В эту самую минуту из коридора донесся звонок. Кому бы в такое время? Охранник должен был заступить только вечером, поэтому я сам пошел открывать дверь.
…Он стоял на крыльце и, казалось, дрожал от холода. Пальтишко на нем и впрямь было не по сезону короткое и ветхое, но из-под вытертого драпчика выглядывал воротник белой рубашки и галстук.
– Слушаю вас, – сказал я без всякого радушия.
Он даже отступил в растерянности, попытался что-то сказать, но лишь промычал нечто нечленораздельное.
– Вы к кому? – грозно спросил я.
Мне вдруг захотелось, чтобы он испугался и ушел отсюда, дурачок, пока не поздно. Но он не ушел, а дрожащими пальцами принялся расстегивать пальто. Далеко не сразу ему удалось справиться с верхней пуговицей, вторую он просто оторвал, но, наконец, добрался до внутреннего кармана и протянул мне какой-то клочок бумаги. Я долго вертел его в вытянутой руке, с трудом разбирая буквы.
– Бес… Бес… но… ватый. Это что, справка?
Он замотал головой.
– Н-нет. Это фамилия такая – Бесноватый… Моя.
Я, наконец, понял, что держу в руке разовый пропуск в студию.
– Ах, вы у нас гость… – у меня вырвался тяжелый вздох. Только бесноватых гостей мне сейчас не хватало…
– Что ж вы так рано, господин Бесноватый? Съемка в пять часов.
– Я пораньше… – выдавил он, – не опоздать… чтобы.
Лучше б ты опоздал, подумал я. Навсегда. Ну чего ты лезешь навстречу злой своей судьбе? Беги!
Но сказал другое.
– Знаете… павильон еще не готов. Монтаж декораций. Придется вам погулять два часа…
Не то чтобы я твердо решил его прогнать, просто во мне вдруг проснулся спортивный интерес: добьется он своего или его еще можно спасти?
– А п-посмотреть нельзя этот… монтаж? – заикаясь, спросил он. – Я м-мечтал… всю жизнь.
До чего же увлекательно наблюдать, как упорно ищет мышь вход в мышеловку!..
– Нельзя, – отрезал я. – Не положено по технике безопасности.
– Жалко, – понурился он, – ну ладно, я подожду. Только… может быть, в коридоре? А то холодно.
Очень это было забавно. И все же я решил стоять до конца.
– Можно, конечно, и в коридоре. Если не боитесь.
– Ч-чего не боюсь? – испуганно спросил он.
– Перегореть, – пояснил я. – Когда долго ждешь в коридоре, волнение постепенно возрастает. К началу съемок некоторые актеры доходят до полной непригодности. А вы, я вижу, уже сейчас волнуетесь.
– Да, да, – он стал поспешно застегиваться, – тогда, конечно, не надо…
Я понял, что нащупал больное место.
– Вам бы отвлечься. Не думать о направленной на вас телекамере (в его глазах отразился ужас)… В кафе посидеть. Тут, кстати, есть одно, всего три остановки на троллейбусе.
– Точно, – заторопился он, – три остановки… в кафе… Спасибо! Извините!
Закрыв за ним дверь, я вернулся в студию. Там было тихо и сумрачно.
– Эй, ты! – крикнул я, обращаясь к картонным щитам у стены. – Мяса ждешь? Не дождешься, сволочь! Уехало мясо! На троллейбусе…
Ответа не было. Да я и не рассчитывал на ответ. Знал, как терпеливо Оно умеет ждать. Не эту добычу, так другую. Не сегодня, так завтра. Оно обязательно дождется своего, что бы я тут ни кричал. И меня же еще сделает соучастником. Гадина!
С разбегу я пнул крайний щит, хотя знал, что за ним никого нет. Картон глухо треснул и медленно отвалился от стены. На нем был изображен человеческий силуэт, видимый только наполовину. Вторая половина тонула в сплошном черном поле. «Пора выходить из тени», – гласила надпись на плакате.
Я испугался. Нехитрая госреклама, призывающая всего-навсего честно платить налоги, показалась мне вдруг наглым, вызывающим посланием с того света – запиской от моего чудовища. Ему не терпелось. Ему было пора. Силуэт человека, наполовину пожранного темнотой, ясно давал понять, чем Оно собирается заняться. Я быстро посмотрел на часы. С минуты на минуту мог прийти кто-нибудь из съемочной группы. Хорошо, если сразу все – Оно не нападает на большие компании, – а если придет только один? Господи, что я тут делаю?! Это не Бесноватому, а мне надо бежать, отсидеться где-нибудь в укромном уголке и вернуться, когда все будут в сборе!
Хорошо еще, что есть у меня такой укромный уголок. Там, в подвале недостроенного корпуса, сумрачно, но тихо, и припасены ящики, чтобы не холодно было сидеть. Там мы будем одни – я и Оно, и ни за что на свете не выйдем из тени. Раньше времени…
* * *
К концу разговора Щедринский совсем расклеился. Он пропускал вопросы мимо ушей, смотрел в одну точку и думал о чем-то своем. Колесникову никак не удавалось вывести его из ступора.
– Ну ладно, вы, я вижу, устали, – участковый поднялся, – пойду, побеседую с коллективом…
Он открыл дверь и, уже шагнув за порог, оглянулся.
– …А потом вернусь, и продолжим!
Альберт Витальевич не отреагировал на его слова. С испуганным изумлением он смотрел куда-то мимо, в темноту коридора.
– Что там такое? – Колесников уловил краем глаза какое-то движение, но, обернувшись, заметил только длинную, угольно-черную тень, скользнувшую по полу.
– Кхм… кошку держите? – спросил он Щедринского, просто так, чтобы справиться с холодком, внезапно пробежавшим по спине.
– Кошку? Н-не знаю… – ответил тот почему-то шепотом.
– Хорошо. Разберемся! – участковый решительно закрыл дверь и направился в студию.
Здесь он застал почти всю съемочную группу за накрытым столом, только двое рабочих лазили по колосникам, натягивая от пола до потолка необъятных размеров синее полотно.
– Чайку выпейте, товарищ капитан! – пригласила Алла Леонидовна и тут же по-хозяйски распорядилась: – Леночка! Подай, киска, сервизную чашку из реквизита. Илюша! Сзади тебя стул свободный. Передай товарищу. Вам с чем бутерброд? Салями, сервелат?
– О! Да у вас тут прямо пир горой! – Колесников не стал ломаться и подсел к столу, тем более что собирался еще кое-что узнать от съемочной группы.
– Спонсорская продукция, – пояснила Алла Леонидовна. – До следующей съемки все равно не доживет, так что поневоле приходится пировать. Праздник живота, так сказать. При наших-то зарплатах на свои не погуляешь! А у вас как, в милиции?
– М-да, – Колесников покивал, – тоже на сервелаты не хватает…
– А го-орят, сейчас в милиции хо-ошо платят, – сказала непрерывно жующая Леночка, подавая ему чашку чая и тарелку разноцветных бутербродов. – У меня о-ин знакомый в РУ-ОПе служит, так он…
– Ну, сравнила! – хохотнул маленький востроносый оператор. – То в РУБОПе, а то участковым! У меня жена, например, участковый врач. Ну и что? Ходьбы двадцать километров в день, а денег – шиш! Правильно я говорю?
– Есть такой эффект. – Колесников улыбнулся.
