силами. – Ты должен был заселить Планету видом «Человек разумный»! Где он?
– А это ответ на обстоятельства.
– И что теперь?
– Сначала Планета в порядке будет, а потом и люди появятся.
– Поддерживаю! – подхватил Норрис .
– А ты что? Спаиваешь? Он еще, наверное, по возрасту, не должен был даже Академию закончить, – процедил Ванрав. Он, казалось, на грани, мог сорваться, накричать, превысить полномочия, но оставался словно выдолбленным из камня – недвижимым, прямым и непробиваемым.
Вильгельм же, стоило ему услышать слова Ванрава, вздрогнул и опустил голову.
– Вы должны предоставить полный план действий на ближайшие годы. Считайте сами, сколько это будет в переводе на годы Планеты, – будто считывал Ванрав, не моргая. – Вы должны предоставить слепки, списки, примеры ДНК и документы, которые вы, конечно, обязательно восстановите. Иначе Альбион наложит санкции на твой, Эльгендорф, проект. И твои «динозавры» могут засчитаться за вид, Эльгендорф. И твой неуспех засчитается как настоящий.
– Я все услышал, – прошипел Вильгельм, не поднимая головы. – Ты закончил?
– Закончил, – согласился Ванрав.
– Тогда прощай, – сказал Вильгельм и толкнул Связистор со стола. Ванрав с экрана успел только пискнуть, как механизм с грохотом свалился.
Норрис подарил другу несколько минут тишины. Он не тронул Вильгельма, когда тот дрожал и кусал губы, не окликнул, когда схватился за волосы и потянул, словно хотел вырвать с корнями, не решился даже попросить успокоиться. Норрис дождался, пока прежний Вильгельм вернется, а потом тихо, чтобы не оглушить, сказал:
– Забудь. Недолго же просиживает задницу в Академском кресле, а столько гонора, будто и в самом деле что-то из себя представляет.
Вильгельм с грустью посмотрел на разбитый Связистор. В Почитателе не осталось уже силы – только опустошающая печаль.
– Связистор бы починить. А то вдруг Джуди звонить будет?
Вдали проорал хищный динозавр. Ему ответила подружка, видимо, голодная. Их рев перекрыл порыв ветра, пощекотавший кроны деревьев.
– Как думаешь, что нас ждет в будущем, Вельги?
– Не знаю, я же не провидец, – вздохнул Вильгельм. Он боялся размышлять о будущем. Оно было призрачным, каждый день могло измениться.
Вильгельм мечтал о мире подобном тому, что он прочитал в «Путях частиц или становлении Наплектикуса» и надеялся, что сможет этого достичь. Что станет хорошим Почитателем. Каждый день он совершал обход по окрестностям, следил, делал записи и заполнял отчеты. Вильгельм не был бездельником, просто работать без постоянного надзора Альянса спокойнее.
Друзья сидели в темно-коричневых костюмах, подставляя лица Солнцу, которое медленно двигалось в объятия туч. Воздух остыл.
– Починишь? – спросил Вильгельм, кивнув в сторону Связистора.
Норрис был лучшим во всем Альбионе механиком. В его комнате на Шаттле куча книг: «Механика Плоти», «Механизм и механизмия», «Великие механики и их механизмы», «Механизмы для работы механизмов» и другие. Норрис мог из груды запчастей сделать Связистор. В подвале их дома валялись роботы, которых Херц собрал из обрубков их корабля. Но ничего делать роботы не могли – масло в корабле оказалось просроченным. Большой кусок корабля он переделал в маленький кораблик, на котором они совершали облеты. Помимо механики Херц увлекался музыкой и иногда, только в кругу Вильгельма, флористикой.
– Соберу. Конечно, соберу.
Небо окрасилось красным. Шумели деревья и папоротники.
– Но все-таки, почему динозавры, Вельги?
Почитатель хмыкнул.
–За все хорошее, что мне сделали. Понимаешь?
Конечно, Норрис понимал.
Вокруг летали трупные мухи. Воздух был сладковатым из-за разлагающейся плоти, из хижин пахло травами, которыми пытались залечить раны. Озера стояли в деревне, спрятанной в лесу. Вода была смертельной, ядовитой, отравленной такими же людьми, жившими за много миль. Людьми, которые даже не увидят смерти, забравшей земли в свои владения.
Жертвоприношения богу земледелия не помогли, кровь принесенного в жертву мальчика, оросившая подножье идола, только разозлили бога. Сильные засухи погубили почти весь урожай, и люди, обезумевшие от мыслей о голодной смерти, принесли в жертву еще одного мальчика, которого сбросили в колодец в надежде, что бог дождя все-таки подарит желанную влагу. Но боги отвернулись от людей. Вместо обещанной благодати пришло наводнение. Воды реки, что текла у селения, вышли из берегов, а влага принесла с собой яд из верхних притоков. Смерть пришла за людьми.
Маленькая девочка вышла из дома, держа в тонких руках небольшую емкость, выструганную из куска дерева почившим отцом. Он лежал с другими жителями деревни, ожидая погребения в саркофагах, над ними вились тучи трупных мух.
Малышка шла мимо. Мертвые не пугали – дети, столкнувшиеся со смертью, растут быстро. Тэкэле три, но она уже знала, что отец и мать не вернутся. Она перешагивала через змей, смотрела на плачущих жен и матерей, оплакивавших погибших. Тэкэла помнила семью, ушедшую за неделю. Она знала, что каждая женщина молится, надеется, что смертельная хворь обойдет стороной, но понимала, что никто не услышит. Люди брошены, оставлены Создателем. Ему нет дела до своих творений.
– Тэкэла, тебе не нужно быть здесь, – кашляла сидевшая на пороге своей хибары старушка Гэлилэхи, закрывала рот ладонью и вытирала кровавый след о юбку. – Иди домой, побудь с сестрой.
Девочка от страха и смирения почти забыла, как разговаривать, но все понимала. Она продолжила идти вперед, к воде. Сестре нужно готовить еду. Сестре нужно помочь.
Маленький, почти высохший, но безопасный ручеек, который успели перегородить бревнами, окружили дети. Изъеденные слепнями, исцарапанные, измученные, они черпали воду ладонями. Пока два мальчишки отвешивали друг другу тумаки, Тэкэла подставила чашу. На обратной дороге старушки Гэлилэхи она не увидела.
Боги гневаются, говорили в деревне. Боги наслали погибель на людей, потому что люди вели себя недостойно творений великих богов. Боги наслали смерть, и смерть являлась в разных обличиях. Поговаривали, что с севера пришли монстры, по ночам пожиравшие детей, что в водах реки поселился змей, заглатывавший любого, кто посмеет подойти к ядовитой реке. Говорили, что захватчики на севере отравили реку, чтобы люди, жившие вниз по течению, не смогли справиться с иноземной болезнью.
Смерть дышала в спину. Боги гневались. Жизнь в жилах людей остывала.
В доме Тэкэлы пусто. На месте кроватей валялись гнилые овощи, у потухшего костра растекалось красное пятно. Малышка поставила воду на пол, вышла за дом, громко хлюпая босыми ногами по разжиженной почве, что недавно кормила их, а сейчас – уносила жизни.
Сестра лежала за домом, обняв накидку. Лицо ее перекошено гримасой боли, над головой вились первые жирные мухи.
Через несколько дней деревня опустела, ни один звук не нарушал торжества смерти. Несколько оставшихся в живых людей ютились вокруг костра и возносили последние молитвы богам. И тут Тэкэла сидевшая чуть в отдалении услышала вой
