Никита молча опустил глаза в землю, а затем встал.
— Страутеры целы?
— Нет. Они тоже взбунтовались. Пришлось пристрелить как хромую лошадь. Связи тоже нет. Ни сотовой, ни спутниковой, ни по обычному радиоканалу. Наверняка наши обрубили, чтоб локализовать вышедших из-под контроля роботов. Конечно, ещё есть вайфай и блютус, но зато не глобальная сеть.
Здоровяк вдохнул. И добавил:
— Если бы это случилось в городе, был бы судный день. Миллионы жертв.
Никита медленно опустил руку, открыл висящий на ремне подсумок и достал магазин с патронами.
— Это последний, — произнёс он, а потом пошёл вдоль улицы прочь. Глаза его бегали по щелям в заборах, прорехах выломанных ворот и окнам домов. Палец лежал на спусковом крючке.
Я не знаю, что творилось на душе у древнего, но чувствовал, как колотилось его сердце. Чувствовала резь в глазах. А ещё прихрамывал, болела нога, но он всё равно старался идти ровно. И даже спину держал нарочно прямой. Но через полсотни шагов Никита остановился.
У его ног лежал худощавый пластиковый робот, похожий на манекен, какие бывают у портных. Несмотря на несколько дырок от пуль в груди, он всё ещё шевелился.
Никита часто задышал, а потом достал из ножен, подвешенных у ключицы, нож, сел и стал часто колоть андроида. Лезвие с рустом проламывало пластик. Вскоре робот обмяк. Из дырок пошёл дым.
— Никита, хватит! Это не человек, ты ему даже больно не сделаешь.
Древний не ответил. Он перевернул робота на спину и поддел ножом небольшую пластиковую крышку. Почему-то вспомнился голем у гномов. У того так же на спине капот был.
Крышка с щелчком отскочила, дав рассмотреть потроха. И святые электроны, то что я увидел, было совершенством. Не просто провода, клеммы и лампы, а тонкие, как берёзовый лист, пластинки, полупрозрачные плоские ленты с медными дорожками и мелкие-мелкие детальки.
Никита ещё раз ковырнул, а затем ухватил пальцами и вытащил небольшой, словно вырезанный из картона квадратик.
— Надо доставить жёсткий диск в штаб. Пусть программисты выпотрошат. А не смогут, сам к их башке ствол приставлю.
Никита сунул квадратик в карман, встал и огляделся. Его взгляд остановился на немного помятой машине. Подойдя к ней, древний вытер губы тыльной стороной ладони, поднял с земли камень и вышиб стекло.
— Сможешь завести? — раздался за спиной голос здоровяка.
— Это допотопное говнище? Да, — ответил Никита и принялся бить прикладом по замку под рулём. Не получилось. Тогда он прищурился и два раза выстрелил. Когда, наконец, отломал замок с корнем, взял несколько проводов и посмотрел на друга: — Это сейчас единственная машина, которая не умнее человека. И вирусы ей не страшны, из всей электроники — десяток реле. Не кинется людей убивать. Радуйся, что мы за городом, в мегаполисе таких не сыщешь.
Вскоре пол капотом натужно загудело, и автомобиль заурчал двигателем.
* * *
Воспоминание древнего померкло, выдавливая меня в мой мир, словно из сновидения. Я снова оказался под фургоном, зажатый с двух сторон голыми эльфийками. Сквозь подстилку чувствовались неровность, сосновые шишки и сухие веточки. Под подушкой неудобно лежала охапка хвороста.
Я тяжело вздохнул, убрал дневник в карман и уставился в полночную тьму. Неподалёку изредка топали копытами и фыркали стреноженные кони. Стрекотали сверчки. Пищали летучие мыши. Где-то далеко выли волки. Но сейчас ранняя и пока ещё тёплая осень, волки не будут связываться с людьми, им безопаснее мышковать и гонять зайцев, собирать птичьих слётков. Даже синие псы лишь шли по следу бронееда, как падальщики за крупным хищником.
Ощутив тепло девушек, я облизал губы и ползком выбрался из-под повозки, потянув с собой ружьё. Не спится. И вряд ли смогу до утра уснуть.
Когда выполз, встал перед потухшим костром и посмотрел в небо, где мрак пытались разогнать Млечный Путь и редкие небольшие облачка, освещённые встающей из-за горизонта луной.
Небо, звезды, черные кроны деревьев, но перед глазами до сих пор стояла улочка с похожими и непохожими на людей роботами и горящими машинами. С кровью людей на пластике.
Вспомнился страж руин. Я чиркнул зажигалки, которую опустил пониже, осветил пятачок под ногами и прикрылся от пламени ладонью, чтоб в глаза не слепило. Подошёл к Гнедышу, достал из седельной сумки руку, и поднёс язычок пламени к конечности андроида. Запахло горелым мясом, точь-в-точь как от стража руин, в которого попали из бластера. Словно у обоих было одно и та же искусственная плоть. И проводки с плечевым суставом тоже раскалились докрасна, потому что металлические. Выходит, что страж — сам сокровище, пережившее пять веков.
Пятьсот лет. Это же какая у него должна быть батарейка, чтоб столько времени заряд держать? Или у него там генератор.
Я тряхнул головой, отгоняя мысли, словно те роились и жужжали как назойливые комары. Не нужны они сейчас. Сейчас бы просто выбраться из дурацкой ситуации. И сперва надо проверить, караулят ли нас до сих пор разбойники. Если нет, дотянем с помощью лебёдки фургон до нормальной дороги и двинемся дальше в путь.
Но извини, Киса, не успеть тебе на праздник первого поцелуя. Будешь с белочками и зайчиками целоваться, они такие же ушастые.
А если разбойники сунутся сюда?
Нет, не сунутся. Понимают, что в фонящем лесу не только зверьё опасно. Здесь и засаду устроить проще простого. Один стрелок легко заставит отступить два десятка врагов.
Я убрал руку робота на место и вынул нож из ножен. Вспомнилось, что древний держал его не на поясе, а у ключицы. Приложив клинок поближе к плечу, представил, что у него там место, и как быстро его выхватываю. Получается только обратным хватом. Но носить удобно, только когда часто ползаешь по-пластунски или двигаешься в тесных щелях и руинах. Если стану сталкером, буду так носить, а сейчас нет.
Сунул нож обратно, в ножны на поясе.
Сбоку хрустнула ветка. Я быстро погасил зажигалку, скинул с плеча ружьё и щёлкнул предохранителем, вглядываясь во тьму.
— Ай, — раздался тихий возглас одной из девушек. Какой именно, не понял.
— Кто там?
— Это я, Мита. Я в туалет, а тут колючки.
Я выдохнул, выслушав младшенькую, и молча подошёл к потухшему костру. Его можно было различить по тлеющим под слоем пепла углям, и на ощупь нашёл котелок с ухой, поднял и отхлебнул прямо через край. Всё-таки жирная рыбка, интересно, как называется?
Снова захрустели веточки и зашуршали листья. Глаза уже привыкли к темноте, и стало видно, как едва заметным белым силуэтом, уподобившись привидению с вытянутыми перед собой руками, эльфийка кралась у спальному месту.
— А что ты мне говорила, что я бесстыжая тварь и таращусь на тебя? Сейчас вон нагишом разгуливаешь.
— Это когда мы от стража убегали? Так мне плохо было. Тошнило. Я же некрасивая была, — отозвалась Киса, и я ухмыльнулся.
— У эльфов нудизм в порядке вещей?
— Так меня же не видно. Да и вещи ещё не высохли.
— Ещё как видно, — съязвил я, заметив, что девушка слегка сгорбилась и прикрыла руками интересные места. Вот ведь абсурд. То голышом прижимаются ко мне, то боятся, что разглядывать буду.
— Я думала, люди в темноте слепы, как курицы, — отозвалась Киса.
Я почесал в затылке.
— Обрадую. Не как сова, но вижу. А ещё в лесу сыро и холодно. Вещи до завтра точно не высохнут. Придётся весь день либо под фургоном прятаться, либо нагишом по поляне разгуливать.
Белая клякса застыла на месте. Послышалось недовольное бурчание на эльфийском. Но вскоре девушка нырнула под фургон и укрылась одеялом.
Я сел у кострища и поворошил веточкой пепел. Потом подкинул хвороста, положил бересты, опустился на колени и стал осторожно дуть. Вскоре по тонким полоскам берёзовой коры побежали язычки пламени. Я прикрыл огонь тонкими веточками. Через пять минут костёр стал разгораться. Хворост затрещал. Вверх потёк дым.
