Пока что Бай Гуан могла позволить себе разве что представить достойного противника для самих Кицуки. И план был отличным. С чего бы эти ребята так дружно обзавелись вишневыми посохами? Должна же быть причина, по которой они все так неравнодушны к сакурам?
Время свериться с литературой по этому вопросу. Вообще какой шанс, что в Японии живет то, что ей, лисице, требуется?
Повезло, повезло…
«Кодама — сильный йокай, воплощённая душа дерева. Жизненная сила тесно связана с жизнью их дерева, и если умрет один из них, другой также не сможет жить, — Бай Гуан водила пальцем по строкам. — Они, по легендам, несут ответственность за рождение эха. Увидеть кодаму очень сложно. Проще услышать ее: как правило, в месте проживания кодамы эхо будет возвращаться немного позже, чем обычно».
Кажется, идея подходит. Такой йокай точно займет всю семью Кицуки уверенно и надолго. Бай Гуан уткнулась обратно в книгу.
«Внешность кодамы — тусклый светящийся шар, мерцающий вдали. Считается, что если сделать зарубку на очень старом дереве, то она может начать кровоточить. Это будет вернейшим признаком наличия в нём духа. При нахождении подобного дерева его отмечают священной веревкой симэнава».
Дальше наталкивало на размышления, но было не по делу.
«Вырубка деревьев с кодамой считается тяжким преступлением, в результате совершения которого человек навлекает на себя очень сильное проклятие. При массовой вырубке священных деревьев гнев кодамы может обратить в руины даже самое процветающее общество».
Отлично, так оно еще и способно стать мононокэ? Половина проблемы была бы решена.
Следующий же абзац заставил ее скрипнуть зубами:
«Духи леса очень миролюбивы и никогда не проявляют агрессии».
Хули-цзин вскочила и начала расхаживать по комнате, заложив руки за спину.
Она слабо понимала, как иметь дело с такими йокаями.
На неизвестно каком по счету круге ее взгляд зацепился за наконечник белой стрелы. Пришедшая в голову мысль заставила хищно улыбнуться. Кажется, карасу-кун жаловался на недостаток влияния в школе? Что ж, если все получится, то сердце шинигами-куна будет пронзено насквозь, и ему станет не до школьных дел.
Глава 17
Томоко расставила ноги, согнув их в коленях. Все шесть рук находились в оборонительной позиции. Джимшер, не спешиваясь, достал окованную железом палицу, притороченную к седлу.
— А мечей не будет, да? — протянула великанша.
— Меч — пережиток прошлого! — богатырь потряс ударно-дробящим оружием. — Я сражаюсь как современный мужчина!
— Хотелось бы верить, — сквозь зубы прошептала они.
Джимшер замахнулся палицей. Томоко поднырнула под его руку и сшибла его с коня. Животное продолжало стоять, вообще не возмущаясь обстоятельствами.
Осетин сплюнул и поднялся, потирая ушибленное бедро.
— Сражайся!
Он начал наносить удары, очевидные и прямые как палка. Великанша какое-то время забавлялась, но ей предсказуемо наскучило. Она подставила плечо под удар. Бой вышел недолгим.
— О, ты поразил меня! — патетически воскликнула она, оседая на землю и приложив одну из рук ко лбу. Джимшер потряс палицей, вскочил в седло и поехал дальше по еле заметной тропке. Томоко показала пальцами «окей», выждала, пока всадник с конем скроются за деревьями, приняла человеческую форму и окольными путями отправилась к нам.
Феруза отставила стакан с попкорном и отклеила окуляры бинокля от глаз:
— Что-то пока не впечатляет. Всё нормально?
Вокруг ее глазниц были вдавленные отметки. Все-таки она порядочно волновалась, подумалось мне.
— Да, всё хорошо. Не обязан же он быть в самом деле сильнее первого попавшегося горного великана? Важнее то, что он не забоялся вступить в сражение. А поскольку мужик у тебя обычный гражданский, вообще-то он не каждый день воевать ходит.
— Уж надеюсь, — Феруза снова приклеилась к биноклю и попкорну. На очереди был недзуми.
Петля аркана свистнула и вышибла всадника из седла. Перед Джимшером появился полноростный крысюк, стоящий на задних лапах и держащий в руках хвост от лассо. Он сплясал что-то невразумительное, после чего потащил богатыря в кусты. Уэно чертыхнулась: зеленые заросли скрывали вид на подробности взаимодействия. Конь продолжал стоять как вкопанный. Булава была по-прежнему приторочена, то есть Джимшера уволокли безоружным. Вот это дрессировка, восхитился я. Или что там с лошадьми положено делать, объезжать, что ли. С всадником хоть что происходит, а конь абсолютно уверен: хозяин придет, заберется в седло, и они отправятся дальше.
— А как справиться с Хана? — поинтересовалась Феруза, наслушавшаяся наших имен в предыдущие дни.
— Насколько мне известно, проще всего подкупить. Это такой вид нечисти, который не слишком силен в сражениях и преимущественно шпионит и торгует информацией, — объяснил я. — Впрочем, всегда есть вариант дать по башке или сбежать.
— А что из этого подвиг? — она наморщила лоб в попытке догадаться самостоятельно.
— Подвиг — убраться от крысы подальше, — рассмеялась Уэно. — Они на редкость прилипчивые ребята. Унесет ноги твой мужик — считай, герой.
Из кустов выбежал Джимшер. За ним, высоко поднимая лапы, стрелой летел недзуми, размахивая арканом. Петля опять захлестнула богатыря. Кавагути попрыгал на месте, демонстрируя радость от удачной рыбалки, и снова утащил парня в те же самые кусты. Феруза заскрипела зубами.
— Милая, не недооценивай нас, — посоветовала кицунэ. — Великанша не отличается долготерпением, ей было проще принять удар и вернуться на исходную. А у крысы характер не подарок, он сегодня спокойный и медитирует, а завтра буйный и намеревается покорить мир. Правда, после завтрака это у него быстро проходит.
В комнату, из которой мы смотрели цирк, зашла Томоко.
— Бинокль есть?
Уэно протянула ей еще один. Мы дружно прилипли к окну. Там происходило что-то загадочное.
Джимшер, снова выбирающийся из кустов, бежал спиной вперед. Когда недзуми замахнулся, богатырю удалось схватить аркан в полете и, резко дернув на себя, оставить крысу с пустыми руками. После этого осетин быстро скрутил веревку плотной морковкой и, размахивая ей как палицей, побежал ловить недзуми.
— А, мне пора, — Уэно быстро положила свой бинокль на подоконник и исчезла в дверном проеме. На лужайке Джимшер кругами носился за полутораметровой крысой, грозя веревкой. Вечно Кавагути бегать не намеревался, поэтому нырнул в какие-то особо удачные заросли. Богатырь пооглядывался в поисках врага, потом победно помахал импровизированным оружием, вернулся к коню, пристроил трофей куда-то за седло и поехал дальше. Из кустов высунулась рука со знаком «окей». Я удовлетворенно кивнул.
Где-то в зоне видимости парковки, для такого дела очищенной от квадроциклов и замаскированной под коновязь, перед осетином выросло чудовище. Исполинский хищник размером с гостевой дом бил в разные стороны громадными хвостами, изрыгал пламя и вообще был настроен недружелюбно.
— Дай мне пройти, чудище поганое! — расхрабрившись во время двух предыдущих «сражений», Джимшер был смел как его предок и нагл как Емеля, решивший покататься на незапряженных санях.
Уэно, похоже, опешила. Она уперла обе верхние лапы в бока и вопросительно-недоуменно посмотрела на хамоватого гостя. Поза не предвещала ничего хорошего. Я неприлично заржал.
— От чудища поганого слышу, — человечьим голосом молвил хищник. — Цивилизованно общаться умеешь? Вежливость там, политкорректность? Волшебное слово?
Богатырь опешил. К такому жизнь его не готовила.
— Ээээ…
— Ну давай, я вообще-то жду, — закапризничал хищник.
— Многоуважаемое чудовище, позвольте мне пройти, пожалуйста, — сформулировал Джимшер через минуту.
— Мне кажется, аргументация слабовата, — вынесла вердикт Уэно. — Попробуй еще раз. К тому же у тебя есть гарантии, что по меркам данной местности чудовище я, а не ты?
Джимшер окончательно спал с лица и крепко задумался.
