«Мужчина — это ребенок, который никогда не станет взрослым. Таким уж его создали боги. В детстве он играет в солдатиков и в войну, а когда вырастает, ничего не меняется — только игрушки становятся больше и опаснее. Ни один мужчина не видит великих основ жизни, не способен отличить главное от второстепенного, вечное от преходящего. Будь снисходительна к мужчинам, не требуй от них невозможного. Обязательно показывай своим мужьям, как ты ценишь их старания преуспеть в своих занятиях, иначе они расстроятся и могут сделать что-нибудь неприятную глупость — назло или просто с досады. Мудрая женщина не будет вмешиваться в игры ребенка…»
Поэтому, вместо того, чтобы обрушиться на мужа с руганью, Касима обняла его и промурлыкала ласково:
— Что бы я делала без твоей поддержки! Пожалуйста, милый, оставь в покое мой любительский театр! Раз уж ты всё выведал, так давай сохраним секрет вместе — пусть он останется тайной хоть для кого-то! Актера мне привел преподобный Кагеру, человек проницательный, уважаемый, достойный доверия — мне его рекомендовал сам настоятель монастыря Семи Звезд в Асадале…
— Опытному жулику монаха обмануть труд невелик, — проворчал Ринго едва слышно, чтобы не услышала Касима. А про себя подумал: «Сколько лет прошло, а поневоле пожалеешь, что нет больше принца Имори. Вот кто всё про всех знал. Что самое обидное, и прикончили-то его напрасно — архивами нам все равно воспользоваться не удалось… Ну ничего, время у меня есть. Рано или поздно этот тип, Терновая Звезда, себя выдаст. И тогда Иро поймет, кто из нас был прав…»
Глава 18. Хозяйка приливов
С самого утра с океаном происходило что-то непонятное. С криками носились стаи чаек, словно под волнами мигрировали огромные косяки рыбы. В отлив вода ушла дальше, чем обычно, оставив на песке шевелящееся месиво из водорослей, крабов и медуз. Артельщики отправились вдоль линии прибоя насобирать мидий на обед, но вскоре с криками прибежали обратно:
— Сюда плывут вани! — орали они. — Вон там их целая стая!
— Да какие же это вани, — фыркнул Анук, вглядевшись в темные силуэты, выпрыгивающие из воды на горизонте. — Самые обычные морские собаки. Они умны и любопытны, но обычно людей сторонятся…
Стая морских собак подплыла почти к самому берегу. Морские твари, похожие на серых крутолобых рыб, долго играли в бухте, оглашая побережье пронзительными криками.
— Правда, странно, брат? — обратился Анук к Сахемоти. — Почему их сюда занесло? Лето выдалось жаркое, но все равно им в этих краях слишком холодно…
Сахемоти пожал плечами. Он один не казался удивленным, вел себя как обычно и вообще не смотрел в сторону моря.
К вечеру на море установилось полное безветрие. Морские собаки уплыли, разлетелись стаи чаек. Никто поначалу не обратил внимания на необычно высокий прилив. Вода с тихим вкрадчивым упорством наползала на берег. Незаметно, пядь за пядью, она накрыла полосу пляжа, добралась до прибрежных дюн, подмочила корни сосен, где устроил шалаш Анук. Плотники дважды перетаскивали вещи, с немым изумлением наблюдая, как вода неторопливо и бесшумно подкрадывается к недостроенной сцене. Казалось, еще немного — и все их труды пойдут прахом. Но, не добравшись десятка шагов до нижней каменной террасы, прилив наконец остановился. А вскоре вода начала понемногу отступать.
Уже протянулись длинные вечерние тени, но никто не торопился покинуть сосновую гору. Артельщики, затаив дыхание, следили за причудами океана.
— Море сошло с ума! — шептались между собой они, вспоминая рыбачьи байки о клювоголовых морских демонах, которые вылезают на берег по ночам и задорого покупают души рыбаков. Смелый и отчаянный, посвященный в тайну (а знают ее все жители побережья от мала до велика) поступит так: серебро возьмет и низко поклонится демону, желая ему здравствовать до скончания века и всячески его, мерзкого, восхваляя. Туповатый морской демон поклонится в ответ — и его мозги вытекут на песок, как суп из котелка. После этого забирай серебро и спокойно иди домой.
Тайна же такова: на темени у морского демона нет кости, просто дырка, и там плещется мозг, как студень в крынке.
А если демон окажется невежей и не поклонится, надо бросить в него самый обычный зеленый огурец, которого вся морская нечисть почему-то смертельно боится…
Пока предвкушали появление демонов, вода незаметно ушла с дюн, оставив на песке клочья водорослей. И тело мертвой девушки.
Работники, напуганные собственными байками, подошли к ней не сразу. Вдруг русалка? Подпустит поближе, схватит и утянет в море. Но нет, самая обычная утопленница. Молоденькая девушка, из тех, что ныряют за ракушками-жемчужницами в море на двадцать локтей и проводят под водой столько времени, что сердце может сделать двести ударов. Губы бледные, кожа гладкая и сероватая, как у морской собаки, длинные спутанные волосы — словно огромный пучок водорослей. Из одежды на утопленнице был только передник-сумка с глубокими карманами для жемчужин и для кривого рабочего ножа, которым открывают раковины.
— А девка-то ничего была, — заметил кто-то.
— Надо бы в сумке пошарить…
Ныряльщица вдруг пошевелилась. Приподняла голову, обвела всех мутных взглядом, закашлялась. Изо рта полилась вода. Плотники испуганно отпрянули в стороны — ведь только что не дышала, валялась дохлой рыбиной! — но тут утопленница без сил уронила голову на песок и жалобно-жалобно простонала:
— Помогите…
Вскоре девушка уже сидела у костра, по уши закутанная в одеяло. В руки ей сунули тыкву с крепким рисовым самогоном. Гостья растерянно поглядывала по сторонам, отхлебывала жгучую жидкость. Рабочие приступили было к ней с расспросами, но ныряльщица отмалчивалась, только крепче стягивала края одеяла и опускала голову.
— Ты откуда взялась, красотка? — спросил ее Анук, заглядывая ей прямо в лицо.
Девица поглядела на него мутными голубыми глазами.
— Из моря.
Парни покатились от хохота.
— Гляньте, господин актер, какую русалку выловили, — сообщил старшина плотников Сахемоти. — Совсем полоумная девка. Ничего не соображает. Ни имени, ни рода…
— Морские бесы у нее душу забрали, — предположил кто-то. — За жемчуг продала.
— Ну и где он, этот жемчуг?
Сахемоти поднял руку, прекращая перебранку, и наклонился, рассматривая спасенную ныряльщицу.
— Как твое имя, дева?
— Мое имя? — девица улыбнулась. — Какая разница, как тебя зовут, если звать некому?
Никто не заметил, что прозрачные глаза Сахемоти вдруг сузились, как у кота. Взяв ныряльщицу за волосы на затылке, он приподнял ее лицо, стараясь поймать взгляд. Девушка не сопротивлялась. Ее полудетское личико хранило выражение полного равнодушия, только уголки губ приподнялись в вежливой улыбке. «Вылитая маска Безупречной Красавицы, — невольно подумалось Сахемоти. — Полуулыбка, которая отражает все, что угодно, и в то же время ничего — понимай, как хочешь».
