могу вмешиваться в их судьбы. Землю уничтожили бы, если бы я продолжал вмешиваться, как делал раньше.
– Ты мог не вмешиваться. Ты мог думать заранее! – воскликнул Ванрав.
– Заранее? – усмехнулся Вильгельм. – А ничего, что у людей есть свобода воли?
Дворник, старательно подметающий дорожку у храма, услышал странные крики в глубине кладбища, испугался и сбежал. Подумал, что это духи вновь проснулись, но духи, если и существовали, испуганно бы жались в стенки гробов.
– Ты и это мог продумать! Ты хотел стать Почитателем, но забыл, что важнее быть хорошим Почитателем, – выдохнул Ванрав и затих, будто с этими словами закончилось что-то важное, что еще теплилось в нем.
Вильгельм молчал. Не моргал, руки его не дрожали. Он не дышал, не шевелился, и, буквально на мгновение, Ванрав испугался, что расшатал нервную систему Почитателя.
Воздух кладбища липким одеялом накрывал их. Птицы смолкли. Почитатель думал.
– Я тебя понял. – Выдохнул Вильгельм. Голос его не узнать – звучал он так, будто ветер шевельнул пыль на надгробии.
Почитатель молча поднялся, даже не постаравшись стряхнуть пыль и сухую грязь с пальто. Ванрав только сейчас заметил, что на нем оно висело, будто на вешалке в прихожей.
– Скажи мне только одно, Ванрав, – прохрипел Вильгельм. – Зачем помогать мне, если я так тебе неприятен?
И тут Лейман, не сдержавшись, рассмеялся. Его смех разлился по липкому полумраку кладбища ядовитым облаком. Если бы на кладбище не перестали хоронить шесть десятков лет назад, послышался бы испуганный шепот.
– Какой же ты еще дурак, Эльгендорф. Почему я должен помогать тебе из дружеских чувств? Я на тебя работаю, это моя обязанность.
Вильгельм кисло улыбнулся, кивнул и повел Ванрава к офису.
Они молча пошли по кладбищу вглубь, куда уже не доходил свет фонарей и где не чистили дороги. Их облеплял туман, едкий и холодный, лизал щеки. Надгробия в той части кладбища почти все ушли в землю наполовину, а многие утонули в ней по макушку. Деревья образовывали частоколы из объеденных веток и острых сучьев. Ванрав чувствовал себя неуютно, но молчал, продолжая следовать за черным пятном в дорогом пальто, которое легкими движениями рук отодвигало непослушные лапы кустарников.
Ванраву вдруг вспомнились далекий от настоящего года век, когда Эльгендорф впервые попал на кладбище и увидел могилы, вырытых его мертвым творениям. Как в бреду Лейман наблюдал, как Почитатель опускался на колени и комкал сырую землю, как пальцы, ловкие и быстрые, искали что-то среди цветов, растущих над мертвецами, как он читал эпитафии на надгробных памятниках. Почитатель привидением летал по царству тех, кто уже не принадлежал ему, будто искал ответы на вопросы у них, мертвых, страшась спросить у живых. Но его мертвецы так и не ответили.
– Здесь вход. Нужно спуститься, – ледяным тоном проговорил Вильгельм. Ванрав не стал язвить и пошел за ним, утопая во мраке.
Густая чернота напускалась специально, чтобы ни у кого не появлялось желания спуститься. Для тех же, кто рискнул, на нескольких ступеньках торчали иглы со снотворным, которые вбрасывали в организм человека яд, усыплявший его, пока кто-то из приспешников Почитателя не вколет антидот. Впрочем, за время существования этого офиса смельчаков не нашлось. По стенам росли грибы, а по потолку пускались лианы. Когда ноги наступали на сырые ступени, раздавался противный крякающий звук, отдающийся эхом.
Офис оказался не таким, каким Ванрав представлял: сырая комната с кучей столов, ящиков, разбросанных по углам, кипами бумаг и горами ручек, несколькими десятками страшных существ, которые до инъекций были людьми, снующих туда-сюда и постоянно исчезающих в черных карманах, которые дырявили стены комнаты как сыр и заменяли окна. В середине стояли машины, приспособления и просто какой-то мусор. Пахло печатью, печеньем и грибами, иногда пробивались нотки пыли, но быстро исчезали с голыми пятками помощников – уродцев, которым жить на поверхности невозможно.
Горх, которого Ванрав уже видел и знал, потому что тот мог выйти на улицу и выглядеть почти человечески, поздоровался и провел их к кабинету Вильгельма, находящемуся за одним из коридоров. На пути им под ноги попал маленький кривоглазый однорукий, который несся куда-то с чашкой зеленой слизи непонятного происхождения.
Кабинет без света толком не разглядеть, потому что темно-коричневая мебель почти не видна на фоне темных стен. Комната давно не мылась и выглядела заброшенной. На большом столе валялись письма, стояли кружки, грязные от кофе, один стул валялся у полупустого комода, другой – подпирал забитый книжный шкаф. Ковер на полу проела моль, картины на стенах покосились, некоторые – упали. Почти все рамы и защитные стекла разбиты. Казалось, что по подвалу прошел ураган.
– Садись, только стул возьми, – бросил Вильгельм и кивнул на стул, что стоял у шкафа. Уродец с рукой без кисти притащил ведерко и тряпочку, залез на стол и стал протирать его.
Ванрав протащил стул по полу, поставил его так, чтобы можно было вытянуть ноги и сидеть развалившись. Вильгельм сел напротив, даже не проверив, сухая ли подушка на его стуле.
– Ты, видимо, не знаешь, что такое уют, – хмыкнул Ванрав, когда плюхнулся на сырое сидение. Уродец все еще мыл стол Почитателя, не обращая внимания на окружение.
– Я вообще мало что знаю. Зато ты знаток во всем, – отрезал Вильгельм, сбросил с плеч пальто и повесил его на стул. Он был в черном свитере. Все вокруг Ванраву показалось чересчур мрачным.
– Как я понимаю, чайку или кофейку у тебя попросить – дохлый номер?
– Угадал.
Уродец мыл стол с противным звуком, с каким любая тряпка проходит по любому мокрому столу, но в унынии помещения он казался еще противнее.
– Так что ты хотел сказать? – спросил Вильгельм. Одну ногу он забросил на стол, игнорируя попытки уродца промыть и эту часть поверхности.
– Я знаю, кого нам можно взять, – немного погодя, ответил Ванрав, все еще косясь в сторону уродца. – А ты можешь прогнать вот этого? Он меня напрягает.
Вильгельм взял уродца за капюшон толстовки, посадил на пол и вежливо указал на дверь. Работник подтянул серые штаны, взял тряпку и ведро и побрел к выходу, противно шаркая. Когда дверь захлопнулась, лицо Вильгельма исказила мерзкая ухмылка.
– Даже боюсь представить, что ты там приготовил, если переживаешь, что глухой уродец сможет как-то нам помешать.
Ванрав, чуть погодя, засмеялся, все также противно, но уже с меньшим напряжением.
– Я не шучу, – напомнил Вильгельм и скрестил руки перед грудью. – Рассказывай.
Лейман хмыкнул, залез в карман куртки, которую решил не снимать, и вытащил два браслета. Браслеты тонкие, похожи ена человеческий волос, на который нанизаны маленькие, похожие на росинки,
