— Как вы его нашли?
— Мик заметил, когда Тус падал со скалы. Крикнул мне, а я позвал вас, но вы уже ушли слишком далеко. Времени не было. Дай Бог, если мы не опоздали. Надо сразу звать Юла. Он поможет.
Утопленника поместили в одну из келий первого этажа, и не успел Мик отдышаться, как в комнату стремительно вошел Юл.
Магу было достаточно беглого взгляда на Туса, чтобы сообщить:
— Успокойтесь… Жизнь не оставила его.
Затем Юл подошел к лежанке и несколько раз провел рукой вдоль тела служки.
— Ушибы, не более… — Он посмотрел на Никита. — Одного одеяла мало, закутай его потеплее… — А затем, уже ни к кому не обращаясь, пробормотал: — Сильно истощен.
И снова поднял руки над телом юноши, подобно тому, как путник, пытаясь согреться, держит ладони над костром.
— Он спит… Закутайте его хорошенько, — повторил он. — И на всякий случай пусть лежит лицом вниз.
— Расскажи мне, уважаемый, что ты видел, — обратился он к Мику, в голове которого после горячего ти и вина булькала каша из обрывков мыслей.
Мик сумбурно, но подробно изложил все детали происшедшего.
— Значит, говоришь, пришлось хламиду разрезать ножом? — переспросил Юл.
— Да, словно камень был в нее завернут.
— А ты не видел никого на стене, кроме Туса?
— Нет, никого. Я еще удивился: днем он вообще ничем не интересовался. На камни даже не смотрел, а тут вдруг, после работы…
— Так… А руки у него свободны были?
— Да… И руки, и ноги тоже… Постой… Руки были сведены так, словно он прижимал этот камень к груди… Когда прыгал.
— И синяк у него на груди есть, — подтвердил Никит. — Кажется, он дышит.
— Пусть приходит в себя. Его нельзя оставлять одного, — сказал Юл, обращаясь к Никиту.
— Перенести бы его ко мне. У меня и теплее…
— Перенесем. — Юл повернулся к Мику: — Я рад, что обида не сожгла твое сердце… Думаю, и Эант, и уважаемый Никит…
— Мик, — заговорил Эант, — да благословит тебя Хрон! Да продлит годы твои…
И конгай почувствовал, что кровь приливает к его лицу. Неизвестно откуда появившиеся стыд и раскаяние охватили Мика. Мир словно перевернулся: Никит перестал быть надменным, и Эант из чопорного жреца превратился в симпатичного толстяка, Рут… Мик потупился и… чуть не заплакал. Он вдруг осознал, сколь наивны были его представления о собственной значимости. В нем неожиданно проснулось доверие к окружающим его людям, и напряжение, два дня сжимавшее его, вдруг спало.
— Да он же нас не слышит, он засыпает, — донеслось до Мика откуда-то издалека.
Перед тем как провалиться в мягкую опьяняющую темноту, Мик хотел что-то ответить, но смог лишь кивнуть головой. Он заснул, впервые не думая о том, как сохранить от посторонних корский берилл, спрятанный в еще влажном нагрудном мешочке.
НИКИТ
Никит услышал шаги Юла и открыл глаза, моментально вынырнув из дремотного состояния. Он встал и прошел сквозь полутьму к зашторенному окошку. Кресло же, в котором он сидел, не желая просыпаться, продолжало сохранять вмятины, оставленные библиотекарем. Никит отодвинул шторку, скрывающую узкое, чудом уцелевшее во время сотрясения застекленное окно. Снаружи стоял туман, белый, как молоко. Хотя давно наступило утро, облако, опустившееся в Чашу Хрона, задерживало рассвет.
