— Перемотайте запись, — просит Старший, заняв позицию у плазменной панели.
Все уставились на экран. Кроме Дениса, он зорко следит за присутствующими.
Видеонаблюдение в тире ставили профи, каждый сантиметр зала отлично просматривается. Вот они заходят в зал, Джен скидывает куртку, Макс с Джа ржут над распечатанными мишенями в виде террористов, енотов и женских ягодиц в форме яблочка, пока Павел достает оружие, девчонки примеряют наушники, делают селфи в очках. Вот разделились на две группы, новенькие остаются послушать о правилах безопасной стрельбы, Джа с Дженом отходят пострелять в мишени справа. Вот пророк падает на пол.
— Я не помню этого, — Павел подается вперед, вглядывается в монохромные кадры.
— Промотай назад, — командует Старший. — Выведи камеру номер два на весь экран.
Джа понимает, что ищет гвардеец.
— У меня эти приступы с детства. Иногда вот так падаю. Сознание отключается.
Старший оборачивается.
— А один из тех байков на парковке не твой?
— Он со мной пассажиром, — защищает Джен.
— Ну-ну, — боец качает головой. Велит Толику: — Давай дальше.
Следующие кадры смотрят на повторе по два-три раза с каждой камеры, но результат один — Павел отступает от сгрудившихся вокруг Джа, направляет на людей пистолет.
— Может, они что-то сказали? Спровоцировали? — допытывается Старший.
Павел, обхватив руками голову, повторяет:
— Я не помню. Ничерта не помню. Мы с ребятами знакомы уже много лет, и я не знаю, что могло произойти, чтобы я схватился за ствол.
— Послушайте, — поднявшись с дивана, Джа подходит к ресепшену, облокачивается на него так, чтобы видеть и Павла, и Старшего. — Паш, я не знаю, что тебе в голову стукнуло до нашей Алекс, и мне, честно говоря, уже не интересно. Поэтому, если у нас друг к другу нет никаких претензий, может, спишем на недоразумение и разойдемся? Ни я, ни ребята, никакие заявления писать не будем, это точно.
— Я тоже.
— Значит, проблемы больше нет, — говорит Джа Старшему. Но тот качает головой.
— Проблема есть. Если инструктор по стрельбе целится в посетителя, то проблема есть как минимум у инструктора. Вы можете ничего не писать, но заявить наверх я обязан.
— Зачем? Ничего ведь не случилось.
— Это сейчас не случилось, а завтра может.
— Вы серьезно? — вскипает Джа. — Что ж вы такие правильные защитники не работаете на упреждение, когда мужья жен башкой об стены бьют? Хоть зазвонись вам, если и приезжаете, то через два часа, за которые можно убить, расчленить, сбросить с моста и вернуться домой, сделать вид, что холостой живешь уже лет двадцать.
— А я смотрю, ты знаешь, сколько времени нужно на убить и расчленить. Опыт есть?
— Так, так. Давайте успокоимся, — Джен кладет ладонь на плечо пророка, сжимает с такой силой, чтобы Джа почувствовал даже сквозь гнев.
Но Джа стряхивает с плеча его руку.
— Эта херня человеку жизнь испортит, ты это понимаешь?
— Поосторожнее с выражениями, — предупреждает Денис, и Джен замечает в его руке резиновую дубинку.
— Успокойся, я тебе сказал! — Джен силой усаживает пророка на диван, наклоняется, чтобы сказать как можно тише: — Здесь ты ничем помочь не можешь.
Джен видит, как бурлит сплав отчаяния и злости внутри пророка, но Джа тушит вулкан. Он сдерживает его молчанием все время, пока гвардейцы заполняют акты выезда и отказ от претензий в обе стороны на всякий случай, хоть протоколом и не предусмотрено. Прощаясь с Павлом первым, Джа жмет ему руку, и спешно идет к двери, поскорее вырваться отсюда, на воздух, загаженный близлежащей магистралью, под отвратительное солнце. Его разрывает изнутри желание остановиться, объяснить все человеку, который случайно попал под раздачу, и он сделал бы это, не будь рядом Джена — инквизитора, запятнанного кровью таких же невиновных, пострадавших стократ сильнее. Запятнанного по его, Джа, вине.
Первая дверь, распахнувшись, выпускает пророка в тамбур, к массивной железной преграде на тугих пружинах. Джа жмет кнопку магнитного звонка, он откликается писком, но дверь, подавшись, вроде, вперед, освобожденная от смыкающей силы, замирает. Толкнув ее плечом, Джа неожиданно встречает отпор.
— Народ, дверь отоприте, — кричит он.
Павел выходит в тамбур, нажимает кнопку, толкает дверь. Будто подпертая снаружи валуном, она упрямо остается на месте.
— Да что за…!
Вернувшись в холл, где Старший заканчивает оформление бумаг, Павел просит Толика:
— Дай ключи от задней двери. Входную заклинило.
— А у вас вообще с лицензией все в порядке? — подозрительно щурится Денис.
— Все как надо, — огрызается Павел. Видно, насколько поперек горла ему присутствие в тире гвардейцев с их бумажками, расспросами и тем нахальством, какое цепляется к людям сразу после получения звания «уполномоченного».
Поймав связку ключей, брошенную Толиком через ресепшен, Павел кивает «идите за мной». По длинному коридору, освещенному люминесцентными лампами, идти можно только парами. Джен с Максом, не сговариваясь, разделились — один впереди, второй — замыкает группу, то и дело оборачиваясь на шорохи за спиной. Джен тоже прислушивается к стенам. Старый бетонный монолит шепчет, где-то внутри толстых стен шуршит, будто песчинки осыпаются, скользят по шершавому боку.
Повернув направо, они выходят на лестничный пролет. Здесь неожиданно много света из широкого зарешеченного окна, слева от которого вверх идут ступеньки.
— Нам сюда, — Павел показывает вглубь пролета, на небольшую деревянную дверь, перехваченную поперек огромным металлическим засовом с амбарным замком.
— Хренасе, — удивляется Джен. — Вы здесь осаду держать собирались?
— А ты думал? Это только внутренняя.
За деревянной дверью, действительно, оказалась вторая, столь же массивная и надежная, как у главного входа. И такая же неподвижная.
— Ничерта не понимаю, — Павел с упорством бронетанка толкает дверь плечом, прокручивает ключ в замке и снова толкает.
— Еще выходы из здания есть? — спрашивает Джен.
— Люк на крыше и несколько окон.
— Здесь замок на решетке, — замечает Макс, показывая на окно. — Ключи есть?
— Да, — Павел растеряно перебирает связку. — Надо только понять, какой отсюда.
— Паша, поторопись. — Джен прикладывает ухо к стене. Странный шорох, замеченный еще в коридоре становится объемней и отчетливей, будто песчинок, сыплющихся вдоль стен, становится все больше. — В здании есть еще кто-нибудь?
— На втором этаже бухгалтерия, ну и пассажиры в холле.
Похоже, теперь странный звук из глубин здания уловили и остальные.
— Это что? — спрашивает Алекс.
— Не знаю, — Джен шаркает по стенам взглядом — ни трещин, ни осыпающейся известки. — Но мне это не нравится.
— Так, парни, — вручив Джа ключи, Павел поворачивается к Максу. — Давай, ты в холл, а я наверх. Надо валить отсюда.
Они разбегаются в разные стороны, Павел — вверх по лестнице, Макс ныряет в тоннель коридора. Джа, нервничая, перебирает один за другим маленькие блестящие ключики, пробует подружить их с навесным замком. Джен прислушивается к звукам. Внешние стены монолита молчат, спокойны, а вот внутренние будто наполнены миллиардами непоседливых муравьев.
Что ты такое? Джен роется в памяти, силится вспомнить, где и когда слышал, чувствовал нечто подобное, но разум отказывается помочь, он сам, как скрипучий древний жесткий диск сыпется, не позволяет собрать в общую картину разрозненные кластеры.
Наконец, один из ключей поворачивается, освобождая дужку замка. Распахнув кованые створки решетки, Джа выщелкивает нижний шпингалет, до верхнего не дотянуться.
— Позвольте, — отстранив Джа и опершись на его плечо, Савва ставит ногу на чугунную батарею под окном и проворно, как по ступеньке, запрыгивает на подоконник. Распахивает окно, впустив раскаленный солнцем воздух, и протягивает руку Алекс, помогает подруге запрыгнуть тем же способом.
— Осторожней! — запоздало кричит Джа, когда девчонки лихо прыгают из окна. Пусть первый этаж, но монолит — не типовой домик, его окна расположены повыше.
